— Я думал, что пришел кто-то из обитателей дома, вот и все. Я не ожидаю никого, но ты же знаешь, какая тут жизнь. — Он взял в свою руку обе ее руки и улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. — Для тебя, Бренвен, просто невозможно прийти не вовремя.

Этот голос! Прежде чем ее покинула смелость, Бренвен произнесла:

— Я пришла, чтобы извиниться, сказать, что я очень сожалею, что так быстро ушла вчера ночью.

— Как ты себя чувствуешь сегодня утром? — Он изучал ее лицо своими темными, как оникс, глазами. — Лучше?

— Гораздо лучше, спасибо.

Она сделала шаг назад, но он не отпускал ее рук. Вместо этого он шагнул вместе с ней, только сделал более широкий шаг и оказался еще ближе.

— В таком случае… — сказал он и быстро положил одну руку ей на затылок, а другой прижал ее руки к своей груди и поцеловал ее. Великолепный поцелуй, приятный, но не возбуждающий. Он был сделан мастерски, но все же… разочаровал ее.

Он отпустил ее и отошел назад.

— Ты задолжала мне это. С Новым годом, Бренвен.

— С Новым годом, Ксавье. — Она чувствовала себя как-то странно и решила, что ей лучше сейчас быть честной, чем вежливой. Она тряхнула головой, и ее волосы, заплетенные в косу, подпрыгнули на плече. — Но все равно мне хотелось бы, чтобы ты не делал этого.

— Почему? Новогодние поцелуи разрешаются и даже ожидаются. И кроме того, я думал, что совершил его довольно хорошо, с подобающей долей сдержанности… — Ксавье был настолько удивлен и обрадован встречей с ней, что не осторожничал, как обычно. Он поверил ей, когда она сказала, что чувствует себя лучше. Возможно, она и чувствовала себя лучше физически, но что-то все равно было не так.

— Да, именно, — сказала Бренвен. Внезапно сама жизнь показалась ей слишком тяжелой для нее. Если она не может быть откровенной с Ксавье, то к кому же еще она сможет обратиться? Ее плечи поникли под объемистым зеленым свитером, который она надела с серыми слаксами.

Ксавье подошел к ней сбоку и твердо, по-дружески положил руку на эти поникшие плечи.

— Я не бесчувственный, Бренвен. Расскажи мне, что случилось?

Она вздохнула. Она была готова заплакать.

— Иногда я просто не понимаю ваших правил игры, отец.

— Ох! — Ксавье сжался. — Неужели я заслужил это?

— Я не знаю, — беспомощно сказала она. — Ты сбил меня с мысли. Я пришла сюда извиниться за то, что так поспешно убежала вчера ночью, но, кроме того, мне нужно было поговорить кое о чем, а ты… ты…

Бренвен вывернулась из его объятий и повернулась к нему спиной. Ксавье услышал чьи-то шаги в коридоре и закрыл свою дверь, не отводя от нее своего взгляда. Он считал Бренвен необыкновенно сильной женщиной. За те три месяца, что он был знаком с ней, она много раз бесстрашно бросалась в ситуации, которые были весьма неприятными и которые в его деятельности возникали постоянно. Например, могла раздеть и искупать мужчину, тело которого было буквально покрыто вшами и который не мог сделать этого самостоятельно, потому что был очень слаб от голода и холода. Ксавье привык думать, что она может справиться со всем, включая и его самого. Но он никогда не видел ее такой, как сейчас — даже изгиб шеи кричал о том, что она очень ранима. Его мысли метались, а тело страстно желало утешить ее. Что она сказала? Правила… она не понимала его правил. Каких правил? Проклятье!

Внезапно он понял. Это был поцелуй, расчетливый поцелуй, который исходил не из сердца, а от головы. Он подумал только о себе, о том, что ему может сойти с рук, если он поцелует ее в день наступления Нового года. Ее он не взял в расчет. Он перестал размышлять и позволил чувствам одержать верх.

Голова Бренвен склонилась, как головка цветка, слишком тяжелая для тонкого стебелька. Ксавье ослепила нежная белизна ее шеи у самого затылка. Он подошел к ней, обнял сзади и сомкнул руки у нее под грудью. Он позволил своим губам припасть к ее шее сзади в поцелуе одновременно страстном и до боли чувствительном.

— Я уверена, что подобные поцелуи не разрешены, — прошептала она.

Ксавье прижался щекой к ее виску. Вкус ее кожи обжигал его губы и язык; его голос доносился из глубины груди:

— В данный момент я больше беспокоюсь о тебе, чем о том, что разрешено, а что нет.

Он закрыл глаза. Он с огромным усилием заставлял себя оставить свои ладони на ее грудной клетке — его руки, он сам хотели ощутить полноту ее груди, почувствовать, как от прикосновения его ладоней расцветают и твердеют ее соски. Он проглотил вырвавшийся было у него стон и сказал:

— Тебе что-то нужно от меня, Бренвен. Мне следовало бы заметить это раньше. Расскажи мне, что тебе нужно, чего ты хочешь.

Она шевельнулась. Она повернулась в его объятиях, и на какой-то сладкий, мучительный момент Ксавье показалось, что сейчас она запрокинет голову, приоткроет губы и тем самым предложит ему снова поцеловать ее. Но она отступила назад. Ксавье расцепил руки и отпустил ее.

— Я не знаю, чего я хочу, — сказала она. — Мне казалось, я знала это, когда пришла сюда, но ты сбил меня с толку.

Ксавье не был сбит с толку. Каждая клеточка его тела трепетала от желания прикоснуться к Бренвен, обнять ее. Но он ждал, высматривая в ее лице какие-то намеки, ответы на свои вопросы.

— Извини, — просто сказал он, — я не хотел этого.

— Я знаю, что не хотел.

В конце концов, священник в Ксавье был сильнее, чем мужчина, и он победил.

— Мой первый поцелуй был проявлением моего эгоизма. Я уже давно хотел поцеловать тебя, и я думал только о себе. Другой — когда я только что поцеловал тебя — был, я надеюсь, менее эгоистичным, и все же это не то, что тебе нужно. Не так ли?

Бренвен кивнула и почувствовала себя лучше. Она вспомнила еще одну причину своего прихода.

— Что мне нужно, Ксавье, так это поговорить с тобой о чем-то очень серьезном. И это не… не личное. У тебя есть время?

— Угу.

В глубине души и священник, и мужчина считали, что Бренвен необходимо нечто большее, чем просто разговор — ей нужно, чтобы ее любили, и любили физически. Но, возможно, это была лишь проекция его собственных желаний. Он расправил плечи и заставил себя спокойно сказать:

— В любом случае мне уже пора устроить себе день отдыха и на какое-то время уйти отсюда. Ты же знаешь, что будет, если мы начнем разговаривать здесь.

Бренвен знала это слишком хорошо. Она улыбнулась:

— Нас будут постоянно перебивать. Не могли бы мы отправиться ко мне, или я прошу тебя слишком о многом?

— Вовсе нет. Сейчас я возьму свою куртку, — Ксавье улыбнулся, поднял ногу в носке и пошевелил пальцами, — и надену ботинки!

Бренвен вела машину. На полдороге между юго-западной частью Вашингтона и Джорджтауном Ксавье резко спросил у нее:

— Бренвен, ты хочешь, чтобы мы стали любовниками?

Она отвела взгляд от дороги и посмотрела на него. Похоже, он сказал это вполне серьезно. Она позволила своему взгляду задержаться на его лице и фигуре. Затем снова переключила все свое внимание на дорогу. Когда-то она хотела этого мужчину чисто физически; ей стоило больших усилий изгнать это желание из их дружбы, но, как она только что выяснила, оно слишком легко могло вернуться. Неспособная отвечать иначе, кроме как честно, она сказала:

— Может быть. А может быть, и нет, если мы будем всего лишь любовниками. У меня это получается не очень хорошо, Ксавье. Я выяснила это еще много лет назад.

Ксавье посмотрел в окно, думая, взвешивая, оценивая самого себя.

— Возможно, это так и будет. Возможно, в конце концов я не решусь оставить Церковь, хотя сейчас не могу быть уверенным ни в чем.

— Ты уже делал это раньше? У тебя была связь?

— Да, однажды, — признался он. — Это произошло много лет назад, еще в шестидесятые годы.

Бренвен боролась со своим любопытством, закусив губу и твердя себе, что ей вовсе не нужно знать об этом больше. Но она подумала о той, другой женщине и не выдержала. Она не могла не спросить:

— Чем это закончилось? Что случилось с… с твоей любовницей?