Инцидент приводится для того, чтобы проиллюстрировать экстремизм Бормана. По иронии судьбы, это качество оказалось гибельным для самих нацистов. Если Гитлер хотел преуспевать долгое время, то ему нужен был близкий советник, который мог управлять, по крайней мере, сдерживать радикализм. Хотя такого советника терпели бы не всегда, он мог бы склонить фюрера к отказу от жестокости по отношению к «низшим» народам и затормозить немедленное осуществление расовых и религиозных идей нацистов. Такие подходы лишь провоцировали сопротивление, расточали человеческие ресурсы, которые с пользой можно было применить в другом месте. Что весьма важно, имелись серьезные изъяны в военном положении нацистской Германии накануне начала плана «Барбаросса», которые угрожали шансам операции на успех.

Ни экономика Германии, ни вооруженные силы не были готовы к длительной войне. Великобритания по-прежнему не сдавалась, в июне люфтваффе были выведены из воздушной войны для подготовки к вторжению в Россию. Королевский военно-морской флот оставался сильным и боеспособным. Большое количество оружия поступило в Великобританию из нейтральных Соединенных Штатов.

Операция «Наказание» — нападение нацистов на Югославию — задержала начало осуществления плана «Барбаросса»; четыре недели хорошей погоды, единственное время, когда тактика блицкрига была эффективной, были потеряны. Атакуя своего союзника — Россию, немцам предстояло иметь дело с населением, численность которого в три раза превышала их собственное.

И вот теперь, завоевав столько много малой ценой, Гитлер мог отказаться от концепции «жизненного пространства для немцев на Востоке и отложить ее на более благоприятное время.

От Бормана, конечно же, такого совета не последовало. Бывший артиллерист, не видевший ни одного боя в первую мировую войну, он не разбирался в глобальной военной стратегии. Бывший управляющий имением и руководитель партийного «Фонда пособий» слабо разбирался в потребностях экономики, необходимых для ведения мировой войны. Бюрократ, полностью занятый внутренними делами нацистской партии, никогда не выезжавший в оккупированные нацистами страны, не мог понять, что даже те русские, которые ненавидели коммунизм, окажут сопротивление жестоким захватчикам своей родины.

Борман понимал одну вещь: фюрер всегда прав. Во время обеда 20 июня 1941 года новый руководитель партийной канцелярии нашел его в созерцательном настроении. И тогда Борман сказал Гитлеру: «Вы обременены большими войнами, именно сейчас успешное завершение этой великой кампании зависит от вас одного. Провидение выбрало вас своим орудием для определения будущего всего мира. Никто не знает лучше меня, что вы посвятили этой задаче всего себя, что вы изучили все мыслимые детали этой проблемы. Я убежден, что вы спланировали все тщательно и что ваша великая миссия, конечно же, будет успешной».

22 июня, за три часа до восхода солнца, на длинной границе, разделяющей нацистскую Германию и советскую Россию, началась «великая миссия». Более трех миллионов немецких солдат двинулись на восток, в бескрайние просторы России: группа армий «Норд» к Ленинграду, группа армий «Центр» на Москву, и группа армий «Юг» в направлении Украины и Северного Кавказа.

У Сталина не было никаких планов отражения агрессии, несмотря на многочисленные сообщения о намерениях Гитлера. Красная Армия, оставшаяся после чистки, проведенной Сталиным по политическим мотивам, без своих лучших генералов и занятая рутинными учениями на границе, была разгромлена внезапным нападением немцев.

Генерал Франц Гальдер, начальник генерального штаба армии, самонадеянно рассчитывал войти в Москву в августе. 3 июля он записал в своем дневнике: «Уже сейчас можно сказать, что цель по разгрому ядра русской армии по эту сторону Двины и Днепра достигнута… Таким образом, можно без всякого преувеличения сказать, что победа в русской кампании может быть достигнута в течение двух недель».

По мере того как продвижение немцев шло по плану, в германских войсках царили приподнятое настроение и оптимизм. К 8 июля генерал Гальдер полагал, что настало время начать приготовления к расквартировыванию немецких войск в России на зиму, но уже как оккупационных, а не боевых войск.

14 июля сам Гитлер почувствовал, что «военное правление Европой после покорения России позволит существенно сократить численность армии».

Фюрер, по свидетельствам разных источников, отдавая приказ к нападению, был совершенно прав, как и всегда, когда он принимал свои другие главные решения. К 16 июля германские войска захватили Смоленск; он находился в 450 милях от их начального пункта наступления и в 200 милях от Москвы. В этот день Гитлер созвал совещание, чтобы изложить свои взгляды относительно России. Не было никакого сомнения в том, что Россия будет покорена. Вопрос был в том, как ей будут управлять после того, как она станет частью империи нацистов.

Совещание проходило в личном поезде фюрера вблизи его нового полевого штаба «Вольфс-шанце» («Волчье логово») под Растенбургом в Восточной Пруссии. «Волчье логово» было спрятано в темном лесу в одной из наиболее отдаленных частей рейха. Его здания были похожи на альпийские шале, находившиеся под защитой тяжелых зенитных батарей и тройного кольца охраны СС. Ощущение нереальности пропитывало эту мрачную крепость, отрезанную от внешнего мира.

Борман присутствовал на этом совещании, на которое Гитлер также пригласил Розенберга, Кейтеля, Геринга и Ганса Генриха Ламмерса, начальника канцелярии рейха. Совещание длилось с трех до восьми часов пополудни, но взгляды Гитлера можно суммировать в нескольких минутах, что и сделал Борман:

«Несмотря на то, что цели и методы Германии следует скрывать от всего мира, все необходимые меры — расстрел, изгнание и т. д. — мы предпримем и сможем предпринять в любом случае. Повестка дня следующая:

во-первых: завоевание,

во-вторых: управление,

в-третьих: эксплуатация».

Некоторые из «необходимых мер» уже были предприняты боевыми отделами СС, следовавшими за передовыми частями немецкой армии. Боевая группа Д под командованием доктора Отто Олендорфа, имевшего ученые степени по экономике и праву, действовала в южном секторе. В первый год своей деятельности группа Д арестовала и расстреляла около 90 000 мужчин, женщин и детей. Большинство их жертв были евреями. Такой новый тип ведения войны был настолько ужасным, что оказывал угнетающий эффект на исполнителей. В конце концов, после одного из массовых расстрелов в Минске, генерал СС фон дем Бах-Зелевски попросил Гиммлера посмотреть в глаза членам боевой группы, чтобы увидеть, насколько у них расшатаны нервы: «Эти люди будут страдать нервными заболеваниями весь остаток своей жизни. Мы выращиваем невротиков или безумцев».

После этого Гиммлер сказал собравшимся коммандос, что он понимает, какими отвратительными были их обязанности, но это была необходимость, которая не должна повлиять на их сознание. «Жук или крыса имеют право на жизнь, — разъяснял рейхсфюрер СС, — так как и чертополох имеет право расти. Но люди все же истребляют паразитов и уничтожают чертополох. Делается это с целью самозащиты, чтобы животные не убивали людей, а чертополох не уничтожал урожай».

Убийства продолжались. Руководство армии, как и было приказано, не вмешивалось в происходящее и инструктировало своих солдат «не наблюдать за подобными процедурами», а также запретило «распространение фотографий и сообщений о таких случаях». Один нацист-ветеран нашел массовые расстрелы настолько жуткими, что стал протестовать. Им был Вильгельм Кубе, окружной уполномоченный по Белоруссии. Кубе был старым антисемитом и устанавливал кровавый порядок наци в 1923 году. В 1936 году он попал в немилость после того, как написал анонимное письмо председателю партийного суда Вальтеру Буху, намекая, что жена Буха отчасти была еврейкой. Фрау Бух была бабушкой детей Мартина Бормана, и Кубе на короткое время оказался в концлагере. Потом он был реабилитирован Гиммлером, но даже такой лояльный нацист, как Кубе, был потрясен массовыми убийствами, проводимыми боевыми отрядами СС в его округе. «Такими методами мы не добьемся мира и порядка в Белоруссии», — писал он своему начальнику Генриху Лозе, уполномоченному рейха по восточным территориям. «Закапывать серьезно раненных, но еще живых людей, выползающих из своих могил, является бесконечной картиной гнусности, о которой должно быть сообщено рейхсмаршалу (Герингу)».