– Может, подождем, Алиша? Она ведь и так через два дня на работу выйдет… – неуверенно промямлила пухлая коротышка.

Алия Этибаровна уничтожающе рассмеялась:

– Ты бы на себя посмотрела! У тебя на лице написано: «двести тысяч, мои двести тысяч!» – и больше ничегошеньки. Так что давай не будем. Деньги я у нее добуду, – подмигнула, расплылась в улыбке. – Только бесплатно я крутиться не стану. Кончились эти времена. Придется чуть-чуть увеличить мою долю – за труды. И я, кажется, уже знаю, за чей счет.

– За мой?

– Чуть-чуть, чисто символически. Остальные все согласны. Билет возьму у вас на глазах, не бойсь. А вот насчет Анькиной доли придется подумать. Надуть она таки вас пыталась, так что следует ее наказать. Если все хорошо пройдет, с тебя и копейки не возьму. Может, еще и поделюсь. Ты меня знаешь.

Именно поэтому и вздохнула Светлана Ильинична, подумав, что выигрышному билету безопасней было бы оставаться у Анны Карповны, чем в смуглых, сильных, с кровавым лаком на ухоженных ногтях ручках Алии Этибаровны. Оттуда вырвать деньги будет потруднее, а уж большие – и подавно. Но отступать было поздно. Энергия Алии Этибаровны сметала все преграды на пути к добыче, и, понадеявшись на то, что в присутствии подруг удастся контролировать события, Светлана Ильинична отдалась на волю течения.

* * *

И события не замедлили последовать. Через час квартира Анны Карповны являла собой полотно, которое можно было бы назвать «После обыска». А так как милиция к операции не привлекалась, то ее сотрудницы, не чуждые известной терминологии, поправили бы: «После разгона».

Выпотрошенные ящики и шкафы, на пол вывален всякого рода домашний скарб, выглядящий в кучах особенно неприкаянно. И вокруг всего этого, потирая с угрозой руки, похаживала мечущая громы и молнии Алия Этибаровна. Казалось, она не собирается ограничиться одними словами. И хотя Светлане Ильиничне робеть было ровно не с чего, но и она ежилась, словно хотела стать меньше, уйти в кресло под гневным взглядом Алии Этибаровны. Анна Карповна и ее дочь-первоклассница казались перепуганными насмерть. Что можно скрыть от женщины, которая годами оттачивала бдительность на общественном поприще, вытряхивая из сослуживцев членские взносы и прочие поборы? Сейчас же она сражалась за свое.

– Ты кого, Анька, за нос водить вздумала? Что, хоронить понравилось? Так за этим дело не станет. – Ненавидящий взгляд остановился на девочке. Внезапно Алия Этибаровна обернулась: – А ты, Светлана, что молчишь? Тут и о твоем кровном речь. Не будь меня, так вы, ослицы, глядишь, поверили бы ей. Ты, Анька, со мной эти шутки брось. Смотри-ка – на покойника все валит. Видно, не случайно я его сегодня вспомнила. С такой змеи станется. Где это видано: здоровый мужик сгорел в считанные дни. Думаешь, я про любовницу его не знала? Да не хуже тебя, кто ее, эту Зинку, не знал, в Баланцево же живем! Юрка твой вообще поведенный был по этой части – недаром его застукали возле женской душевой. Здорово тебя, видно, припекло!

– Ребенка бы постыдилась! Или не жалко? – горько сказала Анна Карповна. Больше ничего добавить она не успела. Алия взревела, как пожарная сирена:

– Это ты ее пожалей! До соплюхи твоей очередь еще дойдет. Как с Юркиным сыном вышло – был, да вдруг взял и исчез. Пропал, понимаешь. Ох, падлы – один был шанс из нищеты выбиться – и тот отдай? На моем горбу в рай въехать хочешь? Как бы и в самом деле тебе туда не отправиться. Разделила, говоришь, билетики? По одному – себе, Юльке и мужу? Да какое ты право вообще имела?

А покойник, значит, раз – и выиграл, а билетик – как в воду. Ищи! А лучше всего будет, чтобы он нашелся. Ну?! – Алия Этибаровна занесла узкую ладонь, сейчас ее сильная, покрытая золотистым пушком рука казалась лапой хищной птицы. Но ладонь повисла в воздухе, не коснувшись Анны Карповны. Алия спохватилась – слишком много свидетелей.

– А ты, Светлана, чего задницу просиживаешь? Думала чистенькой остаться? И денежки свои выцарапать? Не выйдет! Хотя… Пошла вон. Только под ногами путаешься. Сиди, Анька! Я сама дверь закрою, а ты, Юлечка, слушай тетю – и все будет хорошо.

Повторять не потребовалось. Светлана Ильинична вылетела из квартиры с поразительной для такого кургузого пухлого тела быстротой. Алия щелкнула замком и вернулась в комнату как раз вовремя, чтобы хлопнуть по рычагу телефона и вырвать трубку у растерявшейся Анны Карповны.

– Куда звонишь, чучело? Аферистам своим? Ну, погоди, я всю вашу шайку на чистую воду выведу!..

Анна Карповна заглянула ей в лицо и сказала тихо, но твердо:

– Да ты что, зверь, что ли, Алия? Ты же меня пять лет знаешь, какие аферисты! Ребенка постыдись, не надо бы ей этого слушать. В милицию я звонила. Не веришь – можешь перезвонить.

– Перезвонить, значит? Так это потом, успеется. Найдется им здесь дело – а может, и во дворе, на асфальте. – Алия Этибаровна резким рывком отпахнула оконную створку, изображая приглашение. Хозяйка дома бросилась было к другому окну, но ее остановил жесткий толчок в плечо.

– Сидеть! Я еще не закончила. Пока билет не найдется, никуда ты не выйдешь, – и, на глазах меняя выражение лица и повадку, увещевающим тоном заговорила: – Аня, не будь дурой. Пойми: я ведь от тебя не отстану. Это остальных можешь побоку, но только не меня. Мне лишнего не надо. Другая бы половину потребовала, а мне – мое отдай, положенное. Я ведь и продать билет помогу, у меня и клиент уже есть. Сюда фургоны мандаринов гоняет, туда – фургоны денег. Все при интересе. Ты только долю мне дай! Черт с ними, с бабами нашими, но я-то умею добро помнить. Ты же знаешь – у меня все схвачено, а сейчас не деньги, жратва в цене. С такой, как я, подругой – королевой заживешь! Опять же квартира. Вас двое в трех комнатах осталось. Не успеешь оглянуться – и потеснят. А я в ЖЭКе человек не чужой… В милицию она звонит! Стукнуть всякий сумеет, только ты будешь стучать в капитальную стенку, а мне есть с кем там поговорить по душам. И влетишь ты за кражу билета. И не за такое сидят. В зону пойдешь, а дочка – в детдом, да покруче, в такой, что еще неизвестно, свидитесь ли после срока… Оно ведь по-всякому случается…

– Мама, мамочка, я боюсь тетю! Отдай ей, все отдай! – девочка бросилась к Анне Карповне, судорожно обхватила, уткнулась в колени взъерошенной головкой.

– Вот – устами младенцев!..

Алию Этибаровну прервал резкий требовательный звонок в дверь. Теперь пришел черед гостьи затравленно озираться.

– Кого ждешь, Аня? Говори, чего молчишь?.. Никого? Ну так и открывать нечего! Нам и втроем, по-моему, неплохо. Сиди! Или кричать начнешь? «Грабят-режут»? Так не милиция же за дверью. А чужие сейчас не очень-то…

Звонок продолжал трещать не умолкая. Стало ясно, что придется открыть.

За дверью стоял человек в форме.

* * *

Прикинув, лейтенант Шиповатов решил, что общий вес папок с порученными ему делами наконец превзошел его собственный. Однако, если начальник райотдела предлагает заняться еще кое-чем, отказываться не принято, как бы тебе этого ни хотелось.

Как такового и состава преступления вроде бы не было. Но уж слишком значительной представлялась сумма. Насчет рыночной стоимости «волги» милиция была осведомлена не хуже прочих граждан, а еще лучше насчет того, что такие деньги сами по себе – источник опасности. Звонок в милицию, так внезапно умолкший, не мог не встревожить дежурного. Кстати, и оперативная машина находилась в соседнем квартале, так что даже дефицитного бензина ушло немного. Наряд застал в квартире весьма напряженную обстановку. Но о пропаже лотерейного билета заявила не сама потерпевшая (которую таковой и признать было нельзя – что для закона это устное соглашение пятерых сотрудниц?), а вконец перепуганная, издерганная Анна Карповна Бурова. Вины своей она не отрицала и о роли Алии Абуталибовой в сегодняшней «разборке» не распространялась. Об этом с глазу на глаз поведала лейтенанту маленькая Юля. Но не подошьешь же к делу показания семилетней девчушки. Поначалу лейтенант и вовсе чуть не пропустил мимо ушей все, что говорилось о поведении сей респектабельной дамы. Но потом внезапно почувствовал – тут что-то есть. «Госпожа» Абуталибова производила сильное впечатление – в манере сквозили сытая уверенность, легкое пренебрежение, тут и там были рассыпаны тонкие намеки на покровителей. И каких! Причем ее действительно знали. Сам начрайотдела, скривившись, посоветовал Шиповатову держаться с Алией Этибаровной поосторожнее. «Минное поле! И каждый фугас – с дерьмом. Рванет – поди потом отмойся. Писанина и звонки… Писанина и звонки».