Дальнейшее вспоминалось смутно. Кажется, Конану удалось выбить кривые мечи из рук Хранителя. Тогда Рогар подобрал булаву и, яростно вопя: «Оmm-olu!», запустил ею в противника. Киммериец не смог отбить шестопер, тот саданул его в левое плечо и сбил с ног.

Страж кальпаврикши устремился к пальме. Крылатые соглядатаи возмущенно загалдели, снижаясь: очевидно, подобное отступление не предусматривалось правилами. Впрочем, киммерийцу дела не было до черных птиц — он вскочил и бросился вслед за бароном, сжимая в руке меч. Рогар был возле самого дерева, когда варвар настиг его. Хранитель был безоружен; он оглянулся, оскалив зубы в жуткой гримасе, и тогда Конан ударил в эти зубы кулаком, сжимавшим рукоять меча, ударил так, что тауранец отлетел на пару шагов и стукнулся затылком о волосатый ствол.

И тут что-то садануло киммерийца по темени, и перед глазами поплыли огненные круги. Потом перед ним оказался по пояс голый жрец в черном дхоти. Видно, прошло какое-то время, и Конан уже сидел, прислонившись спиной к стволу, потому что видел горбоносого снизу. На широком землисто-буром лице жреца лежала печать мутного равнодушия, словно у каменного изваяния. Волосы были цвета жухлой осоки, тощую шею украшала гирлянда маленьких черепов, вырезанных из сандалового дерева. Витой посох служителя Хали тоже венчал череп, настоящий, принадлежавший некогда человеку, с выкрашенными охрой зубами и зелеными камешками, вставленными в провалы глазниц.

— Ты победил, — проскрипел жрец по-вендийски. — Золотой Плод сорван. Ты будешь Хранителем кальпаврикши, пока не созреет новый или кто-нибудь тебя не убьет. Omm-olu Kru singh!

Краем глаза киммериец заметил, как еще двое в черных дхоти тащат поверженного барона к тропинке, ведущей из котловины. Косматая голова тауранца безвольно моталась, длинные волосы подметали землю. Прикончил ли его роковой удар, или слуги Богини Смерти просто решили наказать Стража, нарушившего правила поединка? Это навсегда осталось тайной.

Жрец бросил на колени варвара Золотой Плод. Конан потянулся было к мечу, но горбоносый вытянул вперед тощую руку, что-то пробормотал, и мир снова погрузился во тьму.

Когда Конан пришел в себя, рядом никого не было. Осмотрев котловину, варвар не обнаружил никаких следов, дом Хранителя был пуст, а возле ног статуи Богини Смерти аккуратно лежали кривые мечи, булава, крылатый шлем, желтая одежда и доспехи с золотыми пластинками. Все это, как видно, предназначалось ему, новому Стражу пожелайдерева.

Немного поразмыслив, киммериец пришел к следующим умозаключениям. Во-первых: никогда не стоит пить вино, приготовленное из красной лианы. Оно развязывает язык и заставляет болтать лишнее. Например, подсказывать здравые идеи человеку, которому знать о них вовсе не следует. Во-вторых: Золотой Плод, с виду маленький и невзрачный, может причинить серьезные неприятности, угодив кому-нибудь в голову. И наконец в-третьих: ему вовсе не хочется десять лет кормить лесных клопов и не стричь волосы.

Тут намечалось два выхода. Можно было немедленно проглотить орех и потребовать у грудастой Хали свободы. Но тогда предстояло вернуться к Жазмине с пустыми руками. Это уязвляло гордость киммерийца. Сейчас, когда хмельные пары лиановой настойки выветрились, он рассудил, что Деви навряд ли стала бы избавляться от него столь сложным способом. В конце концов он сам пришел в ее Дворец в Айодхьи, пришел один, ночью, практически доверив свою судьбу ее милости. И сам вызвался принести властительнице Вендии Плод Желаний.

Правда, Деви ничего не сказала ни о Страже, ни о том, чем обернется победа над ним. Не знала? Скорее, ей было ведомо, что уйти с горы Дейгин можно, даже одолев Хранителя.

А следовательно, стоило поискать способ это сделать. Подобрав свой лук, варвар осмотрел небосклон. Птиц не видно. Он осторожно двинулся по тропинке, готовый к любым неожиданностям. Миновал узкую горловину, отделявшую котловину от джунглей, и углубился под сень деревьев.

Ровным счетом ничего не произошло. Яркие бабочки вились между ветвей, звенели цикады, где-то вдали протяжно протрубил слон. Тропинка бежала вниз через заросли бамбука, перечных лиан, рододендронов и диких роз — алое, голубое, зеленое разноцветно придавали пейзажу вид праздничный и умиротворенный.

Вскоре впереди заблестела вода — показался берег реки. Конан увидел свою лодку, зачаленную возле сухого дерева с тремя вершинами — ориентира, по которому утром он признал со слов Деви начало тропинки, ведущей на гору Дейгин. Закинув лук за спину, варвар хмыкнул, шагнул вперед… и уперся лбом в шершавый ствол пожелайдерева.

Это было так неожиданно, что он даже не успел удивиться. Провел рукой по стволу, стряхивая жирных муравьев, только потом огляделся. Он стоял посреди котловины, многорукая Хали таращила свои деревянные глаза, оружие и доспехи у ее ног отбрасывали солнечные блики. Тень пальмы вытянулась до самого дома Хранителя: солнце уже клонилось к закату.

Конан молча зашагал к каменистому склону. Он решил попытать счастья, взобравшись наверх — будь что будет. Склон покрывал мелкий щебень, но карабкаться по нему было несложно, тем более для киммерийца, с детства привыкшего лазать по крутым скалам своей холодной родины.

До кромки откоса оставалась всего пара локтей, когда все поплыло у него перед глазами, и он почувствовал, что скользит на дно котловины, словно по гладкому стеклу.

Странное это было скольжение. Щебень и камни оставались недвижны, никакого оползня, и все же Конан оказался у подножия откоса, не успев даже перевести дыхание. Он повторил попытку еще в двух местах — с тем же результатом.

Присев на нагретый солнцем валун, варвар предался невеселым размышлениям. Похоже, слова Рогара подтверждались самым печальным образом, и перспектива провести десять лет по соседству с проклятой кальпаврикшей вырисовывалась все более отчетливо. Если, конечно, не поступиться гордостью и не проглотить золотой орех.

И тут новое соображение пришло киммерийцу на ум, заставив вскочить и вновь направиться вниз по тропинке. Рогар поминал, что жрецы заставляли его таскать воду и поливать корни пожелайдерева. Значит, он спускался к реке. Может быть, к берегу есть другой путь, не закрытый чарами? Если его просто стерегут — жрецы ли, черные птицы или иные существа — он найдет способ проложить себе дорогу!

Вытащив из заплечных ножен немедийский меч, Конан медленно двинулся по тропинке, внимательно осматривая заросли. Ни малейшей прогалины: колючие ветви кустарников плотно оплели лианы. Между корней растений поблескивала мутная жижа, в которой копошились белые черви и какие-то насекомые. Местность уже не казалась столь привлекательной, а бутоны диких роз алели в зарослях, словно капли крови.

Когда в просвете между ветвей вновь заблестела река, киммериец остановился. Он уже видел свою лодку. Еще шаг — и неведомая сила перенесет его к стволу ненавистной пальмы. Конан решил не пытать судьбу: после всех этих перемещений голова у него кружилась, а в желудке словно ворочался отвратительный сгусток холодной слизи.

Отступив шагов на десять, варвар обрушил меч на стену кустов. Он яростно орудовал клинком, как будто перед ним были не обычные растения, а сонмище мерзких чудовищ. Сок перечных лиан обжигал лицо, колючки рвали одежду и царапали кожу, но киммериец упрямо продвигался вперед, надеясь обойти невидимую преграду, закрывавшую тропинку, и спуститься к берегу в другом месте.

Вскоре живая стена расступилась, и он оказался на краю обширной поляны, заросшей высоким папоротником.

Прикинув, что река должна находиться по левую руку, Конан двинулся через это зеленое озеро, доходившее ему до груди. И тут же застыл, внимательно вглядываясь в извилистую полосу колеблющихся листьев впереди: кто-то или что-то пересекало поляну по направлению к сухому откосу, наверху которого темнела мрачная стена джунглей.

Неприятный запах коснулся его ноздрей. Так мог пахнуть живущий на помойке пес, внезапно искупавшейся в бочке с дешевыми благовониями. Запах казался знакомым, но не вызывал ни малейшего желания повстречаться со своим источником. Решив выждать, варвар пригнулся и принялся наблюдать из-за широких листьев папоротника.