Потом, в реальности, он признался Эдди, что это было как-то бессмысленно и чрезмерно сентиментально.

Пока Эдди сидел в темноте, люди бросились на сцену поздравлять Рика.

Звезда.

Герой.

И пока Эдди смотрел, он чувствовал чувство потери, одиночества, горя, как будто только что отдал свою жизнь кому-то другому.

Рик все это обожал. Софиты. Гламур. Женщин. Больше всего именно женщин. Жить в отеле. Обладать контрактами, которые потакали любому его капризу, каким бы смехотворным тот не был. Его фишкой было требование, чтобы ему приносили только красный M amp;Ms, и чтобы на полотенцах в отеле было вышито его имя.

Для Эдди это означало смерть.

Духа, творчества. О чем можно было написать, если все, что ты видел, это внутреннее убранство автобуса и отели с мисками красного M amp;Ms?

Искусственный.

Его жизнь стала искусственной. Неудивительно, что когда это происходит, все начинают петь про телевидение и номера в отеле. А о чем еще?

Я не могу больше этого терпеть, сразу после выступления при полном аншлаге. Мне необходимо видеть небо. Птичек. Диких животных. Мою собаку. Мне нужно почувствовать грязь под моими ногами. Я хочу потеть от солнца, а не от софитов.

Эдди, который преуспевал на природе, которому приписывали минималистский образ жизни, был подавлен и задыхался.

— Я не могу больше этого терпеть. Я хочу на воздух. Я схожу с ума, забываю, кто я такой.

— Тебе просто нужен перерыв, — ответил ему Рик, лежа на кровати, глядя в телевизор и лакая пиво. — Ты просто устал. Не сдавайся. Ты меня принял в команду, помнишь? Что со мной станет, если ты уйдешь? Я останусь Риком Беком, но Риком Беком неудачником. Риком Беком, у которого нет песни для исполнения. Не поступай так со мной.

— Я все еще буду писать для тебя песни. Лучшие песни, если я смогу вырваться из этого сраного круга.

— Прими лекарство и забудь об этом.

— Я не хочу лекарств. Я не хочу проживать искусственную жизнь.

Но глубоко внутри, он знал, что Рик был прав. Такую жизнь Эдди выбрал сам. Такой жизни он хотел. Он просто не знал к чему это приведет.

Они давали благотворительный концерт в своем родном городке, когда это произошло, когда какой-то сумасшедший подстрелил Рика.

Представление было весьма неброским, как и требовал Эдди. Ему до смерти надоела звездная мишура: лимузины, пресса, охрана, пускание пыли в глаза. Он изголодался по чему-то нормальному, или хотя бы как можно более приближенному к нормальному.

Так что огласки не было, приезд группы хранился представителем фонда в секрете до последней минуты

Это было великолепно. Почти как в старые добрые времена. Минимум охраны. Полицейские были по большей части добровольцами, привыкшими регулировать дорожное движение после футбольных матчей в старших классах.

Из-за того, что появление группы держалось в секрете поблизости не стояла скорая, на подхвате не было ни парочки врачей, ни приличной больницы в радиусе шестидесяти миль.

Только кровь.

И кости.

И мозги.

Куски Рика.

Состояние толпы изменилось, от восхищения к ужасу, недоверчивым воплям.

Герой пал.

Друг.

Некоторые стояли в головокружительном шоке. Другие полагали, что это часть шоу.

Пятясь от огней сцены, ощущая горячий металлический запах крови, в то время как гудящие колонки наполняли его слух пустотой, Эдди держал своего друга на руках.

Там на сцене, под взглядами тысяч людей, ощущаемое им всю жизнь одиночество нашло его. Даже там.

Кто-нибудь шел сюда?

Кто-нибудь собирался помочь?

Часы, дни, года прошли, прежде чем Эдди услышал вой сирен, их постепенное приближение, пока вой не раздался прямо над ним, проблескивая красным светом продолжающейся паники.

Парамедики обступили его.

«Отпусти его, Эдди»

Эдди оторвал взгляд от Рика, поднял глаза, чтобы обнаружить становящегося рядом с ним на колени Грэга Карнса.

«Грэг?» Разве он врач? Насколько Эдди знал, он бросил учебу и баловался наркотиками и спиртным.

Хоть что-нибудь из всего происходящего было настоящим?

Да было. Эдди мог судить по испуганному, кошмарному выражению на лице Грэга. Как давно он работает на «скорой»? Его обучение наверняка не включало в себя случаи с потерпевшим, которому вышибло мозги.

Они пытались сказать, что он не может ехать с ними, но Эдди все равно очутился в машине скорой. Он не собирался передавать своего друга на попечение кучки эскулапов.

По дороге в Медицинский Центр Омаха сердце Рика останавливалось дважды.

Грэг сохраняя спокойствие, дважды использовал электрошок, заставляя его сердце снова биться.

Это не помогло.

В 11:46 через три часа после ранения было объявлено о кончине Рика Бэка.

Новость сразила Эдди наповал. Его колени подогнулись. Сползя по больничной стене, он оказался на полу.

Все чего хотел Эдди, так это быть способным играть музыку вживую. Что случилось? Каким образом все пошло не так?

Казалось, будто бы он делал заказ, но принимающий его человек не понимал языка Эдди. Или просто веселился, мучая его. Он хотел реализовать себя в музыке. Так и произошло, но в процессе он утратил свою душу. Он хотел уйти от дел, а теперь утратил лучшего друга.

Он отправился домой, на оставленные ему дедом сорок акров, заехал на своем Шевроле во двор и бросил его там.

Дом.

Здесь он чувствовал безопасность. Он заработал достаточно денег, чтобы остаться здесь навсегда, если у него возникнет такое желание. Ему не придется больше писать новые стихи, играть новые мелодии.

Пресса ворвалась в город, став лагерем на городской площади и в парке и на открытых площадках.

Эдди не мог и носа высунуть из дому, чтобы в этот нос ему не пихали микрофоны.

«Что теперь будет с группой?»

«Рик работал над чем-то новым. Вы будете пробовать записать это без него?»

«Было ли хоть что-то завершено?»

Эдди игнорировал их вопросы, отталкивая с пути. Они вторгались на его территорию. Он хотел, чтобы они ушли.

Рика хоронили в закрытом гробу.

Казалось, что половина Северной Америки собралась на похороны.

Время после них слилось неясным пятном, один день перетекал в следующий.

Он уже неделю пробыл дома, когда пришла мать Рика.

Эдди сидел на веранде, упершись спиной в перила, наблюдая как Адель Бэк идет через двор.

Эдди был пьян, но не настолько, чтобы это было заметным.

Это ему стоило навестить ее, но он не в силах был заставить себя покинуть ферму.

Сказать честно?

Он не мог взглянуть ей в лицо.

Как она могла вынести его вид? Но все же Адель не знала, что Рик не писал тех песен, что он не был душой за музыкой. Эдди не собирался рассказывать ей. Не из-за того, что не хотел, чтобы она знала, что это он должен был быть мертв вместо ее сына. А потому что не хотел порочить память Рика.

«Они поймали того, кто это сделал» — сказала ему Адель, садясь возле него на ступеньки.

«Я слышал»

Слышал. Видел. Какой-то сумасшедший псих, который вырезал карманный ножичком себе на лбу инициалы какой-то девушки. Девушки, которую он предположительно старался впечатлить убийством публичного идола.

«Для тебя, Хэлен» — Хрипел он, сверкая глазами в объективы камер. «Я сделал это для тебя»

Эдди не понимал, зачем они передавали картинку с изображением убийцы в каждый дом в Америке. Но вот он собственной персоной объяснил свои действия, будто все это имело смысл.

«Слова» — кричал он. — «Слова приказали мне сделать это»

«Какие слова?» — цепляя его на крючок, поинтересовалось лицо за кадром.

«Слова песни. Музыка. Слова приказали мне его убить»

Эдди должно быть издал звук, какое-то надрывное рыдание, потому что Адель приблизилась и положила свою руку на него таким материнским жестом, что это разорвало его сердце. Он не заслуживал ее сочувствия.