— Федя-а! Идол Юмаллы! — помахал я перед его носом раскрытой пятерней, — Чаша зо-ло-та-я!

Он смотрел на меня улыбаясь, и покачиваясь с пятки на носок… Улыбаясь и покачиваясь. Тьфу ты!

Только после того, как я взял у продавщицы бутылку светлого пива, открыл ее карманным мультитулом и протянул ему, он слегка ожил, приложив бутылку к губам и активно двигая кадыком.

— Если ты не ту Бабу ищешь, что в Югре была, да в Беловодье спрятана, то тебе в Беломорск надо, к Кузминичне, что на Центральном рынке семечками торгует, — кадык опять задвигался…

— Их, в смысле «золотых» идолов, что не один был?! — весьма удивился я.

— А ты сам то, как думаешь, болезный, одним идолом весь север обходился? — и, убедившись по моей реакции, что именно так я и думаю, слегка постучал себя горлышком бутылки по виску, — Ну, ты, паря даешь! Почти у каждого народа свой божок был…

— Ну да, ну да… Федя, а ты о других идолах что-нибудь знаешь? — и, видя, что первая бутылка приказала долго жить, предложил, — А я тебе еще пивка возьму! А?

Он оценивающе посмотрел на меня. Потом помахал рукой с зажатой в ней пустой тарой, будто беса отгоняя.

— Все, ехай, ехай, мил человек! И так разболтался я!

— А Чаша? — не унимался я.

— И за Чашу у нее спроси…

— У Кузминичны, что ли?

Вместо ответа, Федька, круто развернувшись на каблуках, так что чуть не упал, подошел к прилавку и стал приставать к продавщице, выпрашивая выпивки в долг.

— А что сказать-то? — крикнул ему в спину.

Никто не обратил на меня внимания.

Я вышел из магазина и стал дожидаться рядом, на лавочке, пока Федор выйдет.

Минут через пятнадцать, дородная продавщица в белом переднике, выставила его взашей из магазина со словами:

— И чтоб ноги твоей здесь не было, ирод! Сколько раз говорила!

Федька, пошатываясь, неуверенно сполз со ступенек и, с трудом добравшись до лавочки, присел рядом со мной.

— Федя, Золотая… — начал я.

— О-о! Опять про этих баб! Да, угомонись ты ужо! — запричитал он. — Отстань, грю! Кузминичну тереби за чашу, сказал я! Может, даст?!

И он спокойно улегся на лавочку, предварительно положив под голову скомканный вылинявший пиджак.

Я понял, что от Федьки вряд ли чего добьюсь, и следующим пунктом путешествия будет Беломорск.

До Холмогор, мы добрались на рыбацкой моторной лодке, с бородатым, благоухающим ядреной махрой, дядькой Ильей, которого нам присоветовала баба Маня.

Переезд из Холмогор в Беломорск, не представлялся мне каким-то проблемным мероприятием. Так оно и было бы, если бы мы поехали условно нормальными дорогами, — через Каргополь и Медвежьегорск. Хотя, крюк километров в восемьсот, конечно тоже не лучшее решение. Но, не я руководил экспедицией, и распоряжался финансами.

На арендованных, шикарных «Нива-Арктика» с пневмодвигателями, мы спокойно, за полчаса, добрались до Северодвинска, потом за три часа до Онеги. Мне было не совсем понятно, почему поселение Онега, находится на Белом море, а не на Онежском озере, но все прояснилось, когда оказалось, что в карту надо иногда заглядывать. Переправиться на другой берег реки Онеги, оставшись притом с автомобилями, не было никакой возможности. Ни мостов, ни захудалого парома.

Поэтому, пришлось делать крюк до села Порог, где мы и переправились по понтонному мосту.

Вечер почти наступил, но белые ночи уже вступили в свои права, и было светло, поэтому решили двигаться дальше, хотя бы до Поньги, а лучше до Шасты. Все понимали, что отеля или хостела в этой глуши мы не найдем, но народ в нашей компании собрался не привередливый, переночуем и в автомобилях. Так и получилось. Через пять часов, съехав к озеру возле Нименги, разожгли костер, пожарили замоченное мясо, закипятили чай. Послушали скрип цикад, и легли спать.

Подъем назначили на пять утра, сказал бы, что с первыми лучами солнца, но солнце встало намного раньше, поднявшись над горизонтом, едва успев туда зайти. Тем не менее, я хорошо выспался и порадовался, что в этих широтах совсем не так, как на побережье Баренцева или тем более Восточно-Сибирского моря, где солнце летом не садится вообще. В три часа ночи, оно висит над горизонтом, так и не сумев прилечь отдохнуть.

Чтобы выехать на дорогу, пришлось немного возвратиться. Забирая чуть правее, мы двинулись в направлении Малошуйки и Вирандозера. Слева оставался Водлозерский национальный парк. С правой стороны дороги, сквозь редкие просветы в лесной чаще, мелькали бородами пены стальные, несмотря на название, волны Белого моря, лениво путешествуя к Ледовитому Океану.

Чтобы к вечеру оказаться в Беломорске, нам следовало поторапливаться.

Уже под вечер, на подъезде к гостинице, я разглядел цепочку островов, уходящую от берега вдаль, и свинцово-седые воды Сорокской Губы, — здесь море действительно соответствовало названию.

Утром, после завтрака, я и Дима направились на рынок, где практически сразу, нашли Кузминичну, — крашеную хной женщину, неопределенного возраста, «где-то за пятьдесят». Еще на подходе к ряду, в котором торговали разнообразными семечками несколько кумушек, она увидела нас и сопровождала взглядом до тех пор, пока мы не уперлись в прилавок перед ней.

— Тебе, не по пути с ними, соколик! Твоя дорога — домой! — огорошила она меня, не дав и слова сказать. — Ехай домой, соколик! Там начинается твоя тропинка! А вы, добры молодцы! — она обратилась к руководителю экспедиции Дмитрию, безошибочно определив в нем главного, — вам прямиком в Залавругу! Разберетесь там, что к чему. Ну, а не разберетесь, — значит не по Сеньке шапка! Дальше вам, только в Сердоболь, к Аксинье! Коль сочтет достойными, так найдете свою бабу, — она хитро улыбнулась, искоса глянув на навостривших уши товарок.

— Аксинья, она кто? — поинтересовался Дима. — И где мы ее там найдем?

— Из вепсов она, — сказала Куьминична так, как будто это все объясняло. — А найдет она вас сама, это уж непременно! Так что, будьте здоровы, ребятушки!

Мы переглянулись, слегка опешив от такого блиц информа.

— Спасибо и до свидания!

Дружно развернулись, и пошагали обратно в гостиницу.

Рынок давно остался позади, но мы молчали, каждый о своем.

Наконец, Дмитрий озвучил свою часть мыслей:

— Слышишь, Антон! Я знаю — у тебя чуйка на все эти дела! По-твоему, нафига она отправила нас в Залавругу?

— Я думаю, только ради петроглифов. Может быть, среди них найдется ключик, а может и ответ на головоломку…

— Я, в общем-то, тоже так мыслю. Однако все те петроглифы, изучены уже вдоль и поперек. Неужели, Линевский с Савватеевым могли что-нибудь пропустить? Искать нам этот ключик, до морковкиного заговенья…

— Не уверен. Мы будем искать ответ, на заранее известный вопрос, а не городить догадки одна на другую. Так что, шанс есть. И вообще, радует, что она не послала нас на Чукотку, в тот же Пегтымель, рисунки рассматривать, а тут — всего-то километров двадцать!

— А ты в курсе про Сердоболь?

— Не… А где это вообще?

— Это Сортавала. Она до 1918 года называлась Сердоболью. Ты знаешь, что именно туда приезжал Рерих на рождество 1916 года, еще до Гималаев, по некоторым данным — в поисках «Золотой чаши викингов». А еще есть информация, что перед второй мировой войной, туда наведывались агенты «Аненербе», под видом профессоров — энтомологов, изучающих бабочек Пред и Заполярья, проездом на Суматру, — он рассмеялся.

— Интересно… Значит мы тут не первые и, наверное, даже не вторые. Так с чего начинаем?

— Конечно, с петроглифов, раз мы уже здесь…

— Тут три места их средоточия, в каком именно искать, думал уже?

— Начнем с Залавруги. А дальше, что-нибудь вытанцуется. Я так понимаю, ты с нами?

— С вами. Не думаю, что Кузминична — местный Предсказамус. Нечего мне дома делать, ох! — при этих словах у меня остро кольнуло в сердце.

— Что?

— Да, ничего. Наверное… — отмахнулся я, прислушиваясь к ощущениям. Боль не повторилась, и я успокоился. — С вами!

— Ну, как знаешь…

Следующие три недели, пролетели как одна. Беломорские петроглифы оказались сосредоточены не в трех местах, как предполагалось изначально, а в тридцати девяти! Следуя намеченному на общем сборе плану, начали с Залавруги, все вместе но, потом разделились на две группы по пять человек.

Вере я так и не позвонил, хотя и порывался неоднократно. Оправдывая себя занятостью, и отсутствием желанием пообщаться у нее. Иначе, сама бы давно позвонила.

Дима со своей группой, остались в окрестностях Старой и Новой Залавруги. А я, и еще четыре «греко-варяга», взяли на себя Бесовы следки и острова: Большой Малинин, Ерпин Пудас, и еще два островка ниже по течению, благо сброса из водохранилища не предвиделось (специально узнавали в водхозе), иначе бы мы туда не попали вообще.

Небольшим неудобством, стала невозможность днем увидеть рисунки. Только при утреннем, или вечернем освещении. Высмотреть что-либо новенькое, при таких условиях исследований, оказалось довольно проблематично. Так и ползали по скалам, чуть ли не с лупами, пытаясь найти хотя бы какую-нибудь зацепку, которая может привести нас к месту, где шаманы заволоцкой чуди, могли спрятать идола Юмаллы, причем сравнительно недавно — в XVI веке.

Однако ничего, что могло бы указать нам верный путь, не нашли.

Ближе к вечеру закончили все дела и, сложив снаряжение в автомобиль, сидели у скал с «Карельской Камасутрой», не торопясь, наслаждаясь теплой пиццей, и почти горячим кофе, привезенными из Беломорска Димой.

— У нас тоже ничего… — он смял одноразовый стаканчик, и бросил его в мусорный пакет. — Есть у меня, правда, одна идейка на завтра.

Все молчали, допивая кофе.

— Договорился с местными аэронавтами, из клуба воздухоплавания, о небольшом монгольфьере на день. Хочу, все значимые скопления камней, сфотографировать сверху.

— Неплохая идея… — после обеда захотелось покемарить но, холод идущий от камней, напомнил о возможном простатите и прочих нефритах, и я поднялся. Вдруг, закружилась голова и снова, как тогда, на рынке, непривычно болезненно кольнуло сердце, а где-то в легких, сжалось змеей ледяное предчувствие.