И Сузана, подобно Лейе, таяла от его сладких речей.
Но пока сделка по продаже яхты не была доведена до конца, Ралфу приходилось уделять время своей прежней любовнице. Лейе конечно же не нравилось проводить время в одиночестве, и однажды она устроила сцену ревности, за что вновь была избита пьяным Ралфом.
Потом он, разумеется, принес свои извинения, Лейя простила его, и лишь синяк под глазом напоминал о недавней ссоре. Но Лейя старалась не смотреть в зеркало.
Внезапный звонок Маркуса нарушил идиллию и поставил Лейю в сложное положение: с одной стороны, она хотела увидеть сына, который пропадал со дня своей несостоявшийся свадьбы, а с другой стороны, стеснялась в очередного синяка. Но Маркус не знал, в каком положении находится мать, и сказал в трубку:
— Я тут неподалеку. Через минуту буду у тебя.
— Мне, пожалуй, лучше уйти, — воспользовался случаем Ралф, но, пока он одевался, Маркус уже успел войти в апартаменты матери.
Лейя была вынуждена представить сыну своего возлюбленного. Ралф протянул руку для приветствия, однако Маркус пожимать ее не стал, ограничившись вежливым кивком головы.
Ралф ушел, а Маркус стал объяснять матери, почему в последний момент решил отказаться от женитьбы.
— Поверь, я не собирался доводить ситуацию до скандала, не хотел оскорбить Лилиану, отца и всех вас… Но в какое-то мгновение ноги перестали меня слушаться… Я хотел повиниться перед Лилианой, да меня к ней не пустили.
— Ты думаешь, Лилиана сможет тебя простить?
— Не знаю. Вообще-то она меня любит. Но что я могу для нее сделать? Разве только признать ребенка.
— Мне очень хочется, чтобы ты помирился сначала с отцом, — вздохнула Лейя. — Во многом он прав: тебе уже пора вникать в семейный бизнес.
— Мама, давай не будем об этом, — с досадой прервал ее Маркус. — Спасибо, что выслушала меня и не стала ругать. Я тоже не берусь осуждать тебя за твой выбор. Но если этот Ральф будет и впредь распускать руки, — он кивнул на синяк, красовавшийся у Лейи под глазом, — то я его убью!
Выходка Маркуса, не явившегося на собственную свадьбу, наделала много шума в прессе, возле его дома круглые сутки дежурили репортеры, надеясь подловить виновника скандала. Но Маркус где-то скрывался, и отдуваться приходилось Бруну. Поэтому он, взяв с собой Луану, улетел в Арагвайю.
Но и там ему не было покоя. Он ходил мрачный и задумчивый, укоряя себя в ошибках, которые допустил, воспитывая сына. И лишь Луана была для него отрадой. С нею Бруну оттаивал душой, забывая о семейных неурядицах. Но однажды и она доставила ему неприятность, заговорив об их будущем ребенке:
— Я хочу, чтобы он родился здесь, в Арагвайе.
Бруну охватил ужас.
— Ты… беременна?
— Нет, — ответила она и, заметив как он облегченно вздохнул, спросила с обидой и разочарованием: — А ты не хочешь ребенка?
— Не хочу! Мне достаточно и тех двоих, с которыми я не умею управляться.
— Но я же говорю о нашем ребенке!
— Все равно, — жестоко ответил Бруну.
— А если я все же захочу родить? — не унималась Луана.
— Пожалуйста, рожай. Только не от меня! — улыбнулся он, давая понять, что шутит, но Луану больно задели его слова.
Когда Бруну это осознал, то счел за благо переключиться на другую тему:
— Скажи, ты еще не дозрела до того, чтобы пройти курс лечения у психоаналитика? Надо же восстановить твою память.
— Нет, я почему-то боюсь идти к врачу, — призналась она. — Может, мне самой удастся все вспомнить? Иногда в моей памяти всплывают какие-то лица, имена, обрывки разговоров. Но это происходит как-то во сне… Знаешь, когда я впервые услышала твое имя, во мне тоже что-то словно зашевелилось внутри…
— О нет, нет! — прервал ее Бруну, весело смеясь. — Только не это! Я же говорил, что больше не хочу иметь детей.
Луана промолчала, не желая показать ему своей обиды.
Утром, после завтрака, Бруну сказал Донане и Зе:
— Я оставляю на ваше попечение Луану, а сам поеду на дальние фазенды и, вероятно, заверну в Минас-Жерайс.
— Хотите купить там землю? — высказал догадку Зе.
— Нет. Хочу удостовериться, что человек, ограбивший мою мать и бабушку, действительно жив, — ответил Бруну и, уловив недоуменный взгляд Зе, добавил: — Речь идет о Жеремиасе Бердинацци, которого ненавидели мой дед, мой отец и передали мне эту ненависть по наследству.
— Так вы едите туда ссорится? — встревожилась Донана.
— Нет. Просто хочу посмотреть на негодяя и подумать, как можно вернуть то, что он у нас когда-то украл.
Луана, бледная как полотно, встала из-за стола и, пошатываясь, направилась в свою спальню.
— Господи, что это с ней? — испуганно произнесла Донана, поспешив за нею вслед.
Бруну тоже обеспокоился: «Уж не беременна ли она в само деле?»
Донана подумала о том же и осторожно спросила у Луаны:
— Тебе плохо? Почему ты так неожиданно ушла?
— Потому что Бруну заговорил о каком-то Бердинацци. А я тоже Бердинацци. Правда, я не знаю, действительно ли это моя фамилия или ее придумал врач, который лечил меня после катастрофы… Прости, Донана, мне действительно плохо. У меня кружится голова…
— Ну полежи, полежи, — не стала больше расспрашивать ее Донана и вернулась к мужчинам.
Бруну, обеспокоенный болезненным состоянием Луаны, решил отложить поездку в Минас-Жерайс.
А спустя несколько часов Луана сама пришла к Донане на кухню — взволнованная, испуганная.
— У меня в голове, похоже, наступает прояснение, — промолвила она, тяжело дыша. — Эта фамилия… Бердинацци… Мой отец тоже с ненавистью вспоминал о Жеремиасе Бердинацци, своем брате. И тоже называл его вором… Выходит, я из рода Бердинацци. Моего отца звали Джакомо… Джакомо Гильерме Бердинацци…
— Ты вспомнила свою фамилию. А имя? — спросила Донана, однако Луана не ответила, потому что у нее вновь закружилась голова.
К вечеру ей стало значительно лучше, и за ужином Бруну опять заговорил о своей поездке в Минас-Жерайс.
— Мой отец не смог свести счеты с Бердинацци, но я должен это сделать.
— А стоит ли ворошить прошлое? — попытался отговорить его Зе.
— Для таких преступлений не существует срока давности, — уверенно заявил Бруну. — Жеремиас и его брат подделали подписи моей матери и бабушки, чтобы тайком от них продать фазенду. И затем скрылись куда-то с деньгами, оставив собственную мать без крова, без средств к существованию. Так могу ли я это простить Жеремиасу?
— Вы все время говорите только о нем, — заметил Зе. — А к его брату ваша ненависть уже прошла?
— С ним за меня поквитался сам Господь. Этот другой Бердинацци погиб в автокатастрофе вместе с семьей.
У Донаны все похолодело внутри, но она нашла силы спросить как можно деликатнее:
— Значит, с Бердинацци произошло то же, что с семьей Луаны?
Обе они — Донана и Луана — замерли, ожидая, что ответит Бруну. А он, не заметив их смятения, подтвердил:
— Да, там тоже выжила только одна девочка.
— И… как ее звали? — не удержалась от вопроса Донана.
— Ее зовут Мариетой, как мою бабушку, — ответил Бруну. — Эта девушка живет в доме Жеремиаса, Маркус ее видел, когда ездил туда.
У Луаны все поплыло перед глазами, но Донана, понимая, что происходит, крепко сжала ее руку и продолжала расспрашивать Бруну:
— А если бы той девушкой, выжившей в автокатастрофе, оказалась наша Луана? Как бы вы поступили?
— Я бы выбросил ее в реку! — рассмеялся Бруну.
— Господь с вами! — испуганно воскликнула Донана.
А Бруну, заметив наконец, как переменилась в лице Луана, обнял ее.
— Ну что ты, право… Я же не тебя имел в виду. Ты же не Бердинацци!
Она промолчала, но после ужина растеряно сказала Донане:
— Наверное, я таки не Бердинацци, если Жеремиас уже нашел свою племянницу.
— Но как же быть с твоими воспоминаниями? — тоже пребывая в растерянности, спросила Донана.
— Не знаю, — ответила Луана. — Я боюсь сойти с ума от всего этого.