Мой выбор бабушка одобрила, хотя все время сурово и придирчиво приглядывалась к молодой жене. Погостив неделю в Умани, крошечным почтовым самолетом мы вылетели в Киев, где остановились у моего старого друга детства. Мы сидели в кафе на Крещатике, предвкушая поужинать варениками, когда мне пришла в голову мысль сбегать в находившееся рядом агентство Аэрофлота, поскольку железнодорожных билетов на Москву на ближайшую неделю не было, а нам уже необходимо было явиться на работу. Потратив последние деньги, я купил два билета на Ту-104 на утренний рейс до Москвы. Денег на вареники уже не хватало. Поехали домой к друзьям. На следующий день прилетели во Внуково с горстью мелочи в кармане, которой едва хватило на автобус да еще на метро. Помчались прямиком к бабушке жены, с тем чтобы занять у нее денег, так как родители Ларисы все еще были в отпуске на юге.
…Туманное серое утро. Такси остановилось у входа в аэропорт. Расплатившись с водителем и побродив некоторое время по залам, в точно обусловленное время прохожу в туалет, где в это время пусто. В. Г. входит вслед за мной. У нас уже все оговорено. Он вручает мне мой аргентинский паспорт и военный билет, а также билет на самолет, где обозначен маршрут Каир— Копенгаген, хотя самолет летит до Лондона.
— Смотрите, чтобы пограничник на контроле случайно не влепил вам штампик в паспорт. Они, правда, предупреждены о том, что если в паспорте вкладыш, то штамп они обязаны ставить именно на этом вкладыше, после чего его изымут. Таким образом у вас в паспорте будет стоять лишь штампик о выезде из Каира. Так мы пропускаем сотни граждан — членов разных зарубежных партий, которые не хотят, чтобы их правительства знали о посещении социалистических стран.
Прохожу таможню, подхожу к пограничному контролю. Офицер-пограничник, бросив на меня быстрый взгляд, опускает руку на вкладыш со штампом, вынимает его из паспорта, кладет вкладыш куда-то за стойку, а паспорт возвращает мне. Я стою в толпе пассажиров, ожидающих посадки на самолет. В основном слышна английская речь. За таможенным барьером вижу В. Г. Он мне подмигивает. Он должен проследить мой отлет и доложить в Центр. В это время транзитные пассажиры смешались с отлетающими, и вскоре мы нестройной толпой проследовали вслед за стюардессой по направлению к четырехмоторному турбовинтовому «БЕА» британской авиакомпании. Вместе с другими пассажирами— англичанами, датчанами, арабами — поднимаюсь по ступенькам, прохожу в салон и отыскиваю свое место. Вот я и на Западе, вернее, на борту самолета, являющегося кусочком территории Великобритании. Волнуюсь? По-моему, абсолютно нет. Как будто всю жизнь вот так запросто перешагивал границу между Востоком и Западом, именуемую «железным занавесом». Невольно вспомнил кинофильм послевоенных лет «Подвиг разведчика», который смотрел много раз, даже не подозревая, что сам когда-то стану разведчиком. Только не скоростной бомбардировщик, не ночной прыжок с парашютом… Нет. Я и с парашютом-то никогда не прыгал, хотя до сих пор об этом мечтаю. Самолетом — да. Пассажирским. С комфортом.
Взревели мощные роллс-ройсовские турбины. Короткий разбег — и мы в воздухе. «Как-то нас встретят в Париже?» — пришла на ум крылатая фраза.
Под крылом промелькнули пригороды Праги, синяя змейка Влтавы, затем горы, кое-где прикрытые снегом. Погода испортилась. В Западном Берлине посадка. Темпельгоф. В отличие от венгров, здесь нас, транзитных пассажиров, отвели в какой-то ангар, где мы дожидались заправки нашего самолета. Кругом довольно внушительная охрана, молодые полицейские с овчарками. Кого они тут охраняют? Почему такой свирепый вид?
Вновь поднялись на борт самолета. Взлет. Внизу — сплошная облачность. Подают обед: тушеная говядина с картофелем и крошечными жареными лисичками. Сразу повеяло родной стороной: ведь лисички, да и прочие другие грибы растут в основном в наших лесах. Здесь, в Европе, ко всем грибам, кроме шампиньонов, относятся с величайшим подозрением и в пищу не употребляют. А тут— лисички. На десерт— по банану. Сколько было занятий в разведшколе по этикету, а о бананах речь никогда не заходила. Занятия по этикету вел мидовец, и он все толковал о фуршете, о дипломатических приемах и прочем. И никогда о бананах… С какого конца за них приниматься? Надо понаблюдать за соседями. Справа сидит высокая крашеная блондинка средних лет. Ну-ка, как-то она будет расправляться с этим экзотическим фруктом? Пара надрезов ножом, и кожура банана на тарелке. Теперь в ход пошла и вилка. А вот индус в соседнем ряду, так тот наполовину очистил свой банан, кожура свисает по бокам, и он ест его прямо с руки. Как говорится— век живи, век учись… Но наблюдать не вредно. Я поступил с бананом точно так же, как моя соседка.
Вошли в сплошную облачность. Снижаемся. На земле уже вечер. Под крылом вереницы желтых неоновых огней. Приземляемся. Синие огни посадочной полосы слились в сплошную линию. Юркий диспетчерский «фольксваген» с синей мигалкой и со светящейся надписью «диспетчер». Огромный лайнер, ревя моторами, послушно пополз за крохотной, похожей на букашку машиной.
Копенгаген. Таможенный досмотр— чистая формальность. Таможенники— само воплощение корректности. «Есть что декларировать?»— «Нечего декларировать». — «Проходите». Неоновые огни огромного аэропорта. Стюардессы, снующие на своих юрких самокатах по длиннющим коридорам. А коридоры эти заканчивались «гармошкой», вплотную примыкавшей прямо к дверям авиалайнеров. Кажется, это называется дебаркадеры. Так что в непогоду не нужно пересекать летное поле: прошел по этому коридору — и в самолет.
Таможня, пограничный контроль отняли не более десяти минут. Получив свой чемодан, выхожу на площадь. На площади, ярко освещенной желтыми фонарями, стоят такси, автобусы. Большинство прилетевших устремилось к комфортабельным автобусам. Я — за ними. Автобусом доехал до центра. Там сел в такси и попросил подвезти до недорогого отеля. Водитель понимающе кивнул, и мы тронулись в путь.
Небольшой отель на тихой крохотной улочке. Хозяйка в годах, с красиво уложенными голубовато-седыми волосами и царственными манерами. Она дала мне карточку с планом центральной части города, где красным кружочком был обозначен наш отель. Здание отеля трехэтажное, всего 10–15 комнат. Моя комната в мансарде без ванны, но с душем. В отеле подают только завтрак, стоимость которого включена в тариф. Обед и ужин в городе. Мадам Никольсон, так звали хозяйку, посоветовала мне поужинать в ресторане на вокзале. В скандинавских странах, оказывается, самые лучшие и недорогие рестораны находятся при вокзалах.
Рестораны эти подразделяются на первую и вторую категории. Занял столик во второй категории. Подали рыбное ассорти из консервированной, маринованной и соленой рыбы: семга, сельдь в вине, сельдь копченая, сардины, анчоусы, шпроты, копченый угорь и прочее. И к этому бутылочка превосходного пива «TUBORG». За кофе написал открытку, купленную в киоске неподалеку. Текст нейтральный, на английском языке. Адресована другу в Берлине. На открытке изображен городской пейзаж с домами, что означало: «Прибыл в страну, все идет по плану». В течение часа прогуливался по пустынным узким улочкам центральной части города. Кажется, все «чисто». Опустил открытку в почтовый ящик. Моросил теплый, весенний дождь. По набережным многочисленных каналов прогуливались редкие прохожие, в основном старушки с собачками. Вот проехала на велосипеде дама лет семидесяти с собачкой на поводке. Вот вторая… Любят здесь велосипед. И собак тоже. Подойдя к темной глади озера, выбросил футляр от безопасной бритвы, который, булькнув, сразу пошел ко дну. Еще там, в отеле, я сидел, задумчиво взвешивая в руке футляр. «Тяжеловат, — думал я, — может вызвать подозрения, если кому-нибудь вздумается копаться в моих вещах».
На следующее утро прошелся по магазинам, приобрел себе кое-что из одежды: джемпер, галстуки, сорочки, нижнее белье, фотоаппарат «Каннон», электробритву «Филипс», небольшой транзисторный приемник, чтобы слушать музыку и новости.