Когда Бурвиль вышел на сцену, между ним и зрителями как бы пробежал электрический ток... Он видит поднятые к нему улыбающиеся лица людей, ожидающих, чтобы он их смешил. Своего рода опьянение, охватывавшее мальчика, когда он веселил школьных товарищей, потребность развеселить берет верх. Он забывает про указания режиссера, перевирает текст, что-то придумывает на ходу, отдается своему бесу... и торжествует победу. .

После того как он исполнил главную роль в оперетте

"Магараджа", он пробует силы в театре на Бульварах, и в том же году снимается в нашумевшем фильме - remake* -"Избранник мадам Гюссон" Марселя Паньоля.

(Повторная постановка (англ.).)

Все идет хорошо. Он сохранил признание публики, которая ему так дорога, и закрепил первый успех. Он уже больше не "звезда"-однодневка, о которой много говорят, но забудут, может быть, через год-другой. Он становится одной из

крупных величин театрального мира. Из тех, кто держится долго... Теперь он прекрасно зарабатывает, живет на

проспекте Ньель. Он может быть доволен. И все же...

И все же его не оставляет чувство тревоги. Огромный успех "Магараджи" закрепил за ним славу комика в грубом фарсе. Когда зрители заливаются смехом, это, как известно, приносит самое большое удовлетворение, какое только может приносить профессия комического актера. Кстати, это объясняет, почему он и по сей день выступает в пустых опереттах, которые даже шокируют многих его почитателей. Свою потребность смешить публику Бурвиль удовлетворил. Но как актер он ею не

исчерпывается.

Он отдает себе отчет, что не только не совершенствовал свое искусство, но и, более того, что его эстрадные выступления в начале карьеры были намного лучше. А здравомыслие подсказывает ему, что актер, который перестал совершенствоваться, со временем неизбежно исчерпает себя.

"Впрочем, у нас есть точный показатель - телефон... Если он звонит реже, надо бить тревогу"...

Телефон у него по-прежнему занят. Но лучше не дожидаться... Размышления - решение. Из размышлений рождается идея парного выступления с актером совершенно другого плана. Позже партнером Бурвиля в кино станет Жан Марэ. Пока что им является Жорж Гетари, модный эстрадный певец тех лет.

Самое трудное: победить себя

Теперь общеизвестно, что Бурвиль пять лет с триумфом выступал в Париже, а затем - по всей Франции с эстрадной программой "Дорога цветов". Но мне кажется, полезно задуматься над тем, что, когда он пускался на подобную авантюру, у него было мало шансов на выигрыш - ведь состязание с Гетари, идолом модной песни (несмотря на доброе согласие между двумя актерами, парное выступление -особенно, если выступаешь в паре с таким блестящим партнером, - всегда состязание), было смелостью, даже вызовом.

Если бы Бурвилю было присуще тщеславие, как тем актерам, которые терпеть не могут, когда их реплики короче реплик партнера, он не пошел бы на этот опасный эксперимент. Но Бурвиль не тщеславен, а горд. Разумеется, ему хочется добиваться победы, но только прочной и бесспорной. Выступая в роли второго плана, Бурвиль так блестяще заявил о себе, что затмил Жоржа Гетари или, уважая скромность Бурвиля, Скажем, добился триумфа вместе с ним и окончательно стал звездой на небосклоне зрелищ. И этот же 1951 год знаменателен для Бурвиля тем, что он снимается в фильме режиссера Бромберже "Один в Париже", впервые пробуя силы в жанре драматического реализма.

Однако нельзя думать, что Бурвиль все время расширяет актерский диапазон лишь ради стремления прочно и надежно завоевать свою публику. Заботясь об этом, он, реалист, заботится о самом важном для актера - о совершенствовании своего мастерства.

Чего добивается Бурвиль? Он стремится выйти за рамки своего амплуа комического актера, в котором уже добился успеха. Когда в некоторых спектаклях от него требуют вульгарности, он впадает в отчаяние, но... соглашается. Например, выступая в комедии положений, не

соответствующей его актерскому темпераменту. Потому что вначале он был вынужден идти на уступки, чтобы в дальнейшем добиться права выбирать. Всем актерам приходится смиряться с такого рода навязываемыми им требованиями, пока они, в свою очередь, не смогут навязывать собственные, то есть выбирать свои роли или влиять на их выбор. Все происходит примерно по следующей схеме, и избежать этого не удается почти ни одному актеру-дебютанту: в начале карьеры он беспрекословно принимает предложения, радуясь любому, а добившись успеха, становится пленником амплуа, как правило, лишаясь возможности полностью выявить свои способности. Тем более что продюсерам и режиссерам легко убедить его, что он не должен меняться -этого, мол, требует ее величество публика. Многим актерам так и не удается выйти за рамки своего первого амплуа, что неизбежно приводит их к краху - ведь святейшей публике быстро приедается ее нежно любимый кумир, до чего, впрочем, и дела нет торговцам зрелищами - им ничего не стоит найти взамен нового идола, выжать его как лимон и бросить. Единственный способ избежать столь плачевного итога - с самого начала обратить на себя внимание, и если амплуа не приносит тебе полного удовлетворения, добиться у публики такой верной любви, чтобы она со временем согласилась видеть, как ее кумир изменяется.

Для этого нужно обладать здравым умом, который не позволит успеху опьянить себя, энергией для борьбы с администрацией театра.

В 1945-1950 годы Бурвиль так прочно ассоциировался с амплуа фарсового комика, что публика наверняка не пожелала бы видеть его в другом. У нее создалось весьма превратное представление о возможностях этого актера, и в те годы вполне можно было думать, что он быстро сойдет со сцены. Бурвиль должен был окончательно завоевать свою публику -медленно, но верно. Добиться, чтобы между ними установилась взаимная симпатия, даже дружба, чтобы он стал ей своим, близким, чтобы публика всегда принимала его хорошо. Независимо от амплуа.

Я не говорю, что им руководит сознательный расчет. Но именно потому, что он "сжился" со своей публикой, чувствует ее, потому, что он постоянно в контакте с нею, Бурвиль инстинктивно идет по этому пути. В первое время он заставляет полюбить себя, соглашаясь на компромиссы. Но при этом, руководствуясь профессиональной

требовательностью, он терпеливо и упорно стремится изменить положение. Если сначала он становится тем Бурвилем, которого обожают, хотя и недооценивают, то со временем он покажет все, на что способен. Разумеется, это схема и она лишь приблизительно передает, что движет актером, который в действительности вовсе не такой уж Макиавелли, чтобы вести точный учет своих возможностей. Говоря, что Бурвиль соглашается на некоторые компромиссы с намерением в один прекрасный день показать, чего он стоит, я искажаю истину, в том смысле, что выдаю за сознательные намерения подспудное желание делать что-то иное, стремиться к большему.

В этом смысле примечательна его реакция на предложенную Бромберже роль в фильме драматического плана. Сначала он отказался наотрез. Трезвый человек сказал бы себе: "Я еще не сошел с ума, зачем мне мучиться над ролью, с которой я могу не справиться, тогда как сейчас все идет гладко . А человек скромный: "С чего тебе взбрело в голову, что ты способен быть и хорошим драматическим актером. Брось-ка такие претензии!"

Бурвиль же, отклонив предложение Бромберже, продолжает над ним думать. Потому что в нем заговорил искушающий голос художника, который не удовлетворяется достигнутым. А проба сил в драматическом жанре для него давнее искушение.

Впрочем, это искушение тайное, так как он не решается ни признаваться в нем кому бы то ни было, ни отдаться ему. Даже теперь на мой вопрос, мечтал ли он о драматической роли до предложения Бромберже, Бурвиль отвечает решительно: "Нет, у меня для этого не было оснований". И объясняет мне, что "все обошлось благополучно, но, ступая на этот путь, я мог бы утратить то, что имел". И еще сегодня он словно удивляется, как он пошел на такой риск, потому что, в конце концов, это было глупо. Да, но...