Опятъ пошелъ я стороною незнакомою… А ночь — хоть деньги считай!.. Вышелъ я изъ избы и пошелъ въ городъ. Только что я вышелъ на дорогу — мнѣ большой обозъ порожнякомъ по пути.

— Путь во Богѣ! крикнули изъ обоза мнѣ.

— Путь во Христѣ! отвѣтилъ я, снявши шапку и поклонившись міру.

— Куда Богъ несетъ?

— Въ городъ.

— Въ городъ?

— Да, въ городъ.

— Садись! Мало подвеземъ, заговорили мужики:- садись… садись, мало подвеземъ.

Я сѣлъ.

— Отколь, человѣкъ? спросилъ меня мужикъ, съ которымъ я сѣлъ, на сани.

— Изъ-подъ Москвы.

— А! Изъ-подъ Москвы?

— Изъ-подъ Москвы?…

— Ну, да, изъ-подъ Москвы.

— Гм… гмъ…

— А вы откуда?

— А мы изъ Жигаловки! отвѣтилъ тотъ съ достоинствомъ.

— Гдѣ эта Жигаловка?

Мужикъ посмотрѣлъ на меня не то съ презрѣніемъ, не то съ недоумѣніемъ.

— Гдѣ Жигаловка?

— Да, гдѣ Жигаловка?!

— Жигаловка?

— Да, Жигаловка.

— Да развѣ въ Москвѣ не знаютъ про Сергѣя Жигаловскаго?

— Можетъ и знаютъ; только я не слыхалъ.

— А вотъ какой у насъ Серега: дай ему цѣлковый: «поди за водкой!» — «Я водки не хочу!..» А водку любитъ: — во! Душа!.. «Да пожалусто… душа!..» Слѣзетъ съ печки:. «Ну, дай пошлю…» — Выйдетъ на крылечко, посмотритъ: есть кто, пошлетъ, а нѣтъ — самъ ни за какія тысячи не пойдетъ.

— Ужь будто и совсѣмъ не пойдетъ? спросилъ я, будто не довѣряя его словамъ.

— Да ты знаешь, какъ онъ живетъ?

— Нѣтъ, не знаю.

— А вотъ какъ: живетъ онъ въ лѣсу… Дрова, значитъ, рукой подать… Палкой швырнуть — докинешь… Холодно ужъ избѣ, дѣться не куда. Онъ пойдетъ, дровъ нарубитъ, печку стопитъ. Станетъ въ избѣ холодно, онъ на печку взлѣзетъ; на печкѣ холодно, онъ въ самую печку проползетъ! Вотъ какой! Станетъ холодно въ печкѣ, онъ опять дровъ охапку нарубитъ. Вотъ какой!.. А въ Москвѣ будто не знаютъ Жигаловскаго Серегу?

— Должно быть знаютъ, недовѣрчиво отвѣчалъ я:- только я не знаю.

— Вѣрное слово говорю: знаютъ.

Ми немножко помолчали.

— А вы куда ѣдете? спросилъ я моего спутника по дорогѣ.

— А мы въ лѣсъ ѣдемъ, любящій ^[3] человѣкъ; въ казенный лѣсъ…

— Зачѣмъ?…

— А дровецъ нарубить.

— Лѣсъ-то казенный?!

— Казенный, другъ любящій!

— Братцы, дѣло плохо!

— А чѣмъ плохо?

— Лѣсъ-то казенный, а не твой!? По закону будетъ это кража.

— Вона, куда заѣхалъ!..

— Да какъ же?

— Ворами насъ не обзывай! Мы не воры! спроси по околодку: былъ у насъ воръ?

— Да это хоть и такъ…

— А какъ же?

— Вѣдь лѣсъ-то казенный?

— А садилъ лѣсъ-то это нибудь? Твой лѣсъ-то садилъ это?

— Да… ты…

— То-то и есть. Божья благодать — для всѣхъ, какъ есть для всѣхъ!

— Ты должонъ возчувствовать! заговорилъ убѣдительно старикъ, одинъ изъ обоза. — Ты это возчувствуй: кто работаетъ, тому за работу, за его потъ значитъ, и плата идетъ. Вотъ къ примѣру пахотьбу взять: ты вспахалъ, взборонилъ, засѣялъ; опять запахалъ; ждешь цѣлый годъ, что Господь зародитъ. Зародитъ Господь — не вотъ возьмешь!.. А ты ее въ самое горячее времячко сожни, свяжи, да въ копны положи… Вотъ ежели тѣ копны взять — кража!.. За эту кражу передъ Богомъ отвѣтъ должонъ будешь держать!.. Для того должонъ будешь отвѣтъ держать, что здѣсь, на той копнѣ, потъ, кровь человѣчья лежитъ… Я работалъ, трудился, ночей не досыпалъ, а ты взялъ ее матушку да м поднялъ! Моя слезы на тебѣ взыщутся!.. А лѣсъ, ты говоришь: кто его садилъ? — Богъ! — Кто его берегъ-ростилъ? — Все таки Богъ!.. Такъ ты не моги говорить, что твой лѣсъ: лѣсъ Божій!.. Спроси у стариковъ: «Чей лѣсъ?» — Лѣсъ въѣзжій! скажутъ тебѣ тѣ старики.

— Какъ въѣзжій?

— А такъ въѣзжій: кто значитъ въѣхалъ въ лѣсъ, тотъ и руби.

— А поймаютъ? спросилъ я, удивляясь такого рода доводамъ.

— А поймаютъ: знамо дѣло! Поймаютъ, хоть въ казенномъ лѣсу, хоть въ барскомъ, подъ отвѣтъ попадешь, для того, что не всѣмъ это понятно… Попадешься — судить станутъ.

— А когда попадешься?! возразилъ одинъ изъ моихъ спутниковъ, повидимому надѣявшійся на себя.

— Все въ руцѣ Божіей, отвѣчалъ разказчикъ: — все въ руцѣ Божіей!

— Я тебѣ, парнюга, разскажу дѣло, заговорилъ одинъ торопливый мужиченко: — разскажу дѣло, такъ дѣло! Тридцать лѣтъ воровали всѣмъ міромъ: всему міру хорошо было; одинъ изъ міру воровать не хотѣлъ — сколько муки отъ господъ перетерпѣлъ — чуть въ Сибирь не угодилъ!

— А какъ такъ?

— А вотъ какъ: былъ баринъ, а у того барина лѣсу — что и Господи мой!.. Тотъ баринъ и объявляетъ: «кто возьметъ изъ лѣсу хворостинку, тому закачу сто хворостинокъ куда слѣдуетъ; а кто вырубитъ бревно, — тому выну изъ бока ребро!» — Ну, хорошо!.. Вотъ пріѣзжаетъ къ тому барину одинъ благопріятель. «Такъ и такъ, говоритъ барину тому благопріятель:- ты за твоимъ лѣсомъ ночей не спишь; а лѣсъ твой твои же мужики, какъ косой, косятъ!» — А тотъ благопріятель былъ тоже баринъ, сосѣдъ тому барину, и хотѣлъ онъ тайкомъ попользоваться изъ сосѣдскаго лѣсу, да мужики свои не допустили:- «Нашъ, говорятъ, лѣсъ!» — А сосѣдъ-то говоритъ:- «Не вашъ лѣсъ, а барскій»!.. Сколько тамъ ни говорилъ, а мужики сосѣду лѣсу не дали! Вотъ сосѣдній помѣщикъ озлился да и донесъ тому барину. Баринъ сейчасъ за старосту! — «У тебя лѣсъ воруютъ!» крикнулъ баринъ… Что ужь было старостѣ: одинъ Богъ вѣдаетъ!.. — «У тебя лѣсъ мой воруютъ!» кричитъ баринъ. А староста одно твердитъ: — «Никакъ нѣтъ-съ! Ни одного прутика вывезти никто не смѣетъ!» — «Поѣдемъ къ лѣсу!» кричитъ баринъ. А староста ужь знаетъ свое:- «Поѣдемте, говоритъ, сударь!» — «Вели сѣдлать мнѣ лошадь!..» Осѣдлали барину лошадь, поѣхалъ; староста за нимъ. Поѣхали въ лѣсу. Только не доѣзжая до лѣсу съ версту, а то можетъ и меньше, баринъ остановился, смотритъ: лѣсъ стѣной стоитъ! Повернулъ лошадь, назадъ. — «Ступай за мной»! крикнулъ онъ старостѣ, да во всѣ лопатки домой, а староста за нимъ!.. Пріѣзжаютъ они домой. — «Я тебя, староста, говоритъ баринъ, истязалъ — вотъ тебѣ награжденіе» — и даетъ старостѣ цѣлковый. Пріѣзжаетъ къ барину другой сосѣдъ, начнетъ говорить про лѣсъ — тотъ же исходъ. Подумали сосѣди, подумали: изъ доносовъ толку нѣтъ, одна только съ бариномъ остуда — и бросили!.. Выбудетъ одинъ староста, назначитъ баринъ другаго, и тому наказъ:- «за лѣсомъ смотри, за хворостину — сто хворостинъ; за бревно — ребро; а не будешь ты, староста, смотрѣть: тебя на поселеніе, всѣхъ твоихъ дѣтей въ солдаты, а дворъ твой весь разворочу!» Смѣнился одинъ староста, смѣнился другой, нашло время быть старостой мужику степенному, Василіемъ Петровичемъ звать. А Василій Петровичъ былъ мужикъ степенный: передъ Богомъ не совретъ. Баринъ ему опять свои рѣчи; «Береги лѣсъ; не то домъ твой раззорю, тебя въ Сибирь пошлю, дѣтей твоихъ въ солдаты отдамъ!» — Василій сперва на перво барину въ ноги: — «Освободи ваша милость отъ начальства!..» — Только баринъ и слышать не хотѣлъ. — «Ты, говоритъ, мнѣ рабъ, а я тебѣ баринъ; что захочу, то изъ тебя и сдѣлаю: захочу старостой — старостой и будешь! Захочу свинопасомъ — будешь и свиней пасти!..» Что подѣлаешь?! А баринъ былъ нравный!.. «Коли такъ, говоритъ новый староста, такъ извольте, говоритъ, лѣсъ осмотрѣть, да и сдать мнѣ». — «Я, говоритъ баринъ, лѣсъ осмотрѣлъ не такъ давно». — «А что въ томъ лѣсу дѣлается, спрашиваетъ староста, что въ томъ лѣсу вы видѣли?» «Тамъ въ лѣсу благополучно», говоритъ баринъ. — «Будь благополучно, говоритъ староста, всею душею взялъ бы беречь ваше барское добро, а слушая вашъ грозный наказъ, долженъ сказать, что лѣсу, почитай, что и нѣту!» — «Какъ!» — крикнулъ баринъ. Полетѣлъ къ лѣсу, опять не доѣзжая версты — видитъ, лѣсъ стоить. Вернулся домой — за новаго старосту! — «Цѣлъ лѣсъ?» спросилъ баринъ старосту, расправившись съ нимъ. — «Почесть весь вырубленъ»… Опять за расправу!.. Староста все свое: «вырубленъ, да вырубленъ!» — Сколько баринъ ни бился, староста все свое: «вырубленъ лѣсъ; почесть ничего не осталось!» — Барина зло взяло… — «Снарядить, говоритъ, подводчиковъ!..» Снарядили подводчиковъ, посадили старосту, баринъ далъ такую бумагу, чтобъ старосту въ Сибирь послать, и поѣхали въ городъ. Только привозятъ Василія Петровича въ городъ, старосту-то этого, къ исправнику, а на счастье Василія исправникъ-то его зналъ: дѣла съ нимъ по своему имѣнію дѣлывалъ, чаями Василія Петровича паивалъ. Какъ увидать исправникъ Василья-старосту въ кандалахъ, такъ ажно ахнулъ!.. — «Ты, говоритъ, какъ во мнѣ такимъ манеромъ попался? — За какую такую вину?» — Василій стоитъ, молчитъ. — «За какую такую вину? допытывается исправникъ: можетъ, кто на тебя облыжно донесъ?» — «Нѣтъ, говоритъ Василій Петровичъ:- я отъ міра не отказчикъ, на міръ не доносчикъ, такъ и міръ про меня дурнаго ничего не скажетъ». — «Такъ за что же?» — «Баринъ приказываетъ лѣсъ хранить — соблюдать»… — «Да вѣдь лѣсу нѣтъ»! говоритъ исправникъ; и ужь всѣмъ было въ округѣ извѣстно, что лѣсъ изведенъ. — «Я такъ и докладывалъ его милости». — «А онъ?» — «А онъ»… «Ну того не вернешь! сказалъ исправникъ, а теперь поѣденъ къ твоему барину». Посадилъ исправникъ старосту съ собой въ сани, а все въ кандалахъ, привезъ къ помѣщику. — «За какую такую вину, спрашиваетъ барина исправникъ, чѣмъ провинился передъ вами Василій Петровъ, что вы его посылаете въ Сибирь?» — «А такъ и такъ, говоритъ баринъ, я самъ вижу, лѣсъ, а онъ говоритъ, что лѣсъ почесть весь вырубленъ!» — «Не напрасно ли наказываете?» — «Какое напрасно!..» — «А поѣдемте, посмотримте, говоритъ исправникъ. — „Поѣдемте, говоритъ баринъ, да возьмемте и „Ваську“. Поѣхали, взяли и Ваську, то есть того Василія Петровича. — „Видите лѣсъ?“ спрашиваетъ баринъ исправника, подъѣзжая къ лѣсу. — „Ничего не вижу!“ говоритъ исправникъ. — „Какъ?“ — „А такъ: въѣдемъ въ лѣсъ, тамъ посмотримъ.“ — Въѣхали въ лѣсъ, а лѣсу то и нѣтъ!.. только дли виду одна опушка оставлена, чтобъ барину лѣсъ былъ видѣнъ, а въ лѣсу не то, чтобъ порубка воровски воровалась, а порубка на хозяйскую ногу пошла; срубы рубили, доски пилили!.. — „Кто жъ это?“ спросилъ баринъ исправника. — „Да все ваши мужички“, говоритъ исправникъ. — „Кто именно“? опять спросилъ баринъ ужь у Василія Петровича. — „Да всѣ!“ — Поѣхали, по деревнѣ: у всякаго мужичка въ каждомъ дворѣ на продажу и доски напилены и срубы порублены…