X

«Все спят — он, дурень, начеку.

Куда-то мчит, за что-то бьется…

А достается дураку —

как никому не достается!

То по-дурацки он влюблен,

так беззащитно, без опаски,

То по-дурацки робок он,

то откровенен по-дурацки».

«Дураки».

Римма Казакова.

Всеслав.

2019 г.

Серега, как в воду глядел…

Они меня не обидели, нет.

Точнее так. Не просто обидели — раздавили, растоптали, кинули…

Нет! Не то!

ОНА меня ПРЕДАЛА!

Это оказалось больно. Все-таки, как выяснилось неожиданно, она мне была не просто так…

Есть, есть и с моей стороны косяк, но я не предатель!

Все произошло банально до зубовного скрежета, примерно через пять месяцев, после того как ОББ застукал меня в комнате у Дианы. Началось как обычная подстава для сексуально озабоченных лохов, ею и закончилось.

В пятницу, уже глубоко после рабочего дня, на совещании в узком кругу, «без галстуков» у Игоря Витальевича, тому срочно понадобилась ксерокопия финального дизайн — документа, для заключения с новой недели каких-то там договоров на дистрибуцию (значительно поднятый вверх палец), а секретаршу он (в сожалении разведенные руки), как назло уже отпустил домой. Мол, смотайся — ты тут самый молодой. Мне вручили папку со скоросшивателем, где хранились вся история изменений и отправили в копировальную комнату, находящуюся этажом ниже.

Коридор, освещаемый редкими дежурными лампами, заканчивался ярким прямоугольником открытой двери копировальной, откуда доносился звук работающего копира. Аллочка, гипертрофированно сексуальная секретарша главного финансиста компании, трудилась в поте лица, отсвечивая какие-то документы. Ну, без пота обошлось, конечно, утрирую слегка. Просто к слову пришлось, в действительности же косметика, ею пользуемая, сохраняла аристократическую матовость и естественность цвета в палитре, изначально задуманной личным визажистом главфинаса, подчеркивая и скрадывая ровно там, где необходимо. В воздухе витал, пожалуй, я знаю этот аромат -Victoria’s Secret, «Pink», Диана хвалила, но выбрала другой — «Diadema Exclusif Armonie Della Sera».

Аллочка брала листки из пачки справа, перекладывала их на стекло аппарата, накрывала крышкой, нажимая на кнопку, а отработанные документы складывала в стопку слева.

— Привет! — поздоровался я, краем глаза оценивая точеные формы ее тыльной части, еле-еле сдерживаемые натянутой, казалось бы, в последнем напряжении бежевой юбкой, немного ниже колен, зато с разрезом чуть ли не до боковой ниточки стрингов, если они на ней были.

— А, Сла-авик! — с придыханием, от которого пробежали мурашки по коже, промурлыкала она, оборачиваясь и закрывая в очередной, похоже, последний раз крышку аппарата. Но что-то там не заладилось, послышался треск, и крышку заклинило с перекосом. — Ой!

Неподдельное изумление, смешанное со страхом светилось в ее няшных голубых глазах:

— Кажется, он полома-ался! Славик, ты же видел, — я не специа-ально! — ее сочные губы горько дрогнули, предвещая слезы.

— Подожди, я посмотрю, может ничего страшного, — успокоил я няшку и шагнул к пострадавшему, поднимая крышку. На стекло выпали болтики, соединявшие раньше крепление корпуса с крышкой. Странно, с какого такого перепуга? Я осмотрелся вокруг в надежде обнаружить что-нибудь, чем можно вкрутить их обратно. — Видишь, сейчас закручу и все, ничего не сломалось!

— А что ты ищешь? — кокетливо поинтересовалась она, беззастенчиво разглядывая меня сверху вниз. Рыдать, слава всем богам, никто уже не собирался.

— Чем закрутить… — на ее мраморной шее в ямке призывно подрагивал кулончик белого золота, в виде сердечка с вправленным красным камушком. С каждым покачиванием, он все сильнее притягивал взгляд, завораживал, алым смерчем высасывая мою решимость не поддаваться на соблазн.

— А пилочка для ногтей подойдет? — видя мою почти безоговорочную капитуляцию, она удовлетворенно улыбнулась, наклоняясь к сумочке, стоящей чуть в стороне. Наклонилась, надо сказать, со знанием дела, обозначив притягательный рельеф в меру мускулистых голеней и сильных икр, заставив юбку натянуться вообще сверх всяких допустимых возможностей. Та должна была просто лопнуть, не выдержав напряжения. От Аллочки за километр разило гормонами, представляете, как приходилось мне, попавшему в пределы ее личного пространства. Нечто в штанах отреагировало вполне предсказуемо.

— Держи, — она как бы невзначай, слегка коснулась моей руки, передавая пилочку и взмахом головы откидывая шикарную соломенную гриву за спину, при этом обдав меня теплой волной волнующих запахов и коснувшись волосами моего лица. Конечно, снова случайно. Меня бросило в жар. Прямо гипноз какой-то, елы-палы! Могут же некоторые самки мужика завести, всего парой выверенных телодвижений. Я целеустремленно занялся злосчастной крышкой. Пытаясь отвлечься, усилием воли заставил себя думать о проблеме спонтанных багов в некоторых инстансах. Обычно такое переключение помогает. Гипноз, гипноз…

Я представил себя в комнате окруженной зеркалами, пытаясь отгородиться от возможного воздействия, и вдруг осознал, что мы здесь не одни. В зеркалах, многократно переотражаясь, кто-то, как две капли воды похожий на меня, похотливо отвалив челюсть, часто дыша и пуская слюни, пожирал Аллочку глазами, прикидывая сладкие ракурсы и неожиданные позы. В то же время, кто-то другой, еще один брат-близнец, бесстрастно наблюдал за ними обоими со стороны, как бы спрашивая меня: «а оно тебе надо?» Я же, с неожиданной тошнотой узрев себя в их компании, самоотождествился чуть ли не с Билли Миллиганом, отмечая, что успеваю не только следить за этой парочкой, но и еще какой-то частью, пока не различаемой, чувствовать прижимающуюся все плотнее Аллочку. И тихо офигевать всеми оставшимися диссоциативно расстроенными идентичностями от цветной бури энергетических вихрей закручивающих наши ауры в спираль.

Э-эх! Я со всей дури зарядил ногой по ближайшему зеркалу. Оно послушно рассыпалось тающими на полу осколками. Э-эх! Еще одно! С каждым разбитым зеркалом, моя идентичность восстанавливалась в пределах одного конкретного индивидуума.

Аллочка, то ли почувствовав мое состояние, то ли увидев в моих расширившихся зрачках пустоту обращенного внутрь взора, испуганно отшатнулась.

Зеркала растаяли. Наваждение исчезло, и я снова ощутил себя единственным и неповторимым, без всяких разтроений и разчетверений. Как же стало легко и хорошо! Тут же вспомнилась спортивная, подтянутая фигурка Дианы, без экстремально гипертрофированных выпираний вторичных половых признаков и липких обволакивающих эманаций всеобщей доступности.

— Вот и все! — я вернул Аллочке пилочку, теперь уже в свою очередь беспардонно — оценивающе глядя на нее. Совершенно не в моем вкусе. Губы, покусанные гиалуроновой осой. Лицо не в «золотом стандарте» 91,85%, но очень близко, фигура 95/60/90. Этакая, эталонная кукла из мягкого теплого пластика. Не нравится мне пластик. Даже теплый. Однако хочется, блин! Парадокс! Не нравится, а хочется!

Она восприняла мое откровенное разглядывание как руководство к действию.

— Ой, какой ты молодец, Сла-авик! — и прильнула, прижавшись всем горячим телом, целуя в шею сбоку. У меня же, после неожиданных открытий в зеркальной комнате, уровень тестостерона уверенно падал, и либидо вышло из зоны притяжения ее неуемной сексапильности.

— Не за что! — откровенно проигнорировав прикосновение ее упругой груди к своей, решительно отстранился я от нее, — извини, меня Витальевич ждет.

Она разочарованно отлипла от меня, в глазах промелькнула досада.

— Ну, раз ты такой нехоро-оший… А может, поможешь даме тяже-елую папочку до кабинета донести? — няшный взгляд снизу вверх.

— Извини, Витальевич… — я, всем видом демонстрируя трудовую озабоченность, извлек из папки документ и положил на стекло копира.

Некоторое время она стояла очень близко и дышала мне в затылок, затем все же приняла решение и отстранилась.

— Ну, ладно, Сла-ав! Спасибо! — она подхватила стопку своих бумаг, еще раз прогнувшись, подняла сумочку, стрельнув напоследок сквозь прищуренные длинные ресницы красноречивым взглядом, повернулась и, вызывающе покачивая бедрами, мол, смотри недотепа, от чего отказался, удалилась, громко постукивая шпильками дорогих туфелек.

Фу-ух. Вытер вспотевшее лицо, выключил копир, собрал бумажки в скоросшиватель и поспешил в кабинет Игоря Витальевича. Тот, завидев меня, ухмыльнулся, но промолчал, как и все остальные, изредка бросавшие на меня подозрительные взгляды и сдерживающие улыбки до самого конца совещания. По его итогам мне предстояло закончить много дел. Игорь Витальевич, как с цепи сорвался, нагружая вашего покорного слугу выше макушки, да и с утра намечался неслабый движняк. Поэтому пришлось позвонить Диане и сообщить, что переночую на квартире, в усадьбу ехать нет времени.

Все давно разошлись, в здании поселилась тишина, лишь изредка нарушаемая легкими шагами дежурного охранника, планово обходящего все этажи сверху вниз. Изредка доносились, откуда-то из начальственного угла, — на втором этаже их кабинеты занимали все правое крыло, обрывки приглушенной расстоянием музыки и смеха.

Мой кабинет располагался на третьем этаже в противоположном крыле. Работа шла споро, и уже к полуночи новый алгоритм формирования игровой истории, и связанных в глобальные цепочки квестов, оказался практически закончен. Приходилось раз за разом возвращаться к этой набившей оскомину теме. Как известно, история нашей планеты тоже пишется и переписывается постфактум. Все вновь найденные артефакты, втискиваются безо всякой жалости в прокрустово ложе превалирующей ныне исторической методы, а открываемые обстоятельства, в хронологию принятую сейчас, с подгонкой, а зачастую и с прямой фальсификацией дат. Как, факты говорят за себя? Тем хуже для фактов! Побоку их! Ведь историю творят люди, то бишь — историки и для людей, а не артефакты для фактов! Кому они нужны?