Но откуда же мне — слабому и немощному — взять сил для сего? Оттуда, откуда почерпал их и святый Тимофей. Не неради, пишет ему святый апостол Павел, о даровании, живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священничества (1 Тим. 4, 14).

Верую и исповедую, что, по слову святого Апостола, не довольны есмы от себе помыслити, что, яко от себе, но довольство наше от Бога (2 Кор. 3, 5); что благоуспешность в прохождении служения зависит не столько от человеческих сил и достоинств, сколько от силы Божией, которая и в немощи совершается (2 Кор. 12, 9).

Вем и истинно известен есмь, яко несмь достоин к толикой тайне архиерейства приступити, но нем воистину и верую от всего сердца и усты исповедую, яко силен есть Господь мя удостоити сего (из молитвы св. Амвросия Медиоланского).

Верую и исповедую, что возложением святительских рук ваших будет и мне сообщена благодать Божия, которая уврачует мою немощь и восполнит мою скудость.

О сем молю вы, святитилие Божии, да молитвы ваши соделают мене искусным пред Богом, делателем непостыдным, право правящим слово истины (2 Тим. 15).

Уповаю также, что руководитель и покровитель мой владыка Флавиан и впредь не оставит меня своей любовию, своими мудрыми и опытными советами и отеческими указаниями.

Уповая на все сие, я и не отметаю ныне благодати епископства и дерзаю глаголати Вашему Святейшеству: се раб Господень: буди мне по глаголу вашему!

На следующий день в Троицком соборе Александро-Невской лавры была совершена хиротония архимандрита Тихона во епископа Люблинского. Преосвященный Тихон, самый юный из современных ему иерархов Русской Церкви, уготовил себе «постоянное умирание от забот, трудов и печалей». Он задержался еще на неделю в Петербурге, чтобы принять участие в посвящении во епископа архимандрита Вениамина (Муратовского). Спустя три десятилетия архиепископ Вениамин (Муратовский), став одним из главарей обновленческого раскола, позорно подпишет постановление о лишении томящегося в тюрьме патриарха Тихона сана и монашества.

Епископ Тихон понимал нужды своего разноплеменного края, умел смягчить противоречия между польским и русским населением, содействовал умиротворению народа и добровольному, желанному переходу униатов в лоно Русской Церкви. Многие римо-католики доброжелательно отзывались о новом православном епископе, видя в нем «архиерея, примиряющего и объединяющего всех не мерами прещения и угрозами, а благодатным зовом доброго сердца, рукою помощи и счастья».

Архимандрит Евлогий[7], назначенный ректором Холмской духовной семинарии, вспоминал:

«Епископ Тихон, добрый, веселый, приветливый, встретил меня радушно.

— Я так вам рад…

Завязалась беседа, мы хорошо поговорили. Я почувствовал себя в той братской атмосфере, в которой нет и тени покровительственной ласки. Я понял, что всякую официальность в отношениях, к которым я привык во Владимире[8], надо отбросить и к моему новому начальству относиться попросту, с открытой душой… Милый и обаятельный, он всегда был желанным гостем, всех располагал к себе, оживлял любое собрание, в его обществе всем было весело, приятно, легко».

За десять месяцев своего епископства в Холмской Руси владыка Тихон посетил 110 монастырей и сельских приходов и в каждой церкви служил — где всенощную, где литургию, где молебен с крестным ходом вокруг храма. Народ в селах толпился возле него, благодарил, «що прыихалы подывитыся на нас, помолитыся з нами, благословиты нас».

Но владыка умел быть и твердым, требовательным. Ревизуя привислинские монастыри, он нашел в одном из них, при станции Лесная Полесской железной дороги, отсутствие всякой отчетности и полный произвол графини-игуменьи в распоряжении монастырским добром, о чем Преосвященный Тихон заявил своему архиепископу. Когда об этом доложили графине-игуменье, она, воспылав гневом, помчалась в Петербург к влиятельным знакомым требовать управы на молодого епископа. Святейший Синод решил не портить отношений с высокопоставленной игуменьей, тем более что почитавший владыку Тихона за своего духовного сына архиепископ Флавиан покинул Холмско-Варшавскую епархию[9], и 14 сентября 1898 года государем императором был утвержден доклад о бытии «викарию Холмско-Варшавской епархии, Преосвященному Люблинскому Тихону — епископом Алеутским и Аляскинским».

Жители Холмской Руси уже успели сродниться со своим православным епископом, и, когда до них дошла весть о расставании, по словам эконома Холмской семинарии диакона Владимира Очередко, «весь край пришел в смятение и обильно проливал слезы разлуки с любимым архипастырем». Народ недоумевал: зачем берут из края епископа, для которого невозможно найти заместителя, равного ему по опытности и знанию местных условий?

Прощание с владыкой сопровождалось трогательными картинами выражения скорби со стороны паствы. Храмы, где совершал службы Преосвященный Тихон по получении известия о перемещении, переполнялись плачущими богомольцами. Бедняки ходили смущенные, что отнимается их кормилец. Даже евреи недоумевали, зачем берут из Холма такого хорошего архиерея.

Когда настало воскресенье 11 октября, люди всякого возраста, звания, состояния и положения усеяли святую холмскую гору вокруг кафедрального собора. Они представляли из себя не блуждающих без пастыря овец, а сплоченное стадо Христово, скорбевшее о разлуке со своим пастырем. Владыка Тихон служил в этот день последнюю литургию на Холмской земле, в конце которой обратился к богомольцам с прощальной речью:

— Ровно год тому назад в сей самый день было совершено мною последнее богослужение в семинарском храме, я уезжал из Холма для того, чтобы, восприяв благодать архиерейства, возвратиться сюда же. По человеческим соображениям, казалось, что я долгое время буду иметь утешение жить во граде, любезном мне, и трудиться с людьми, мне ведомыми и желанными. Ничто не предвещало скорого отшествия моего отсюда. Но Господь судил иначе. Ныне совершаю последнее богослужение в сем святом храме, и один Бог ведает, придется ли когда-нибудь мне быть здесь и видеть вас. Покоряясь воле Божией, изреченной через высшее начальство, иду ныне от вас в страну далекую к людям, мне неведомым, и вас покидая, может быть, навсегда.

Итак, прости ты, святой храм мой кафедральный, прости и ты, драгоценное сокровище храма, кивот Нового Завета, чудотворная икона Богоматери; здесь приносил я молитвы Всевышнему о пастве моей и о своем недостоинстве, здесь утешался молениями и песнопениями, здесь пред иконою Богоматери изливал свои радости и скорби, здесь находил подкрепление и обличение. О Пречистая Владычица Богомати! Пробави милость Твою ведущим Тя, но и не ведущим и не ищущим Тя явлена буди. Рассеянныя собери, заблудшия на путь правый настави. Буди града и страны сея всемощною Заступницею и скорою ходатаицею. Даруй всем вся по коегождо потребе.

Прости и ты, гора святая, и град Холм, на верху горы стоящий, прости и ты, многострадальная и многопечальная Холмская Русь. К вам я привязался и с вами сроднился за шесть лет пребывания здесь. Потщуся и по исходе своем отсюда память о вас творити, наипаче же молити о том, да высится все больше и больше гора сия и храм на ней стоящий, да устремляются люди, и да текут языцы к сему свещнику, да приидет сюда Царство Христово, царство правды, мира и любви, да раскуются здесь мечи на орала и копья на серпы.

Простите вы, духовные отцы, пастыри, сомолитвенники и соработники мои. В вас я находил в своем делании помощь и совет, вы радовали меня и утешали своим усердием к делу и покорностью высшему водительству. И в предняя не ослабевайте в ревности и бдении о душах и в преданности святительскому сану, образы бывайте стаду словом, житием, любовию, верою, чистотою, духом.