Я не помнил, как мы простились, как улетел его чудо-корабль — воспоминания увязли в тумане моих волнений и страха.
Боль и тоска пришли потом.
Я пришел в себя на том же берегу реки, где паслись наши лошади. Карманы мои оказались набиты золотом, а в дорожной сумке я обнаружил письмо, где было всего лишь три слова «Береги себя, друг». Только тогда я осознал, что больше не увижу Микеллу.
С той поры уж много воды утекло. Я много странствовал, но жизнь потеряла для меня прежние краски. Все казалось тусклым и унылым. В глубине сердца я надеялся, что в один прекрасный день Микелла вернется, чтобы найти ключ, однако он так и не появился.
Эта надежда до сих пор гложет меня, как наказание за то, что все время, проведенное вместе, я подло обманывал его, скрывая правду. Я слишком боялся, что Микелла покинет меня, наедине с убогими знаниями серых будней. Но он все равно улетел…
Читавший замолчал, опустив последнюю страницу на стол, и с недоумением уставился на дремлющего Майлза. Тот почувствовал взгляд, зашевелился, разминая затекшие ноги.
— Не смотрите на меня, Лафер, я все слышал — до самого последнего слова, — раздраженно буркнул Майлз, — Только, не обессудьте, ни черта не понял. Что вы ЭТИМ хотели сказать?
— Я прочитал вам историю. Правдивую, заметьте.
— Вздор! — фыркнул Майлз, — Вы хотите доказать, что инопланетяне существуют, и средневековый горе-фантаст знал о них больше, чем все наше ведомство разом взятое?
— Речь шла о расе — человеческой расе, друг мой Майлз. Расе, живущей в ином мире — под землей.
— Это еще больший вздор, чем инопланетный разум. Вы пугаете меня, Лафер.
— Но у меня есть ключ, — улыбнулся ученый.
— Какой ключ?
— Тот самый, о котором умолчал Орнео. Полагаю, этот зоркий малый всегда знал, где искать его. В том же тайнике он оставил свой манускрипт.
— Что толку с какой-то…
Майлз не договорил: слова застряли в горле, а шея вытянулась вперед навстречу зеленоватому продолговатому предмету, возникшему на ладони Лафера. Он никогда в жизни не видел ничего подобного.
— Это не малахит, — растерянно пробормотал он, не зная, что сказать.
— Взгляните на ваши часы, Майлз.
Доктор опустил взгляд на циферблат: часовая стрелка пошла в противоположную сторону. Мобильный пискнул, разряжаясь.
— О, она опять забрала энергию, — сообщил Лафер, чрезвычайно довольный этим событием. Майлз заметно побледнел и взволнованно запустил пятерню в курчавую шевелюру.
— Ключ… Ключ предполагает дверь, — рассуждал Майлз, — Где она?
— Ну, если в космос они смогли улететь, значит, остается один путь — глубоко-глубоко под водой.
Майлз смотрел на него и гадал, сошел ли тот с ума, или говорит всерьез. Внешне Лафер выглядел вполне здравым, чего нельзя было сказать о самой обстановке. Майлзу вдруг стало страшно.
— Вы уверены, что хотите открыть эту дверь?
— Иначе бы я вас не позвал.
— Думаете, нам будут рады?
Лафер не ответил. Да он и не слушал уже. Глаза его горели тем самым фанатичным огнем, который беспощадно сжигает на своем пути любые предрассудки, открывая дорогу истине, которую, может статься, пришла пора постичь.
Майлз же думал о том, что ни дай Бог, если это окажется правдой, как бы им не пришлось изобретать другой ключ, чтобы замкнуть этот ящик Пандоры с другой стороны.
И каждый был по-своему прав.
Что не дала тебе при жизни…
Наступил день, а точнее вечер, когда в переполненную чашу воды упала та самая последняя капля. Нозоми разбудила дочь, закинула за плечо наспех собранный рюкзак и покинула дом.
Улица встретила темнотой и ночной свежестью. Луна и звезды утонули в перине чернильных облаков и изредка показывали свой бледный лик сквозь прорехи в небесном полотне.
Саши хлюпала носом и вздрагивала от холода, однако не смела жаловаться. Нозоми захлестнуло чувство вины, и она наклонилась, чтобы поцеловать свою стойкую крошку.
— Ну, пойдем.
Маленькая ладошка скользнула в большую материнскую, и две женщины бодро зашагали к обочине дороги. Нозоми подняла руку, и уже через полминуты перед ними остановилось такси.
Саши первая нырнула на мягкие сидения салона и улыбнулась шоферу в снежно-белой рубашке. Тот приветливо кивнул девочке и вопросительно посмотрел на мать.
Нозоми открыла рюкзак, но спохватилась, вспомнив, что все документы остались в сумочке, которую она, конечно же, не взяла.
— Простите, у меня нет карты-схемы, — сказала она водителю.
Таксист нахмурил густые черные брови под козырьком и тяжело вздохнул.
— Однако если вы дадите мне карту города, я покажу, — Нозоми умоляюще сложила ладони на груди и улыбнулась самой лучезарной улыбкой. Водитель покачал головой, но смилостивился и протянул ей карту.
Нозоми долго не могла найти родительский дом. Город на карте казался ей знакомым и чужим одновременно. Но, в конце концов, она остановилась на одной точке и решительно ткнула в нее пальцем.
— Вот!
— Госпожа уверена? — с сомнением в голосе спросил водитель.
— Да, я хорошо знаю карты.
Она не лгала. Один хороший знакомый Нозоми работал таксистом и много рассказывал ей про город, показывая на карте разные места. В некоторых из них Нозоми была. О некоторых только слышала. И где-то, в одной из маленьких точек на карте — ее с дочерью ждала новая жизнь.
Маленькое такси проворно колесило по улицам ночного Токио, купавшихся в свете фонарей и неоновых вывесок. Минуя один район за другим, водитель наконец-то остановил машину возле одного из местных домов.
— Приехали, госпожа.
— Уже?
— Что, не туда? — хмуро спросил таксист, глядя на Нозоми с укором.
— Погодите!
Нозоми высунулась из окна и пробежала взглядом улицу. Окрестности казались знакомыми. Если она не ошибается, родители живут в паре кварталов отсюда.
— Все правильно! — Нозоми поспешила успокоить водителя, — Нужно проехать еще немного. Всего несколько домов.
Таксист молча завел машину и медленно поехал вверх по улице.
По дороге их обогнало еще одно такси и остановилось через три дома. Проезжая мимо, Нозоми с удивлением увидела в окно, как из такси выходит ее собственный муж. Потом посмотрела на дом. Точно! Родительский. Как же она не заметила?
— Здесь поверните, — попросила Нозоми, — И все. Спасибо. Вот наш дом.
Словно во сне она услышала, как таксист называет какие-то цифры. Плата за проезд. Немалая, учитывая ночной тариф. Нозоми достала деньги, отсчитала нужную сумму и протянула водителю. Ладонь ее мягко коснулась пальцев, обтянутых белой нитью, купюры тихо зашелестели, исчезая в форменном кармане. Боковая дверь распахнулась, впуская в теплый салон дыхание ночной прохлады.
Последний мост, соединявший две половинки нынешней жизни, рухнул…
Выйдя из такси, Нозоми с дочерью пошли вверх по улице в сторону, противоположную от дома, где жили родители. Было темно и страшно, но Нозоми не могла заставить себя вернуться и посмотреть в глаза мужу. Зачем он приехал? Ноа знает: если она ушла, то уже не вернется. Никогда.
Нозоми чувствовала, что не в силах удерживать слезы и уже готова была разрыдаться, как услышала тихие всхлипы.
— Саши!
Дочка плакала — испуганная, уставшая, вынужденная снова тащиться в непонятную даль. Нозоми молча выругала себя самыми крепкими словами, которые только знала, и остановилась.
— Сейчас, моя милая. Мы что-нибудь придумаем…
Нозоми обняла дочь обеими руками, сбросив рюкзак прямо на землю, и рассеянно посмотрела перед собой.
Ровные стены, изогнутые уголки крыш, утопающие в густой листве персиков — наверное, днем тут чудесный вид. Но в темноте повсюду мерещились странные тени.