Ненависть к Эцелю практически стала нормой в Пальмахе, и это ни для кого не было тайной.

На берегу все было спокойно, и Ядин имел время для организации операции, которая получила название «Ахдут» («Единство»). Для блокады «Альталены» был выделен батальон ополчения бригады «Кирьяти». В 1.15 «Альталена» послала на берег десантную моторку. Хитрон прокричал в мегафон приказ вернуться. Реакции не последовало, и пальмахники дали несколько выстрелов.

В штабе Эцеля стало известно о прибытии «Альталены». Начальник штаба Хаим Ландау поспешил на берег, с ним были Эйтан Ливни, который командовал батальоном Эцеля в составе бригады «Гивати», и Бен-Цион Кешет, ветеран Эцеля. Начальник пальмаховского патруля Орбах задержал их и доставил в одно из штабных помещений Пальмаха. Сам Орбах по политическим убеждениям был «правым», он поручился задержанным, что они находятся в безопасности и он не выдаст их Галили или его подручным. Он сказал, что будет готов идти под суд. Трое просили позволить им подняться на борт, чтобы закончить «инцидент» мирным путем. Теперь в штабе начались переговоры. Трое сидели в одной комнате, двое – в другой, и Орбах сновал между ними. В конце концов Галили приказал Орбаху арестовать людей Эцеля. Орбах сдержал слово и отпустил их вопреки приказу.

Галили и Ядин еще раз сорвали возможность уладить ситуацию без пролития крови.

Наступило утро. Бен-Гуриону стало известно о происходящем. Информацию он получил от Галили, который развивал гипотезу путча. Бен-Гурион созвал «военный совет». Шмуэль Янай предложил забросать корабль дымовыми шашками, другие предлагали взять корабль на абордаж. Бен-Гурион отверг все предложения. Он утверждал, что, только уничтожив оружие на «Альталене», можно предотвратить гражданскую войну.

Эта утверждение со всех сторон выглядит бессмысленным, поскольку оружие должно было достаться Цахалю. Цель Бен-Гуриона была проста: уничтожить Бегина как политического противника. Более радикально настроенные «левые» не стеснялись об этом говорить вслух. Утром Бен-Гурион дал указание Ядину: «Навязать врагу на корабле около Тель-Авива безусловную капитуляцию, используя все средства и методы». Командир бригады «Кирьяти» получил указание «сосредоточить силы и быть готовым к открытию огня в соответствии с приказом правительства Израиля».

Бен-Галь должен был очистить весь район от журналистов и без предупреждения открывать огонь по всем, кто так или иначе пытается помочь «противнику».

Итак, «Альталена», Эцель и Бегин были определены как враги, от которых требовали безоговорочной капитуляции. Такое отношение могло быть реакцией на бунт, но факт бунта отсутствовал. Впрочем, Бен-Гуриона не интересовали факты. Он хотел представить расстрел «Альталены» как подавление «фашистского путча» и предстать «спасителем демократии».

С другой стороны, в действиях Бен-Гуриона его апологеты задним числом усматривают стремление установить единоначалие в вооруженных силах и закончить «партизанщину», что было для молодой страны жизненно необходимым в ожидании неминуемого арабского вторжения. Но стоит ли сейчас определять истинные намерения Бен-Гуриона? Главное, что еврейская кровь пролилась, и это, увы, было не в первый раз в нашей истории… И на следующий день после убийства Рабина, когда все газеты кричали, что Израиль проснулся преображенным – проснулся другой страной, не похожей на вчерашнюю, – они, как обычно, лицемерили: к сожалению, убийство евреев евреями стало делом обычным…

В десять часов утра от «Альталены» отошла моторная лодка. Орбах приказал Моше Карену, командиру транспортной роты, которая была рассыпана на берегу, открыть огонь. Расчеты отказались выполнить приказ. Орбах пригрозил Керену военным судом и лично отдал приказ пулеметчикам. Пулеметчики отказались стрелять в евреев.

Лодка причалила к берегу, и девять человек заняли позиции на берегу. Моторка вернулась к «Альталене», и еще одна вооруженная группа спустилась в лодку, которая вновь направилась к берегу. Хевлин, командир сил Пальмаха, связался с Ядином и сказал, что Эцель наращивает силы.

Ядин приказал Хевлину не допускать разгрузки оружия даже ценой применения огня.

Хевлин дал приказ обстрелять лодку. Так начался бой.

Как раз в это время в штаб Пальмаха явился Рабин и, будучи старшим по званию, автоматически вступил в командование. Амос Орен сказал Рабину: «Есть опасение, что они откроют огонь, и наше положение станет очень тяжелым». Рабин ответил: «Возьми гранаты и уничтожь их». Офицер Пальмаха Пинхас Ваза дополняет рассказ: «Рабин взял несколько гранат и бросил их вниз. Это было омерзительное зрелище, жуткая драма. Брат пошел на брата, убивают друг друга». Амнон Дрор уточняет, что Рабин бросил гранату в евреев. (В 1976 г. Рабин будет оправдываться: «Это был самый черный день в моей жизни. Я верил, что выполняю свою миссию, и я получил приказ от Бен-Гуриона…»)

Бен-Гурион назначил Игаля Алона командующим «сектором набережной» и напутствовал его: «Игаль! Поймай Бегина! Поймай Бегина!»

Ядин сказал Алону: «На этот раз вполне вероятно, что тебе придется убивать евреев. Я верю: ты сделаешь все, что нужно, ради государства».

Так складывался миф о том, как Цахаль подавил «мятеж Эцеля». Алон удостоился сомнительной славы военачальника, победившего несуществующего врага.

В своей книжке «Щит Давида» Алон подробно описал Войну за независимость, ни слова не сказав об «Альталене»; он даже не стал оправдываться.

Но не Алон, а Рабин командовал на линии огня, не от Алона, а от Рабина зависело будущее Бен-Гуриона. Кстати, что касается Рабина, это был второй (и последний) случай, когда он командовал войсками.

Когда «Альталена» шла от Кфар-Виткин в Тель-Авив, Хеман Шамир, один из высших офицеров ВВС, обратился к пилоту Вильяму Лихтману, добровольцу из США:

– Нельзя допустить, чтобы корабль бросил якорь. Эцель задумал спектакль, чтобы доказать свою силу.

– Я не могу участвовать в вашей политике, – ответил Лихтман. – Я приехал сюда, чтобы драться с арабами. Это то, что я знаю, и это то, что меня интересует.

– Это приказ! Солдат должен выполнять приказ и не интересоваться политикой.

– Есть ли евреи на корабле?

– Разумеется! Это важно для тебя?

– Да… По случайности я сам еврей. Я знаю, что для вас здесь это не очень важно. Может, вы сами вообще не евреи! Вы можете забрать ваши сраные приказы и проглотить их! Сволочи! Вы думаете, что я приехал сюда убивать евреев?! Если один из моих летчиков согласится, – сказал Лихтман (он командовал эскадрильей), – я всажу ему пулю в глотку. Это будет лучшее, что я сделаю в своей жизни.

Шамир обратился еще к нескольким летчикам. Ответы были такими же.

Ядин получил приказ установить артиллерийскую батарею.

В четыре часа поступил приказ открыть огонь.

В пять началась бомбардировка.

Вскоре снаряд попал в «Альталену». Через несколько минут начался пожар. Корабль, начиненный боеприпасами, был обречен.

Даже Рабин написал в своей книге (1979 г.): «Это была бомбардировка с целью поражения, а не для запугивания, как пытались изобразить дело потом».

Рабин командовал силами Пальмаха на берегу. Когда пальмахники услыхали крики «Бегин на борту!», на корабль обрушился огонь из всех стволов.

Йона Фаргер вспоминает: «Они охотились за людьми, которые были уже в воде. Вмешательство было бесполезно. Я собрал добровольцев и хотел спуститься на берег помочь раненым, но Пальмах не дал. Стреляли по нам».

Доктор Шалом Вайс писал, что он видел белый флаг на «Альталене» и людей, прыгающих в воду, – «и все же огонь не прекратился, ружейный и пулеметный огонь по живым целям».

Пока на берегу и в воде разворачивалась трагедия, в кабинете Бен-Гуриона мэры четырех городов (Тель-Авива, Рамат-Гана, Нетаньи и Петах-Тиквы) выражали тревогу в связи с возможной реакцией населения. Они просили: «Дай приказ прекратить огонь. Они же наши дети!»

– Я понимаю ваши чувства, но не могу дать приказ без разрешения правительства, – ответил Бен-Гурион.