Я поцеловал ее нежную белую руку повыше запястья, и троллейбус унес ее навсегда из моей жизни. «Вот это фиаско! — думал я, провожая взглядом удалявшийся троллейбус. — В кои-то годы нашел кого-то, и то не повезло. Схлопотал гарбуза.[2] Ладно. Нет худа без добра. Что ни делается, все к лучшему», — успокаивал я себя, направляясь в ближайшее кафе, чтобы снять стресс.

А Юлю я увидел снова через полгода все в том же 111-м автобусе-экспрессе, направлявшемся от гостиницы «Москва» к МГУ. Она была с подружкой. Все такая же веселая и задорная. Она уже ждала ребенка.

Жизнь уготовила мне на следующий день неожиданный сюрприз: я встретил свою жену. Будущую, разумеется.

На другой день у моего приятеля была свадьба.

Состоялась она в кафе гостиницы «Пекин», там, где этакая башенка с часами. С огромным букетом цветов в руках, вместе с матерью невесты моего приятеля мы вышли из лифта прямо в зал кафе, где к тому времени уже собрались гости. Едва ступив из лифта, я встретился взглядом с прелестной блондинкой, одной из подружек невесты. За столом мы оказались напротив друг друга. Невеста моего приятеля усадила было меня рядом с какой-то другой своей подружкой, дочкой генерала, она очень уж хотела меня с ней познакомить. Но все ее старания были напрасны. Мы танцевали с Ларисой (так звали девушку) весь вечер. Мы стали встречаться. Однако вскоре досадное недоразумение прервало наши отношения, и она не пришла на очередную встречу. Долго ждал я ее в тот летний вечер у метро «Измайловская», перечитывая газеты, выставленные на стендах. В тот день в «Комсомольской правде» была большая статья об Эдуарде Стрельцове. Прочитал ее внимательно. В голову пришла мысль: «Похоже, что парня подставили. Зачем? Или сам подставился? А жаль!» Так и не дождавшись девушку, я уехал в дальний подмосковный совхоз, где в то время проходил подготовку по профессии прикрытия: я осваивал специальность механика, обучался вождению тракторов и других сельскохозяйственных машин, так как в тот момент планировал ехать в США через Канаду, где специалисту-механизатору сельского хозяйства давался зеленый свет на въезд. Через некоторое время планы Центра в отношении меня претерпят значительные изменения.

Прошло почти восемь месяцев, и судьба снова свела нас с Ларисой уже навсегда. Она закончила свое медицинское училище и работала в НИИ, занимавшемся проблемами полиомиелита. Через две недели после этой встречи я сделал ей предложение, и мы условились о свадьбе на июнь, когда должен был вернуться из высокоширотной экспедиции ее отец-отец-полярник.

Как-то в последнее воскресенье марта мы договорились о лыжной вылазке в подмосковное Подрезково. А вечером того же дня я должен был прийти к ним домой, где мне впервые предстояло выступать в роли жениха. Но на свидание у трех вокзалов она пришла без лыж, сославшись на то, что стояла слишком теплая погода и весь снег все равно уже растаял. Действительно, в Москве по улицам текли ручьи, но я-то знал, что в лесу еще полно снега. В ответ, вместо того чтобы внять ее в общем-то разумным доводам, я поехал в Подрезково один, сказав ей на прощанье, что я ее все равно люблю и буду у них вечером.

Погода была расчудесная, ярко светило солнце, в лесу лыжня все еще была отличная. Многие лыжники шли по пояс обнаженными, загорая в лучах весеннего солнца. Пройдя километров пятнадцать, вернулся домой усталым и прилег отдохнуть минут на двадцать. К своему ужасу, проснулся лишь через два часа.

Вскочил, плеснул в лицо холодной воды и помчался через весь город от Калужской заставы до 16-й Парковой улицы. Позвонил. Открыла мать Ларисы, еще довольно молодая женщина.

— А мы вас уже давно ждем, — сказала она приветливо. — Проходите.

Лариса была взволнована, уже начинала опасаться, что я не приеду. Степенно вошла согбенная старушка с клюкой, ее бабушка. Села напротив меня за стол и, облокотившись подбородком на палку, некоторое время внимательно меня разглядывала, затем строго спросила:

— А ты почему эго опоздал?

Я честно признался, что проспал.

— Так и невесту проспать недолго, — сурово буркнула бабушка.

Подали ужин. Выпили по рюмке водки. Затем по второй. От третьей я отказался: не хотел показаться пьяницей. Однако после моего ухода бабушка осведомлялась, не болен ли я чем-нибудь. В этом истинно русском, хлебосольном доме в ее понятии не пили только люди явно нездоровые. Подали пышущую жаром курицу. Только взял было ножку, как мякоть ее внезапно отвалилась от косточки и шлепнулась сначала мне на штаны, а затем под стол.

— Сам виноват, нечего было опаздывать! — заметила бабушка. — Курица-то, чай, перетомилась, тебя дожидаючись.

Так я вступил в этот дом.

Свадьба была веселая и шумная. Соседка по квартире (это была трехкомнатная квартира в кирпичном доме) предоставила нам свою большую комнату, где разместилось человек тридцать гостей. Наутро мы ехали ко мне на Калужскую заставу, где я снимал комнату. Было раннее солнечное утро. Сначала мы шли пешком, затем сели на первый трамвай, который повез нас навстречу новой жизни.

Медовый месяц мы решили провести на Кавказе, но не просто так, а на машине, взятой напрокат. Были тогда в Москве автобазы, где давали машины напрокат. Планировали проехать по Военно-Грузинской дороге к Черному морю, затем по побережью через Крым до Одессы. Но на семейном совете, где собрались все многочисленные родственники Ларисы, эта затея была признана бредовой и начисто забракована. И слава Богу! Ну и хватили бы мы лиха, если бы, несмотря ни на что, рискнули бы все-таки поехать на машине! Ведь опыта вождения машины в горах у меня в то время еще никакого не было. Да и прокатные машины были не ахти какими надежными. Итак, изменив планы, мы долетели на Ил-18 до Адлера, затем электричкой добрались до Туапсе, где заночевали у моего старшего брата. Наутро — автобусом на турбазу в Ново-Михайловском, где нас разместили в двухместной палатке прямо на песчаном пляже. Купались, бродили по берегу моря, занимались подводным плаванием. Через две недели, покинув турбазу, по горной дороге в кузове грузовика под палящим солнцем мы прибыли в Новороссийск. Переночевали в гостинице «Черноморская». Уйма мух. Духота. Спать невозможно. Нет воды. Ни напиться, ни умыться. Авария где-то на водопроводе. Воду привозили в автоцистернах, и она была с запахом. Затем теплоходом «Адмирал Нахимов» (тем самым, который в 1986 году так трагически закончил свое существование) до Одессы.

Кают свободных не было, и мы ночевали прямо на палубе, постелив куртки. Проведя в Одессе пару дней у знакомых, автобусом отправились в старинный город Умань, где жили мои мама, бабушка и младший брат-школьник. Теперь настала очередь моей жены впервые предстать пред строгие, ревностные очи моей бабушки.

Моя бабушка происходила из какого-то древнего украинского рода. Выйдя замуж в шестнадцать лет за вдовца лет на двадцать старшее ее, она наивно полагала, что у нее будет, по крайней мере, один ребенок. Вдовец, однако, был иного мнения, и вскоре у них один за другим появилось семеро детей— четыре сына и три дочери. Судя по коллективной семейной фотографии, которую бабушка в тридцать седьмом году искромсала, жили они безбедно (тогда шли репрессии, и за эту карточку могли прижать): мой дед занимал пост начальника почты и был в звании коллежского асессора. Брат его, Николай Тарановский (дядя Ника), работал в Генштабе топографом в звании генерал-майора, и перед Первой мировой войной под видом священника находился в Германии, где занимался «картографическими изысканиями», о чем свидетельствует одна примечательная фотография, которую мне однажды довелось увидеть. В книге В. Игнатьева «Пятьдесят лет в строю» упоминается его имя в числе генералов, ставших военспецами в Красной Армии. После революции дед Андрей служил кучером в ВЧК, где и познакомился с моим отцом, взяв его в качестве квартиранта, который вскоре превратился в зятя.

В начале двадцатых годов дед Андрей умер от тифа. Вскоре пришла похоронка на сына Лукаша, погибшего на стороне красных на Южном фронте. За него бабушка всю жизнь получала небольшую пенсию. Старший сын бабушки— дядя Женя, которого мы никогда не видели, был офицером царской армии, но еще до революции ушел в отставку, занялся биологией и стал преподавать в техникуме, где-то под Воронежем. Бабушка всю жизнь прожила с нами, самоотверженно спасая нас от голода в трудные годы войны. Она умерла в почтенном возрасте и похоронена в своем родном городе Умани.