Светило яркое весеннее солнце. С пампы тянуло легким ветерком. Все вокруг цвело. После обеда танцевали под магнитолу танго, пачангу и входивший тогда в моду твист. Затем стреляли по мишени из лука и духового ружья. Домой возвращались поздно вечером.
Можно было, конечно, предположить, что армейская контрразведка не оставляет без внимания контингент, поступающий на службу в армию из-за границы вроде меня. Один из парней задал мне вопрос, за которым, на мой взгляд, просматривался интерес спецслужбы. Ну, положим, нравится ли мне страна? Разумеется, нравится. Хорошая страна. Красивая. Отчего я так задержался и где был до приезда в Аргентину, каким транспортом добирался, были ли у меня друзья там, где жил? И все эти вопросы как бы между прочим, за стаканом с вином. В основном когда мы оставались наедине. Ясно одно: осторожное зондирование моей прошлой жизни. Он несколько раз приглашал меня к себе в гости, познакомил с родителями, сестрами. Отец его состоял в консервативной партии. Я пришел к твердому выводу, что имею, очевидно, дело с осведомителем спецорганов, которые по какой-то причине занимаются изучением моего образа жизни. Он сумел также побывать у меня, когда мы однажды собирались с приятелями на пляж Рио-де-ля-Платы, находившийся в нескольких кварталах от дома. Познакомился он и с сеньорой Кармен.
— Ладислао, — сказала она, улыбаясь (она была улыбчивой дамой). — А что этот Педро, ну, смугловатый такой, так тобой интересуется?
— Да? И что же он спрашивал, сеньора Кармен?
— Ну, когда ты домой приходишь, бывает ли у тебя кто?
— Не знаю, сеньора Кармен. У него две сестры, обе не замужем, может, прочит меня в зятья… (Хотя я-то знал, что старшая его сестра уже несколько лет состояла в браке де-факто со своим женихом. Они не могли оформить брак, так как им пока негде было жить. Младшая же была малолетка пятнадцати лет, и уж в невесты мне явно не годилась.)
По-видимому, анализировал я, в какой-то момент за мной может быть установлена слежка. Так, для профилактики. Впоследствии, несколько лет спустя, уже после ареста, когда я вместе с семьей был американскими спецорганами вывезен в США, мне в руки попал список наших вещей, которые удалось привезти с собой. В заголовке списка было затушевано тушью одно слово, а рядом поставлена моя фамилия — Мерконис. Мне удалось прочитать это слово: там в кавычках было напечатано слово «механик». По-видимому, это была моя кличка, под которой я числился в органах военной контрразведки, следившей за контингентом призывников, прибывавших из-за рубежа. Ведь именно механиком я представился при поступлении на воинскую службу в то памятное лето 1961 года.
Проверяться на мотороллере удобно: преодолевая кошмарные дорожные пробки, где по обочине, где по тротуару, лавируя между застрявшими в заторе машинами, можно довольно быстро определить, кто стремится проскочить вслед за тобой, если не на машине, то на мотоцикле. Мотоциклов же здесь не так много. В основном автомобили. Как правило, «хвоста» не было.
Вот и с пятого этажа нашего дивизиона зачастил к нам на шестой этаж один паренек, ливанец по происхождению. Он хорошо говорил по-английски, так как закончил местный английский колледж «Сан-Эндрюс». Несколько раз о приглашал меня к себе домой, но я к нему не пошел, так как всегда с недоверием относился к тем, кто вступал в дружественные отношения не по моей инициативе. А главное, дома у него могли говорить по-арабски, я же арабского почти не знал. Как-то позвонил прямо на службу мой знакомый адвокат Эдуардо:
— Привет, Мерконис, как поживаешь? Как устроился?
— Устроился неплохо, служу вот здесь, в первом дивизионе, живу на квартире, режим на службе терпимый. Думал, будет хуже.
— Слушай, тут у меня есть друг. Он офицер Генштаба. Раньше работал военным атташе на Ближнем Востоке. Так вот, он хочет взять тебя в свой отдел, чтобы попрактиковать с тобой арабский язык.
— Да я…
— Так ты не против? Считай, что тебе повезло.
— Но, видите ли…
— Ты что, не хочешь переходить в Генштаб? Там же тебе будет хорошо.
— Я понимаю, что там, возможно, будет хорошо, и я благодарю вас за то, что вспомнили обо мне. Но, понимаете, какая штука… Я ведь здесь уже прижился, и мне не хотелось бы менять место. У меня здесь появились приятели. И потом, в этом вашем Генштабе мне надо будет вкалывать полный срок. Здесь же мне через пару-тройку месяцев светит освобождение от службы, и я смогу устроиться где-нибудь на приличную работу. Да и хожу я в штатском, а в Генштабе ничего этого не будет. Так что, может, там и впрямь хорошо, но это мне никак не подходит. Но все равно я вам очень благодарен за заботу. Спасибо, что не забыли меня.
— Ну смотри, — сказал он после паузы, — дело твое. А я уж было рекомендовал тебя. (И как он мог рекомендовать меня, если знакомство было шапочное?) Я рад, что ты хорошо устроился. Ну, тогда бывай. Позванивай.
— Счастливо. Как-нибудь свидимся.
«Что это? — думал я. — Случайность? Провокация? Какой же разведчик откажется от возможности попасть на службу в Генштаб? И если он такую возможность проигнорирует, то какой же он тогда разведчик»? Но в Генштаб я не пошел. Хотя Генштаб — звучит, конечно, заманчиво. Но, во-первых, секреты Генштаба этой страны нас интересуют лишь постольку-поскольку. Вот если бы Пентагон!.. Но и тогда…
Во-вторых, для чего он собирался запихивать в Генштаб солдата, даже не знающего толком испанский язык? К тому же арабского-то я совершенно не знал. Меня бы там сразу раскололи. А если бы он, этот атташе, настоял на своем? Ведь он же мог запросто перевести меня в Генштаб приказом. А для чего? Чтобы глубже меня изучить? А с другой стороны, нужно ли им это? Мало ли молодых парней приезжает из-за рубежа отслужить в армии. Ведь год всего. В других армиях служат и полтора и два года. Что же, их всех разрабатывают? Ну, может, и не разрабатывают в прямом смысле, а так, наблюдают, как вот за мной. Вполне вероятно, что на каждого аргентинца, прибывающего из-за рубежа служить в армии, заводится наблюдательное дело. Возможно также, что за этим стоят американские советники, которые из этого контингента могут подбирать для себя кандидатов на вербовку, поскольку большинство молодых людей, отслужив службу в аргентинской армии, возвращается в свои страны, где они со временем могут занимать должности, представляющие интерес для ЦРУ.
Объявление в нескольких газетах, в том числе в «Буэнос-Айрес геральд»: «Американская фирма по переработке с/х продуктов подыскивает секретаря, мужчину, со знанием английского языка и водительскими правами».
«А может, это как раз то, что мне нужно? — подумал я. — И водительские права я только что получил».
Офис фирмы располагался в самом центре города. В приемной уже сидел упитанный молодой человек. «Конкуренция», — подумал я. В это время его вызвали к шефу по кадрам. Молодой человек почему-то быстро вышел и с мрачным видом покинул приемную. Рыжий американец, лет тридцати, среднего роста, выглянул в приемную и жестом пригласил меня войти.
— Вы говорите по-английски? — с ходу спросил он меня по-английски, усаживаясь за письменный стол и указав на стул напротив.
— Разумеется.
— Водительские права? Машина?
— Права есть, машины пока нет. Есть мотороллер.
— Мотороллер? — иронично, но дружелюбно улыбнулся он. — При нынешнем движении это очень удобно. — Где работаете?
— В настоящее время отбываю воинскую повинность.
— Как? А как же вы собираетесь у нас работать?
— Во второй половине дня я свободен, а через месяц, надеюсь, мне удастся полностью освободиться.
— Хорошо, — задумчиво сказал он. — Печатать на машинке умеете?
— Нет, не умею (вот тогда-то я и подумал о том, что мне необходимо овладеть машинописью).
— М-да. Вот что, расскажите-ка вкратце о себе.
Я рассказал, по легенде, свою биографию.
— У вас есть с собой фотография?
— Какая?
— Четыре на шесть. Заполните, пожалуйста, вот эту анкету. Фотографию принесете завтра.