Такой поворот дела Ранкорна вполне устраивал. Он ещё более укрепился в своих воззрениях, о чём писал в одной из статей в 1955 году: «Заметные движения полюсов, видимо, установлены, и, видимо, нет нужды предполагать заметные перемещения континентов, чтобы объяснить полученные до сих пор палеомагнитные результаты».

Но ещё требовалось избавиться от последних сомнений, прятавшихся в этом дважды употреблённом «видимо». Однако Ранкорн уже имел чёткий план проверки своих результатов, который должен был придать им гарантию надёжности. План этот был прост: провести палеомагнитные исследования в Северной Америке, а затем только по этим данным заново вычертить траекторию движения геомагнитного полюса. Ранкорн нисколько не сомневался, что она в точности совпадает с траекторией, составленной по европейским данным. Оттого в путь за океан отправился в самом превосходном расположении духа.

Траектории не совпали. Вернее, совпали лишь частично. Особенно большие расхождения между ними (до тридцати градусов по долготе) были в той части, которая показывала положение полюса пятьсот — двести двадцать пять миллионов лет назад, затем линии постепенно начинали сходиться, а в более близкую к современности эпоху сливались в одну. Ранкорн сразу понял: эти расхождения не могут быть случайными, и неточностью измерений их не объяснишь. Значит, ошибка в исходной посылке.

И он вынужден был признать — несовпадение кривых свидетельствует о том, что его представление о движении магнитного полюса относительно неподвижных материков не выдержало критики фактами. Объяснить расхождение траектории можно лишь в том случае, если предположить, что материки тоже не стояли на месте. «Разбегание» кривых на тридцать градусов по долготе особенно красноречиво. Оно показывает: Европа и Северная Америка раздвинулись на это расстояние уже после того, как древние породы, составляющие их кору, приобрели свою постоянную намагниченность. А более молодые ископаемые магниты появились на свет, когда разделение частично произошло или даже закончилось. Этим объясняется сперва сближение, а затем полное совпадение двух траекторий движения полюса.

Так неожиданно Ранкорн из противника мобилизма превратился в его горячего сторонника. И даже не просто сторонника, а в активного продолжателя идей Вегенера. Ибо метод, который он разработал на основе этого исследования, казался более достоверным, чем тот, которым руководствовался Блэкетт и его сотрудники. Ранкорн предложил и в дальнейшем составлять траектории движения полюсов по данным разных континентов, исходя вначале из представления о неподвижности материков, а затем по расхождениям траекторий делать выводы о дрейфе тех или иных областей суши.

В азартную «научную игру» включились магнитологи многих стран. В их числе были и советские учёные, вычертившие свои карты траектории перемещения геомагнитного полюса по данным ископаемых магнитов европейской части СССР, а затем Севера Сибири. Однако как только линий движения стало много, дать однозначное толкование их расхождениям оказалось трудно.

Лишь в отношении Австралии реконструкция, сделанная учеником Ранкорна Эдвардом Ирвингом, принесла интересные результаты. Впрочем, они получались не сразу и лишь при определённых допущениях. Поначалу палеомагнитологи на основании австралийских данных вычертили ещё одну кривую «вечного» перемещения магнитного полюса. Она вышла совсем на особицу — не похожа была на ту, что дали палеомагниты Европы и Северной Америки. Тогда решили применить обратный ход. Путь движения магнитного полюса определили по европейским и североамериканским данным. А затем положение Австралии в различные эпохи вычисляли, исходя из такого представления о местонахождении магнитного полюса. И картина вышла близкой к той, что изображал Вегенер! Получилось, что этот континент совершил движение по большому кругу в Южном полушарии. Начав дрейф примерно с нынешнего своего места, Австралия затем приблизилась к современной Антарктиде, оттуда двинулась к экватору, затем в обратную сторону — в высокие широты и через Южный географический полюс вернулась, наконец, в изначальные координаты.

В других случаях метод, предложенный Ранкорном, оказался неспособным однозначно прояснить пути континентов. Ведь участки суши перемещались по сложным траекториям да ещё и поворачивались под разными углами друг к другу.

Как мы помним, именно этого мнения придерживался зачинатель «геомагнитного бума» Патрик Блэкетт, утверждавший, что остров Великобритания не только дрейфовал с севера на юг, но и поворачивался на тридцать градусов. Он остался верен своим взглядам и в те годы, когда многие магнитологи мира увлекались идеей Ранкорна. Блэкетт всегда считал, что перемещение магнитных полюсов — сомнительная гипотеза. А траектории Ранкорна, составленные по данным Европы и Северной Америки, приведшие самого ньюкаслского профессора в стан мобилистов, были, по мнению Блэкетта, малоубедительными как раз потому, что в них видели свидетельство раздвига континентов по долготе, то есть в том направлении, по поводу которых сведения палеомагнитов наименее надёжны.

Лондонские магнитологи попытались по-иному использовать новую информацию. Они нанесли на карту мира наиболее важные и достоверные палеомагнитные данные для всех континентов, избрав опорные пункты вблизи центра каждого из них. Карта показывает, что все континенты движутся в северном направлении, проходя за миллионы лет от двадцати до девяноста километров. «Рекордсменом» представляется полуостров Индостан, преодолевший большее расстояние, чем все другие участки суши, — семь тысяч километров. Европа и Северная Америка, по данным лондонцев, как и остальные континенты, вот уже триста миллионов лет перемещаются к северу, однако при этом поворачиваются в противоположных направлениях. Следствием поворотов и стало появление на свет Атлантического океана.

Главные же достоинства этой карты, по мнению Блэкетта, таковы. Во-первых, она показала, что при истолковании новых данных можно обойтись без представления о дрейфе магнитных полюсов Земли. Во-вторых, она вполне определённо свидетельствовала, что истолковать всю полученную информацию только одним перемещением геомагнитных полюсов невозможно. А следовательно, в-третьих, что с какой позиции ни подходи к проблеме — всё равно убедишься: всю мозаику сведений, полученных от ископаемых магнитов, понять можно лишь в том случае, если будет принята идея дрейфа материков. Большего, считает Блэкетт, из современной палеомагнитной информации извлечь невозможно.

Конечно, этот вывод звучал куда менее эффектно, чем заверения Кейта Ранкорна, что ему удастся установить путь движения каждого участка суши. Зато он был более основателен и надёжен. Именно это подчёркивал Патрик Блэкетт, выступая в 1964 году на симпозиуме, посвящённом проблемам формирования лика Земли. Он говорил о том, что, по его глубокому убеждению, исследования палеомагнитологов совершенно однозначно ответили на «качественный вопрос»: дрейфовали ли материки? Уже не вызывает сомнений — дрейфовали. Остаётся лишь количественный вопрос: в какой мере дрейфовали и когда? Блэкетт высказал мнение, что и эта задача современной науке по силам: «Я думаю, что новые данные, приобретённые за последние десятилетия в области океанографии и магнетизма пород, послужат поддержкой данной проблемы и дадут количественное обоснование ранее сложившемуся качественному представлению». Иначе говоря, для дальнейшего продвижения к истине требуется помощь других наук. Столь кардинальная проблема может быть прояснена лишь общими усилиями учёных, работающих в различных областях познания.

Рождение новой концепции

Помните, дорогой читатель, во вступительной главе я предупреждал, что, если смотреть на наш научный сюжет глазами человека, привыкшего к строгости и красоте истории физики, сюжет этот покажется уродцем. Правда, тут же и пытался оправдаться: там «лошадь», здесь «верблюд», иная природа, иной «генный» набор. Но чем дальше движусь, тем более сам убеждаюсь, как тяжела это «верблюдность».