— За чем ты охотишься?

Он задал вопрос, хотя знал ответ. Песня. Песня Рика Бека. Вот, что она хочет. Вот, что все хотят.

Она не ответила.

— Черт побери!

Он отпихнул ее, вскочил на ноги, затем поставил ее перед собой, развернулся и отошел на несколько шагов.

Она качнулась. Еще одно представление. Эта женщина заслуживала премии.

— Живей. Мы идем в дом. Нам нужно поговорить.

Прежде чем она сообразит удрать от него, он схватил ее за руку и потянул, принуждая идти за собой.

Она сделала неустойчивый шаг и врезалась в него. Он двинулся вперед через темноту, крепко удерживая ее руку.

Под тяжелым навесом из деревьев было темно как в аду. Ни звезд, ни луны, чтобы осветить дорогу. Этот путь был ему знаком, но не до такой степени, чтобы благополучно уклоняться от случайных веток, хлещущих по лицу.

Он чувствовал, что она спотыкается за ним.

Никакой пощады.

Он ускорил шаг.

Она — нет.

Никакой пощады.

Он не мог быть таким жестким с ней, не важно какое жульничество она замышляет. Он замедлил шаг.

— Ну же. — сказал он мрачно, тотчас же пожалев о том, что тащит ее за собой.

— Н-не могу.

— Что ты имеешь ввиду, говоря, что не можешь? — Он резко потянул ее за руку. — Пойдем.

— Н-не могу. Не буду.

— Ты хочешь, чтобы я сдался. Отпустил тебя, чтобы ты могла слинять. Забудь об этом. Я не поддаюсь на подобные уловки.

Она упала. Без преувеличения.

Фактически сложилась. Только так он мог описать это.

Эта женщина заслуживала Оскара. Эмми. Золотой Глобус. Он никогда толком не разбирался в этих вещах.

— Ты чего-то заслуживаешь. Я просто не знаю чего конкретно.

Она лежала у его ног.

— Избиения? — пробормотала она в землю. — Изнасилования? Как насчет изнасилования?

— О чем ты говоришь?

Может ее послали шантажировать его? Некоторые люди считали, что он купается в деньгах. Разумеется, он когда-то их загребал, но большую часть оставил матери Рика.

— Я никогда не причинял боль женщине. — признал он неохотно, раздраженный тем, что она вытянула у него это признание первой важности. Разве можно напугать женщину, чтобы она заговорила, если ты признался, что не тронешь ее?

— Даже такой занозе как ты. А теперь вставай.

— Н-не могу.

— Ты выводишь меня из себя. Ты, действительно, выводишь меня из себя.

Она обвила руки вокруг его ноги и прислонила лицо к голой коленке.

— Не кричи на меня. — Слова были произнесены тихим, печальным шепотом. — у меня раскалывается голова.

So much for being tough. Его решимость рухнула.

Играла она или нет, но она тронула его. Он мог даже убить пару драконов для нее. Или выпить касторового масла. Черт, моторного масла.

— Ну же, родная.

Не в его привычках было бросаться словами, но ласковое слово уже слетело с его языка, словно он произносил подобное постоянно.

— Ну же. — перед этим он подхватил ее под руки. Сейчас он взял одну ее руку, затем другую.

Липкая.

Ладонь ее правой руки была липкой.

Кровь.

Она не претворялась. Она поранилась. И она запугивал ее. Боже.

Он наклонился и поднял ее на руки. ‹…› Затем широкими шагами направился к дому.

На кухне он сманеврировал в сторону, толкнув локтем выключатель на стене, свет полностью осветил ее лицо.

На ее блузке была кровь.

Он опустил ее на пол. Она истекала кровью? Он провел пальцами по ее лбу, ее шее. Он поднял глаза и увидел, что она смотрит на него.

Огромные, темные глаза на мертвенно-бледном лице.

— Мы собираемся заняться этим?

Он издал сдавленный звук.

— Не прямо сейчас. — Он поднял одну ее руку, потом другую.

Глубокий порез. Около четырех дюймов длиной от запястья к сгибу ее руки.

Он пристально вгляделся в него. Когда он поднял глаза, она смотрела на него.

— Привет.

— Привет.

Ее глаза переместились с его лица на ее руку, затем обратно.

— Ты истекаешь кровью — сделал он выдающееся наблюдение.

— Не беспокойся. У меня отличная свертываемость крови. — Ее веки, затрепетав, закрылись.

Максвел Филдинг смотрел на свое отражение в зеркале над умывальником и сражался с узлом на галстуке, когда зазвонил телефон.

Это оказался Эдди Берлин. A law unto himself.

Эдди, возможно, единственный из всех парней, которых знал Макс, никогда не трепался попусту. Некоторые из них могли заявить, что с удовольствием стали бы жить в одиночку на острове. Эдди жил. Черт, Эдди был островом.

И подобно Эдди, он дошел до ручки.

— Мне нужно, чтобы ты приехал.

Не то, чтобы Эдди был невежлив. Он просто не видел смысла тратить слова на предварительный разговор. Эдди относился к словам не так, как большая часть людей в мире. Words weren’t to be wasted.

Макс выпрямился из согнутого положения, которое он принял, потянувшись за телефонной трубкой.

— Что случилось?

— У тебя есть под рукой игла и нить?

— Я психиатр, а не хирург.

— Я знаю, что ты зашивал людей.

Возможно Макс пожалеет об этом.

— Ну? — Это означало признание правды.

— У меня есть кое-кто, кого необходимо зашить.

Ни в коем случае он не позволит себя втянуть во что-то подобное.

— Привези его в отделение срочной медицинской помощи. Оно для того и нужно.

— Я не могу. — пауза. — Ты знаешь это.

— Возможно сейчас самое время попытаться.

— Не сейчас. Поверь мне.

Макс распознал намек на отчаяние в голосе Эдди, несмотря на сквозящую самоуверенность.

— Это наша годовщина, Эдди. — Макс предположил, что Эдди все равно. Эдди и Джоанна никогда не ладили. — Мы с Джоан идем на ужин.

— Мне нужна твоя помощь, Макс.

Вау. Не просто же далось Эдди такое признание. Вероятно, это действительно что-то важное. Говорил ли Эдди когда-нибудь кому-нибудь о том, что ему нужна чья-то помощь?

Макс тяжело вздохнул.

— Джоан убьет меня. Надеюсь оно того стоит.

Наступила глубокая пауза, словно Эдди обдумывал его слова.

— Она стоит того.

Макс поморщился, когда днище его «Ауди» проскрежетало о заросшую сорняками поверхность в очередной раз. Следовало оставить машину в начале дороги рядом с другим авто. Какого черта путь к дому Эдди не был даже посыпан гравием, чтобы люди могли нормально ездить.

Тупой вопрос. С таким же успехом можно удивляться зачем кто-то возводит ров вокруг себя. Только по одной причине.

Хм, сейчас у Эдди кто-то находится. Женского пола. Возможно, одна из проституток, которые его изредка навещают. Макс уже читал Эдди наставления по этому поводу.

Ветка дерева царапнула крышу машины.

— Надеюсь это стоит того. — пробормотал Макс, думая о выражении лица Джоан, когда он сообщил ей, что едет к Эдди. Она ничего не ответила. Она все уже сказала раньше.

— Он мой друг. — объяснил он ей уже не в первый раз.

— Он был твоим другом. Люди меняются. Твоя жизнь продолжается, когда Эдди остается там, где он есть сейчас. Ты ничего ему не должен только потому, что вы когда-то были близкими друзьями.

Все остальные уже махнули рукой на Эдди, вычеркнули его из жизни. Макс пока не был готов это сделать.

Тяжело поворачиваться спиной к другу. Другу, единственное преступление которого состояло в том, что он, прогуливаясь однажды, обнаружил, что жизнь идет мимо него. Без него.

Эдди ждал его у входа в кухню.

— Почему ты так долго?

Сейчас он был более взволнован чем во все предыдущие разы Максу доводилось его видеть.

Хорошо это или плохо? Макс всегда заявлял, что любая реакция лучше ее отсутствия, но Эдди мог быть таким переменчивым.

Эдди почти затащил его наверх.

На кровати, принадлежавшей Эдди, лежала бледнейшая персона, которую Макс когда-либо видел.

— Она мертва? — спросил Макс, чувствуя себя слегка нехорошо.

Эдди шлепнул Макса по затылку.

— Дай мне посмотреть. Ты не доктор. Просто играешь в него в этой жизни.