— Так, понятно… — с волнением произнес Жеремиас. — А что означает фраза: «Тебя убьют»?

— Ну, это же очевидно, — не сумела скрыть раздражения Рафаэла. — Сеньор Олегариу предупреждает, что вас собираются убрать.

— Я понял, — сказал Жеремиас. — Меня только интересует, кто готовит убийство?

— Вероятно, тот же человек, который убил сеньора Олегариу, — ответила Рафаэла.

— А точнее? — настаивал Жеремиас, глядя на нее угрожающе.

— Доктор Фаусту, — произнесла она с явным облегчением, а Жеремиас, наоборот, еще больше помрачнел.

— Значит, все, что написал Олегариу, — правда? Он вас разоблачил, и за это вы его убили?

— Я тут ни при чем, дядя! — испугалась Рафаэла. — К убийству я не имею никакого отношения! Фаусту привязался ко мне, когда узнал, что я — ваша племянница и наследница. Из-за наследства он и хотел на мне жениться. Вот почему я без восторга принимала его ухаживания.

— Но все-таки принимала! — напомнил ей Жеремиас. — Зачем? Почему не сказала мне о корыстных планах Фаусту?

— Не хотела с ним ссориться. Ведь он единственный был убежден, что я — ваша племянница. А сеньор Олегариу сомневался во мне…

— Но если Фаусту его убил, значит у Оллегариу были какие-то веские доказательства?

— Никаких доказательств у него не могло быть, потому что я — Мариеты Бердинацци, дочь вашего брата Джакомо! — твердо произнесла Рафаэла. — Он просто сомневался и мог уговорить вас не подписывать завещание в мою пользу. А Фаусту хотел получить наследство как можно скорее. Поэтому он сначала убрал вашего друга, а потом, после того как вы подпишете завещание, собирается отравить вас.

— Но если ты не сообщница Фаусту, то почему до сих пор молчала? Почему не предупредила меня о готовящемся убийстве, как это сделал Олегариу? Не потому ли, что ты тоже заинтересована в моей смерти?

— Нет, дядя! Я не решалась вам сказать, потому что Фаусту мне угрожал. Я боюсь его! Да и вы бы мне не поверили. А теперь, когда появилась еще эта записка, мне было легче открыться.

— А если б Олегариу не успел ее написать? Ты бы и дальше ждала, когда меня убьют?

— Нет! Я хотела вооружится надежными уликами против Фаусту и потом вам все рассказать. А если бы мне не удалось их раздобыть, то я бы просто ушла тайком из вашего дома и оставила письмо, в котором написала бы всю правду о Фаусту. А уж вы бы сами решили, верить мне или не верить.

— Ладно, считай, что сейчас я тебе поверил, — сказал Жеремиас. — И не бойся Фаусту.

Затем он пошел в свой кабинет, где его ждал Валдир, и все только что услышанное пересказал детективу.

Тот посоветовал Жеремиасу не торопиться с оформлением завещания, поскольку теперь все больше склонялся к мысли, что Мариета — самозванка и что в сговоре с Фаусту она была с самого начала, еще до появления здесь.

Жеремиас же в свою очередь попросил его не устраивать очной ставки между Мариетой и Фаусту.

— И вообще не говорите ему пока о ее показаниях, — добавил он. — Мы с Жудити хорошенько понаблюдаем за этой парой и выясним, действительно ли Мариета боится Фаусту.

— Ваш план небезопасен, — предупредил его Валдир. — Но у меня, к сожалению, нет улик для ареста Фаусту. Показания Мариеты и записка Олегариу он вправе будет назвать голословными обвинениями, поклепом. Так что вы будьте осторожнее не только с Фаусту, но и с Мариетой. Она ведь может получить наследство и без завещания — как ваша родственница. Правда, ей придется разделить его с Бруну Медзенгай и его детьми.

— Этого я не допущу! — заявил Жеремиас.

— Вы так ненавидите Медзенгу, что предпочтете все отдать аферистке? — изумился Валдир. — А вдруг она вынашивает коварный замысел, какой и не снился Фаусту? Ведь адвокат уже фактически выведен из игры: выдав его нам, Мариета тем самым отказалась и от брака с ним. Стало быть, Фаусту нечего рассчитывать на наследство. А чтобы он не досаждал своими угрозами, Мариета может, простите, расправиться с вами, а пушку подбросить Фаусту, чтобы на сей раз против него имелось достаточно улик.

Жеремиас задумался, сверяя логические строения Валдира со своей интуицией. Затем твердо ответил:

— Нет. Вы заблуждаетесь в своих предположениях. Я еще могу допустить, что Мариета — самозванка, но она не способна на убийство! Поверьте, я немного разбираюсь в людях.

— Охотно верю, — улыбнулся Валдир. — И что вы в таком случае думаете о Фаусту?

— За него бы я не стал ручаться, — с сожалением произнес Жеремиас.

Жудити, не спускавшая глаз с Рафаэлы, вскоре доложила хозяину, что слышала, как Фаусту действительно угрожал девушке.

— Она его очень боится, — заключила Жудити.

— Что ж, это скорее отрадная новость, чем печальная, — сказал Жеремиас, немало удивив служанку.

Когда же к нему обратилась взволнованная Мариета и попросила хотя бы уволить Фаусту, чтобы он был подальше от их дома, Жеремиас ответил ей:

— Я бы мог, конечно, найти какой-нибудь предлог для увольнения, но боюсь, что Фаусту в этом случае станет еще опаснее. А у Валдира нет оснований для ареста.

— Но что же делать?! — в отчаянии воскликнула Мариета-Рафаэла. — Мне страшно.

— Потерпи немного, — посоветовал Жеремиас. — Я не позволю Фаусту совершить новое преступление. И сделаю все, чтобы оплатить ему за смерть Олегариу.

В тот же день адвоката нашли на кофейной плантации мертвым, с простреленной грудью.

Валдир, обследовав труп, сообщил, что выстрел на сей раз был только один, зато прицельный.

— И пока неясно, кто стрелял? — спросил Жеремиас.

— Да, пока неясно, подтвердил Валдир. — Но мне кажется, это убийство в какой-то мере положило конец вашим волнениям.

— И вашим тоже, — многозначительно добавил Жеремиас.

— Не скажите, — покачал головой Валдир. — Меня продолжает беспокоить ваша племянница.

— Оставьте Мариету в покое! — рассердился Жеремиас. — Она не причастна к этим убийствам.

— Дай-то Бог, — только и смог ответить Валдир.

Пока он беседовал с Жеремиасом в его кабинете, Жудити и Рафаэла не находили себе места от волнения. Правда, причины для волнения у них были абсолютно разные. Жудити боялась, что убивший двоих может убить и третьего, то есть и обожаемого ею Жеремиаса. А у Мариеты-Рафаэлы все не выходил из головы ее последний разговор с дядей. Неужели старик отважился учинить самосуд над Фаусту?!

Вечером она прямо спросила у Жеремиаса:

— Дядя, вы имеете какое-то отношение к случившемуся?

— То же самое я хотел выяснить у тебя, — ответил он, пристально глядя ей в глаза.

— Нет, я не убивала Фаусту! — клятвенно заверила Рафаэла.

— Ну, если так, то и забудь обо всем, — примирительно ответил Жеремиас. — Пусть это дело расследует инспектор Валдир.

Не получив половину состояния Медзенги, Ралф лютовал. На Лейю он не мог смотреть без раздражения. Однако сдерживался, надеясь урвать от нее хотя бы малую долю того, на что рассчитывал прежде.

Например, ему удалось уговорить ее на продажу яхты, попутно выкачивая и те деньги, что имелись у Лейи на счету.

— Это не яхта, а какая-то развалина, — говорил он. — Мы сможем получить за нее не более двух тысяч реалов.

— Но она обошлась нам в четыреста!

— Как выяснилось, там большие проблемы с двигателем, — врал напропалую Ралф. — Я велел Жералдину заменить его на новый. Тебе придется выписать мне чек на оплату этого ремонта.

И Лейя выписала ему чек…

А Ралф, не теряя времени, завел роман с другой жертвой — такой же легковерной Сузаной, у которой тоже имелся богатый муж. Без зазрения совести развлекался с нею на яхте и не скрывал, что это собственность Лейи Медзенги.

— Бабенка оказалась такой прилипчивой, — объяснял он Сузане, — что я до сих пор не могу от нее окончательно отделаться.

— То же самое ты потом будешь говорить и обо мне? — опечалилась Сузана.

— Нет, что ты! — возмутился Ралф. — В тебя я влюбился с первого взгляда и буду любить всю жизнь!