– Думаю, Максим, это он. Не хочу утверждать безоговорочно, но, мне кажется, я его узнал. Я на дежурство уходил в тот вечер, когда с моими это случилось… Смотрю – парнишка в телефонной будке: говорит с кем-то… Чрезвычайно похож на этот фоторобот. Да, кстати, там мальчишки наши местные околачивались допоздна. Последние дни перед школой… Ты же помнишь, что моих приблизительно в полночь и убили… Пацанам из сада все должно было быть видно как на ладони. Они хотя и выпивали, конечно, помалу, но уверяют – за подъездом глядели, делать-то все равно нечего. И чужих никого не было. Было открыто окно в кухне… То же самое, если б кто в окно лез – видать мальчишкам, да и подхода к дому нельзя миновать – освещенное пространство… А тот сопляк в телефонной будке согнулся над трубкой, а меня увидел – отвернулся и искоса наблюдает. Я еще подумал: девчонку поджидает, маскируется? Этот таксофон уже неделю не работал, кто-то микрофоны все время выкручивает. Знал бы тогда, что этот паренек неспроста горбится…

Сейчас вспомнил – и действительно, подходит под все описания. Саша – девица глазастая. Я отца ее знаю – наш районный хирург, Налик Назарович…

– А-а, я тоже что-то слыхал.

– Да, толковый врач. Милостью Божией, что называется. Бывал я у него.

– Он ведь не так давно к нам приехал. Земляк ваш, Иван Зурабович?

– Земляк. Только он в Баланцево всего пять лет, а я – тридцать пять. Будто здесь и родился. Да только вот все одним махом развалилось…

– А Минееву эту, Ларису, вы тоже знали?

– Кого же мне не знать в Баланцево, если я уже пятнадцать лет на оперативной работе?.. Она действительно дружила с Сашей Абуталибовой, часто дома у них бывала. И я к Абуталибовым заходил. Поначалу – проведать, посмотреть, как земляк устроился. С этим сразу наладилось, таким врачом оказался, что к нему за месяц запись, из Москвы валят. Не я ему – он мне при случае мог протекцию оказать. Ларису, правда, видел всего раз, но мне и этого пока хватает – держит память. И хлюпика этого порченого не забуду. Как бы только на него выйти? Пока что фоторобот распространим, если он в Баланцево или в окрестностях – достанем…

– Да, я сделал выборку, Иван Зурабович: по району пять нераскрытых убийств. Но и у соседей не лучше. Одних детей пропавших… И все – за последнее время.

– Максим, что за терминология! Я не хуже тебя сводки изучал. Твое «время» – это четыре последних года. В пяти соседних районах пропало четырнадцать детей в возрасте от трех до шести лет. И кожа эта засоленная, кстати, тоже покоя мне не дает… И все-таки не верится, даже в наше крутое время. Ведь не тридцать второй год на Украине. Трупов-то нет… О, звонят. Что-то долгонько молчал – едва не полчаса… Лобекидзе. Посетитель? Пропустите. Все, Максим, давай за дело.

* * *

Домой в этот вечер Лобекидзе попал, как обычно, поздно. И, как обычно, Фрейман еще не спал, просматривая в гостиной свои бесчисленные, непрерывно множащиеся бумаги, делая выписки и объемистые подсчеты. Как вполне советский человек, Фрейман, имея электронную записную книжку, с большим удовольствием пользовался обычной. Итоги, видимо, получались ободряющими – улыбка американца подтверждала это лучше всяких слов.

– Ну, что нам день текущий подбросил на фронтах борьбы с преступностью? А, Иван Зурабович?

– Ползем мало-помалу. Поймать – поймаем, да уж больно все это медленно.

– Жаль, Иван. А я тут хотел вас немного развлечь. Дело любопытное, только к правосудию отношение имеет весьма отдаленное. Одному мне, пожалуй, не справиться – поотстал, признаться.

– Что-то не похоже. По-моему, напротив, в авангарде передовых экономических веяний…

– Вот как раз об экономике и речь. Кажется, приближается мое страховое общество к победному…

– Финалу?

– Хороши шутки! К старту! Недалек тот час, когда ленточка будет торжественно перерезана. И столько уже обнаружилось желающих подержаться за ножницы, а значит, и полакомиться объедками пирога, который обещает быть жирным, – что, право, надо признать, тут вы Америку обставили. Ваш бюрократ и ненасытнее, и сплоченнее. Ни один без куска не отвалится. Причем только «зелеными» и только на счета в зарубежных банках. Прогрессивно мыслят, вот это я понимаю. Так вот, из заслуживающих доверие источников мне стало известно, что во второй российской столице хапуги пожиже и сквозь их легионы пробиться полегче. Собчак их там, что ли, пугнул? А вопрос о том, где, как и когда открыть дело, – из самых важных. Лучше повременить, но начать работать на условиях, которые в конечном счете позволят иметь наиболее благоприятный режим. Кстати, на Петербург и вы меня сориентировали…

Разговор оказался как нельзя более кстати. К этому моменту в кармане пиджака майора уже лежало командировочное удостоверение – следы неуловимого Ника могли, по некоторым признакам, отыскаться в Питере.

Так что, уже следующей ночью «жигули» Лобекидзе мчались в направлении северной столицы, а рядом дремал невозмутимый Фрейман со своей неизменной пухлой, обтянутой сафьяном папкой.

В детском саду царила необычная атмосфера. Взвинченность и напряжение взрослых малыши ощущали каждую минуту. У персонала садика были большие проблемы. Рекордный прыжок цен и куда менее заметный – зарплаты заставили искать дополнительные источники дохода. Доходило до смешного. Например, пятеро сотрудниц, словно позабыв, что участвующий в лотерее просто платит еще один налог, каждую зарплату вскладчину приобретали несколько лотерейных билетов. В этот раз – аванс, денег поменьше, – были куплены всего три. Предполагаемый выигрыш договорились разделить поровну.

Наивные люди! Но и в тайном механизме судьбы иной раз происходят какие-то сбои. На один из билетов выпал выигрыш – и какой! Издалека, из каких-то неведомых глубин всплыла сияющая новенькая «волга».

Однако тут вышла заминка. Держательница билетов, среди которых находился и тот единственный, неслыханно счастливый, объявляться на работе не спешила. В ее семье случилась беда. Остальные члены «пятерки» вынуждены были пока довольствоваться прикидками рыночной стоимости автомобиля да болтовней в курилке.

– И чего она тянет? Знает ведь – номера переписаны. – Худощавая, но привлекательная даже в своих прямоугольных «ученых» очках Алия Этибаровна возмущалась со всем пылом, позволительным интеллигентной особе. – Вот так всегда, до первого испытания. Мы-то, дуры, – сбрасывались, последние отдавали. Чуяло сердце – не по себе мне было на этих похоронах. Еще подумала – и чего так расчувствовалась? Если б сама за гробом не шла – подумала бы, что и похороны эти…

Алия Этибаровна работала инженером в соседнем ЖЭКе, но водила дружбу с нянечками и воспитательницами и, разумеется, принимала участие в невинных лотерейных авантюрах.

– Ну ты даешь, Алия! – выдохнула дым бухгалтер, дама в белом халате. И хотя сигарету она «стрельнула» у Алии Этибаровны, не преминула уколоть подругу: – Ну как ты можешь? Это какое-то кощунство просто, – она томно закатила глаза, но, вспомнив, о какой сумме речь, прекратила ломать комедию. – Нет, не могла она липовые похороны устроить. Ты, Алиша, за кого ее держишь? Болел ее Юрка – это точно. Ты же не думаешь, что она его – сама?

– Да, «волга» сейчас под миллион тянет. Хоть и «деревянных», но пока и они чего-то стоят. На что не пойдешь за миллион!

– Да любая! И не дай Бог, Алиша, у тебя бы билет оказался. Только б мы его и видели. Я же помню, как ты за двадцатку к зарплате готова была глотку перегрызть.

– Ладно, девочки. Как бы там ни было, а этой Аньке наши денежки я заграбастать не позволю.

– На тебя, Алиша, вся надежда. Наш договор – пустой звук, никакой законной силы не имеет. Пошлет нас Анька подальше – вот и весь дележ. Я у юриста узнавала.

– Могла бы и меня спросить. Я б не хуже растолковала. Ладно, Светка, что мы в самом деле по курилкам треплемся, будто сами чужие деньги зажилить хотим. Едем к Аньке. Нечего больше тянуть. Скорбь скорбью, а денежки за «волгу» сами по себе.