«Я верю в неизбежную гибель всех земных
организмов — но не организаций».
Станислав Ежи Лец
2043г.
Антон Кириллов.
Мы медленно приходили в себя, не до конца веря глазам и ощущениям последних минут. Ничего не говорило о недавнем присутствии червяка, размером с лондонский двухэтажный автобус, и если бы не слизанные наполовину тела, мнимых радетелей за рыбное поголовье, все произошедшее могло бы показаться бредом воспаленного воображения двух психов, находящихся под воздействием общей галлюцинации. Ни пейотлем, ни марихуаной мы не баловались, о чем я пожалел, не в смысле — жаль, что не пришлось, а в смысле — лучше бы все вокруг оказалось наркотическим бредом, а не бредом душевнобольного.
Однако половинки тел и воронки в местах, над которыми взрывались гнойболы, говорили о нашем потенциальном душевном здоровье и неожиданной вовлеченности, в некие потусторонние разборки неизвестных сил, тем более, что собирать снаряжение, которое теперь бросать никто не собирался, отмывать его от слизи, постоянно натыкаясь на останки и не верить в произошедшее, как-то не получалось. Мы молча таскали все пожитки в «Ниву», отложив сомнения на потом.
Первым заговорил Дима, когда уже сели в автомобиль и тронули вперед, аккуратно объезжая валуны и пни.
— Дальше, куда?
Мы уже выехали на видимость дороги, отличающуюся от предыдущего бездорожья отсутствием по курсу больших камней и внезапных провалов, заполненных черной водой. За бортом проплывал нескончаемый забор из лесного молодняка.
— Куда-куда. В Сердоболь. Сам говорил, — должок перед Аксиньей есть, — я полез в бардачок, где-то там лежала бутылка «Ballantines» из неприкосновенного запаса. Вообще-то я не пью, но случай показался особым, и лучшего лекарства от нервного стресса быстро придумать не получилось. Дима, наблюдая, как я наливаю в пластиковый стаканчик светло-янтарную жидкость, шумно сглотнул.
— Смотри, куда едешь, водила! — осадил я его, однако из солидарности пить не стал. Поставил пластиковую емкость в подстаканник на двери. Дима бросил на меня благодарный взгляд и сосредоточился на дороге.
За окном мелькали деревья, и временами значительно потряхивало, оно и понятно — дорога неезженая. Дима гнал на максимально возможной скорости, не обращая внимания на небольшие камни и мелкие ручьи, притормаживая только там, где действительно имелась такая необходимость. Тяжело нагруженная машина шла мягко, не чувствуя маленькие камни и легко проглатывая небольшие неровности дороги. Через пару часов выскочили на наезженный проселок и дело пошло веселее. Дима уверенно переключился на четвертую передачу.
Он всю дорогу не мог успокоиться, обсуждая напавших на нас, как он выразился, субъектов неизученных у нас ранее, разумных видов, не присущих нашему миру, и неожиданную находку артефактов, способную перевернуть научную мысль, в области признания роли самоедских народов северо-востока, в становлении самосознания североевропейского ареала человечества. Волшебного превращения обыкновенного гребня, в костяную самосхлопывающуюся тюрьму для иномировых глистов, он деликатно не касался, вроде как забыл. Не было ничего. Ибо чревато. В дурдом пока не охота. В своих рассуждениях, он дошел до мысли об экспансии цивилизации саамов, через Гренландию, Исландию и Фарерские острова в северную Шотландию. Дальнейшей ассимиляции их с викингами и прочими конунгами, о столкновении тех с англами и саксами, приведшему к зарождению ирландского и шотландского народов. Я вполуха слушал его псевдонаучный треп, обдумывая события последних дней.
Ехали практически без остановок, лишь один раз притормозив у придорожного кафе, для покупки пары больших картонных стаканчиков «американо» и увядших булочек, присыпанных сахарной пудрой. Еда уже закончилась, а Дима все не унимался, все больше и больше распаляясь от новых, и очень новых, научных озарений, которыми он и так фонтанировал всю обратную дорогу. Достал уже!
— Поехали, академик! Хотя, стой! — меня пронзила догадка. — Повтори еще раз дословно, что там говорила Аксинья?
— О чем?
— О цепи, перстне и короне?
— Ну, цепь — ей, перстень — тебе, все остальное поровну, в смысле — нам.
— Корона? Корону, что? Не трогать? Что она сказала, а?
Он с досадой хлопнул себя по колену:
— Идиоты! Е-мое! Сказала же, — корону не трогать! Корону — не трогать! Бли-ин! Кто бы мог подумать? Бли-ин! Ты думаешь — из-за нее?
— Я не думаю, — я уверен! Все сказанное Аксиньей, сбылось в точности, почему же мы ее не услышали? Надо нести корону обратно, топить. Причем вместе с ларцом, — похоже, он служил чем-то вроде экрана.
— Е-мое! Это сколько же назад пилехать!?
— Хорош ныть! Назад! В темпе! Иначе, пришлют пару таких червяков тебе под подъезд, весь городской гарнизон отбиваться задолбается!
Еще через три часа, проведенные под бормотание и негромкие чертыханья Димы, мы вновь оказались на месте нашей двухдневной стоянки.
К озеру возвращались по основательно натоптанной нами тропинке. Дима сторожко поводил стволом «Сайги», магазин которой он полностью снарядил новыми патронами, перед тем как вылезти из «Нивы». Я нес, бережно прижимая к груди, ларец с упакованной в него короной.
На пляже, казалось, ничего не изменилось, за исключением отсутствующих тел. Воронки и следы стоножки по-прежнему уродовали песок на подходе к скале. Катер одиноко привалился скулой к берегу, вызывая естественное хозяйское желание найти ему достойную стоянку. Жалко бросать, хотя, если подсуетиться, можно поиметь неплохое плавсредство. Надо будет подумать на досуге, как его отсюда забрать, если не испарится, конечно, как и все остальные действующие лица до него.
Будто услышав мои мысли, катер издал невнятный стон, по крайней мере, мне так показалось, и стал понемногу пропадать, как бы сворачиваясь вовнутрь, начиная с кормы с мотором. Спустя несколько секунд, уже ничего не напоминало о его недавнем присутствии, кроме длинной полосы, оставленной килем на влажном песке. Мы не удивились очередному исчезновению, переглянувшись с некоторым сожалением, понимая, что теперь получить неплохой катер на халяву нам не светит.
Я не стал надевать гидрокостюм и брать баллон с маской. Две минуты, на которые я без проблем задерживаю дыхание, с избытком хватит на возвращение злосчастной находки, на место ее почти тысячелетнего упокоения.
Вода в пещере прозрачно бликовала солнцем, позволяя на удивление хорошо рассмотреть весь внутренний объем. Тяжелый ларец неуклонно тащил меня вниз, оставалось только подправлять траекторию к дальнему углу, тому, в котором его нашли. Братина грузно опустилась на дно, подняв облачко ила. Покойся с миром, и пускай тебя не найдут еще тысячу лет! Осмотревшись, оттолкнулся ногами в сторону замеченной при спуске подводной полки, на высоте примерно три с половиной метра от дна, почти под потолком подводной пещеры, как-то пропущенной ранее. Здесь мы еще не смотрели. Полка как полка, только каменная. Вроде пусто. Пошарил рукой. Ан, нет! Есть что-то!
Е-мое! Снова носок! Только кожаный. И не пустой. Так, наверх! Достали уже эти чулочно-носочные загадки! Щас я тебя разгадывать буду!
Мы с Димой стояли на берегу и тупо разглядывали содержимое носка.
Странной формы, явно техногенного происхождения, какие к черту викинги, с прецизионной обработкой, полушарие. Даже не полушарие, а третьшарие — вроде как сферу разрезали на три части от центра. Пирамида со сферическим основанием, только сферическая часть не круглая, а состоит из множества восьмигранников и выполнена из ранее цельного кристалла. Сюда бы мое «Познание сути», хотя толку мне от внутренних процессов этой фиговины, тут может помочь только раскаченное «Опознавание». Хоп — и вся подноготная выведена на интерфейс. Я в принципе уже догадывался, что лежит в мешке в Моей Личной Комнате, завернутое в вонючую материю. Осталось подняться до десятого уровня и снова посетить мастера — артефактора, надеюсь в этот раз, он вешаться не надумает, хотя, пусть его — мне же выгоднее, может еще раз вместо одного, два умения выучу. Это я размышлял так, пока кристалл в руку мне своей тяжестью давил. А потом, засунул я эту пирамидку — инвалида в барсетку, да и забыл о ней, другие заботы вытеснили.
Собрались мы, наконец-то в этот раз, окончательно, да и двинули прямиком домой. Как-то не решились мы с полным багажником злата — самоцветов в Сортавалу к Аксинье ехать. Перстень, с семилучевой звездой, я исправно натянул на средний палец, больше пренебрегать советами неведомой мне пока ведуньи, не буду. В глубине сапфира пробегали золотые ленивые искорки, успокаивая и вселяя уверенность в хорошем окончании неожиданных приключений.
Обратная дорога прошла без происшествий. Мешки выгрузили у меня в квартире. Диме светиться перед своими соседями не с руки, а мои чудачества известны всем в доме и несколько пластиковых мешков, которые мы на полусогнутых затащили в мою прихожую, внимание привлечь не должны.
Домой Дима не поехал. Наскоро перекусив, приступили к разбору трофеев. Собственно говоря, ребята «Из Варягѣ в Греки» с прохладцей, переходящей в трескучий мороз, относились к черным поисковикам. У них все законно, все разрешения в наличии и сдача находок налажена официально, поэтому ничего особо себе брать не будем, потом с властями геморроя не оберешься. С доспехами проще, все, что не пойдет в экспозицию, оценят и в счет нашей доли отдать могут, а камешки и золото под тройную опись и в броневик инкассаторский, да в Гохран до конца экспертизы, пока не решат по каким музеям распределить, а что и просто в том же Гохране оставить. Но это уже не нашего ума дело. После выплаты наших кровных двадцати пяти процентов, конечно. Там они разберутся, что куда. А вот тот же самый перстень, в счет моей денежной доли слезно просить придется. Дима заверил, — да, мне пойдут на встречу, не замылят артефакт, мол, не известны ему такие прецеденты.