Там было не менее сотни человек, каждый со своей собственной историей. Там была одна пожилая женщина, которая молилась святой Анне. Оказывается, святая Анна была матерью Марии, которая родила Иисуса, впрочем, вы все это знаете. Когда-то давно у нас в приюте была такая статуя.
Как бы то ни было, эта женщина просила об излечении сына-наркомана. Там была девушка, молившая, чтобы ее парень не слушал сплетен о том, что у нее была дурацкая интрижка с другим мужчиной. Был мальчик, говоривший, что ему просто нужно сдать экзамены, потому что вся семья держится на нем. Девочка лет четырнадцати просила, чтобы ее отец перестал пить.
Итак, я закрыла глаза и заговорила с этой святой. Я пообещала, что буду истовой верующей, о чем я слегка подзабыла после встречи с Джеймсом и Наташей, если она сделает так, что я забеременею.
Там была очень мирная атмосфера, и все казалось возможным. И я была уверена, что все получится. До прихода вечернего автобуса я провела день, осматривая Россмор. Транспорта было немного, можно было спокойно гулять. Я уверена, что сейчас он сильно изменился. Казалось, все знакомы между собой, половина людей на Кастл-стрит, главной улице, приветствовали друг друга. Все гуляли семьями, я заметила. Хотя, когда однажды приеду сюда со своим ребенком, я тоже буду частью семьи. Я намеревалась вернуться в Россмор и поблагодарить святую Анну за помощь.
Очень многие жители оставляли своих детей на площадке около магазина, поскольку детские коляски были слишком велики и громоздки, чтобы завозить их внутрь. Прохожие приостанавливались, чтобы выразить свое восхищение круглощекими младенцами. Дюжинами младенцев. Скоро и у меня в коляске будет лежать наш ребенок, наш с Джеймсом, внук Наташи. И когда это произойдет, мы никогда не спустим с него глаз.
Но шли месяц за месяцем, и ничего не происходило. Я со злостью вспоминала свою бесполезную поездку и чувствовала некоторое беспокойство. Я все время вспоминала этот городок, где мамаши оставляли своих детей на всеобщее обозрение на главной улице без всякого присмотра. Они оставляли своих детей, не подозревая о том, что многим было больно смотреть на эту картину из-за невозможности иметь детей.
И тогда у меня родилась идея.
Я поеду в Ирландию, найду коляску и привезу домой нашего ребенка. Не важно, мальчик это будет или девочка. Если бы это был наш ребенок, мы тоже не могли бы выбрать его пол, поэтому все будет естественным.
Все нужно было как следует обдумать.
Для поездки в Ирландию не требовался паспорт, но путешествовать самолетом было более рискованно, чем паромом. Поэтому я решила ехать морем.
Я сказала Джеймсу, что беременна и пойду не к их с Наташей семейному доктору, а буду посещать специализированную женскую клинику. Он отнесся ко мне с пониманием и с нежностью. И, конечно, его страшно обрадовала новость.
Я упросила его пока ничего не говорить матери. Я сказала, что мне требуется время. Он согласился с тем, что это будет наш общий секрет до тех пор, пока мы не будем уверены, что все идет как надо. Через три месяца я сказала, что теперь предпочитаю спать одна. Он с неохотой согласился.
Я прочитала все о симптомах беременности и все делала в соответствии с ними. Я пошла к театральным костюмерам и приобрела специальную форму для изображения живота беременной женщины. Я объяснила, что по роли это будет хорошо смотреться под ночной рубашкой. Они очень заинтересовались этим, и мне пришлось напустить туману, потому что собрались прийти в театр и смотреть мою игру!
Наташа была чрезвычайно рада. Когда она приходила к нам обедать по субботам, она даже помогала мне мыть посуду.
— Элен, моя дорогая девочка, ты даже не представляешь, как я счастлива, — говорила она, кладя руку мне на живот. — Когда мы почувствуем, как он толкается, как ты думаешь?
Я сказала, что узнаю об этом в клинике.
Я понимала, что ко времени так называемых родов мне нужно куда-то уехать. Это могло стать проблемой, но я решила ее. Я сказала Джеймсу и Наташе, что, по-видимому, приближающееся материнство вызывает у меня ностальгию по сиротскому приюту, единственному дому, который я помню. Джеймс захотел сопровождать меня, но я сказала, что эту поездку я хочу совершить в одиночестве. Он должен заниматься своим антикварным бизнесом и оставаться в Лондоне. Я вернусь через неделю, задолго до срока родов. Потребовалось долго их убеждать, но в конце концов они меня отпустили.
В офисе я получила отпуск по беременности. Я была свободна и могла заняться своими делами. Я поехала в приют, где были рады моей беременности. Особенно рады они были моему приезду потому, что моя биологическая мать умирала в больнице и очень хотела меня видеть прямо сейчас. Чтобы объясниться.
Я сказала, что не хочу объяснений.
Она дала мне жизнь, это прекрасно. Больше мне ничего не нужно. Я буду жить дальше.
Сестры и персонал были шокированы. Я, такая благополучная, с хорошей работой, состоятельным мужем, красивым домом, ожидающая ребенка. Почему я не могу с открытой душой поговорить с бедной женщиной, которой в жизни так не повезло?
Но я не поехала к ней. У меня было слишком много своих проблем. Мне нужно было ехать в другую страну, красть младенца для меня, ребенка для Джеймса и наследника для Наташи Харрис. Зачем мне слушать бессвязные оправдания чужого человека, которые сказаны слишком, слишком поздно?
Потом я уехала и оставила машину на стоянке у парома. На мне был парик, свой фальшивый животик я отвязала и убрала в багажник. Я купила недорогой дождевик, одеяльце и куклу, похожую на живую. Я была готова. В те годы телекамеры не использовались так широко, но мне нужно было быть уверенной, что если поднимется шум, то никто не обратит внимание на женщину с ребенком, садящуюся на судно, отправляющееся в Соединенное Королевство, — кто-нибудь наверняка запомнит, как она ехала в том направлении. Я сидела на свежем воздухе и обнимала куклу.
Одна или две другие матери подошли ко мне взглянуть на ребенка, но я извиняющимся тоном сказала, что она не любит посторонних. Вы видите, я уже думала о ней как о своей дочери.
Потом я поехала на автобусе в Россмор, крепко прижимая к себе куклу. Была суббота, и в городе царило оживление. Я медленно шла вдоль по Кастл-стрит.
Я сделала несколько покупок, купила тальк, пеленки, смягчающий крем. В этот приезд возле магазинов также стояло много колясок. Кто-то может сказать: простодушные, доверчивые люди в безопасном городе. Я с этим не согласна. Преступно неосторожные, небрежные родители, которые недостойны иметь детей, — вот как я бы сказала.
Мне необходимо было проявлять крайнюю осторожность.
Автобус, на котором мне предстояло уезжать, уходил в три. До отхода парома оставалось два часа. Я должна была взять ребенка перед самым отходом автобуса, не раньше, чтобы не оставить властям времени для поисков.
Я увидела в тот день на этой многолюдной улице священника в сутане. Ну, вы же знаете, что такое сутана, вы католичка. Каждому он пожимал руку. Похоже, половина населения отправилась делать покупки, и все приветствовали друг друга. Я стояла на ступеньках отеля «Россмор», когда увидела коляску с младенцем. Он спал, а к ручке коляски за поводок был привязан маленький йоркширский терьер. Я перешла дорогу, и все заняло несколько секунд: кукла была брошена в контейнер для мусора, а ребенок оказался в моих руках, завернутый в одеяльце. Глаза были плотно закрыты, но я слышала, как маленькое сердечко бьется рядом с моим. Все произошло так, как и должно было произойти. Пусть не совсем обычным способом, но святая Анна привела меня к этому ребенку.
Я пошла на автобус и в последний раз взглянула на Россмор. Автобус примчал меня к парому, где я вместе с дочерью поднялась на борт. Когда поднялась тревога, я была уже очень далеко. И потом, кому бы пришло в голову тут же начать обыскивать паромы? Когда они пришли к выводу, что это было тщательно спланированное похищение, я уже сидела в своей машине.