Андрей подошел к одной из оставшихся автомашин, сел за руль.
До войны он успел год поработать запальщиком в Ачинске, в угольном карьере. В бригаде подрывников парни подобрались, как говорится, прошедшие огонь и воду, все старше его. А он тогда был застенчивым, готовым всем и каждому услужить. «Мамкиной радостью» называли его парни, Не ужиться бы ему в бригаде, если бы он, помучившись, не нашел верной линии поведения: стал заносчивым, нет-нет и отмочит что-нибудь на глазах у всех. Надо было сломить себя: его заработок в семье был не лишним. Мать-то растила его и девчонок-погодков одна… Конечно, дома он сбрасывал с себя напускную браваду, как грязную одежду. Но привычка «показывать себя» на людях осталась, въелась, как угольная пыль. Доказательство тому — вот оно: сидит без ремня…
Теперь, готовясь уйти на «гражданку», решил сменить специальность. Ну их к черту, взрывы, опротивели за войну. Простясь с солдатской одеждой, он будет жить тихо, спокойно, мирно. Дом у них большой, хозяйство наладит. Лучше всего стать шофером, возить по сибирским трактам грузы. Можно иногда и скалымить, на карманные расходы.
А главное: хорошо это — ездить, возить. Еще в детстве мечталось…
Он почувствовал, что кто-то за ним наблюдает. И сразу догадался кто. Хотя ротный пост тоже поехал в степь, двух радисток, Прохорину и Юршину, начальник связи старший лейтенант Расцелуй-ко оставил с маленькой радиостанцией в расположении роты.
Андрей, не поворачивая головы, покосился вправо, влево… Ага, вот откуда за ним ведут наблюдение. Неподалеку из старого окопчика торчал прутик антенны с венчиком из узких пластинок. Над бруствером маячила голова, повязанная светлым платочком. Долетал негромкий смех. Наверно, смеются, черти, над ним, арестантом!
На ротном посту было два отделения девушек-связисток.
От них Андрей старался держаться подальше. Разбитной, находчивый, веселый в мужском кругу, перед девушками он робел, как школьник. Порою ненавидел себя за эту робость, но справиться с нею не мог. Особенно, когда дело касалось ротных связисток. Все они были москвички, на каждом слове у них «ах Лемешев, ах Козловский» — попробуй с такими поговори.
— Кречетников!
Андрей вздрогнул. Возле открытой дверцы кабины выросла минуту назад выглядывавшая из окопчика Нина Юршина. Словно и не солдат: в платочке, в кофточке без рукавов. Сняла гимнастерку, пока нет начальства. Синяя юбка и аккуратные сапоги тоже как невоенные. Карие глаза смотрят приветливо, но в них затаились бесенята.
— Открой, — попросила девушка, протянув темную бутылку с золотистым колпачком на горлышке.
Андрей взял бутылку, взглянул на немецкую этикетку: апельсиновый сок. Насмешливо, чтобы скрыть смущение, сказал:
— Долго же берегли! Небось на свадьбу?
— Что ты понимаешь в наших делах? — улыбнулась радистка и неожиданно предложила: — Приходи играть в карты.
— Ну что же, это можно!
Когда радистка ушла, Андрей вылез из машины и отправился растапливать котлы. Пока не закипит вода, сыграет с девчатами в карты. Не съедят, в конце концов, привыкать надо. А то, что хорошего, если и на «гражданке» станешь шарахаться от них?
Часовой, сидевший на крыше штабной автомашины, вложил в рот пальцы, резко свистнул и полез вниз. И сразу выяснилось, что не так уж мало людей осталось в расположении роты. Откуда-то выскочили шоферы и потрусили к своим «шевроле» поднять капоты.
Отделение телефонистов, до этого невидимое, высыпало на площадку и стало деятельно разматывать бухту кабеля. В разных концах стана промелькнули фигуры кладовщика, зарядчика аккумуляторов, санинструктора, двух пожилых солдат, числившихся наблюдателями, но давно уже взятых старшиной в хозотделение… Андрей подумал, что теперь не придется сыграть с девчатами в карты, но особого сожаления не почувствовал.
Конец спокойствию. Едет командир роты. Утром он вместе с командиром взвода управления укатил в пункт разгрузки эшелона, где остался отдел ПВО штаба армии. Обернулись быстро — значит, везут приказ обживаться на этом месте.
Опередив «додж» командира роты, с другой стороны в расположение въехала хозяйственная автомашина. На ней старшина и военфельдшер Владько уезжали за водой на железнодорожный полустанок.
— КречетниковІ — крикнул старшина, выпрыгнув из кузова. — Быстро опорожнить бочки! Где Максюта?
Повар не спеша вылез из палатки.
Должно быть, старшина хотел еще раз съездить к колонке. Но из подлетевшего и остановившегося посреди лагеря «доджа» вылезли офицеры, и подполковник тотчас скомандовал:
— Старшина! Приготовиться к маршу!
Андрей обрадованно подпрыгнул на месте. Порядок, идем дальше, к границе! А вдруг уже через несколько дней будет объявлена война Японии? Забыв, что он арестованный, сделал несколько шагов по направлению к командиру роты.
— Товарищ подполковник, на восток?
Окинув его сердитым взглядом и ничего не ответив, командир роты громко распорядился:
— Собрать посты. Старшина, через два часа накормить людей.
— Есть! — в два голоса ответили командир взвода управления и старшина.
Часовой указал взводному, где сидят радистки, и тот побежал туда, придерживая планшетку.
Андрей, подойдя к старшине, постучал согнутым пальцем, как в дверь, в его широкую спину.
— Старшина, — проговорил он заговорщицким тоном, — нам дрова для кухни нужны?
— Ну? — старшина подозрительным взглядом смерил худощавого, стройного в сравнении с ним, зеленоглазого ефрейтора.
— Можно запастись по крайности на неделю, — сказал Андрей.
— Ну, ну? — нетерпеливо расправил складки гимнастерки под ремнем старшина. Коричневое лицо его с короткими серыми усами напряглось — проблема топлива его очень заботила.
— Вот, — кивнул Андрей в сторону землянок. — Порох!
Заинтересованные огоньки в глазах старшины потухли: было приказано ни одной доски в землянках не трогать. За сохранность этих «казарм» он отвечал головой.
— Выдели ребят, сделаем все в ажуре, — произнес ефрейтор. — Выбьем кое-какие балки и стойки, а видимость сохраним. Кому они нужны с подлой нечистью?
Старшина грозно сдвинул брови:
— Отставить!
— Что ж, насидимся на сухом пайке, — пожал плечами Андрей и, повернувшись по уставу, зашагал к кухне.
Радиосигнал сбора все посты приняли и минут через сорок были уже в расположении роты. Андрею вспомнился 1943 год. Тогда на постах были не машины, а лошади. Мороки с ними хватало. Случалось, что свой табак и сухари солдаты обменивали в соседних частях на овес и сено.
Из подъехавших машин вылезали солдаты. Стало многолюдно, шумно. Андрей видел, как начальник его поста сержант Ниязов построил солдат и несколько минут что-то говорил, сам держа руки по швам и только время от времени встряхивая черным чубом, выпущенным из-под пилотки.
Когда на кухню пришел проведать друга Легоньков, ефрейтор спросил у него:
— Что вам втолковывало начальство?
— Объясняло, какие могут быть последствия слабого знания авиации противника. Что же еще?
— В степи-то что видели?
— Сусликов да мышей. Ох, мышей тут — вся степь ими изрыта!
— Слышал, Ваня, дальше едем! — со сдержанным волнением сообщил Кречетников.
— Знаю. Штаб армии в Тамцаг-Булаке будет стоять. Так городишко называется. Там уже граница недалеко. Наверное, и посты развернут.
— Хорошо бы!
Андрей попросил передать Ниязову, чтобы тот прислал человека с канистрами за водой. Запастись в дорогу, пока не разобрали. Легоньков кивнул и, спросив, когда поспеет каша, пошел в сторонку умыться из котелка.
А минуту спустя, после того, как пост Ниязова запасся водой, старшина прислал сказать, чтобы никому воду не давали: придет отпускать сам. В первую очередь следовало залить радиаторы автомашин. Андрей чувствовал себя на седьмом небе: он опередил старшину и испытывал от этого чисто спортивное удовлетворение.
2
