Утром он без всяких объяснений сообщил детям, что разводится с их матерью.

А затем, охваченный смутной тревогой, улетел в Арагвайю: ему вдруг почудилось, что он может не застать там Луану.

Владения Жеремиаса Бердинацци располагались южнее Сан-Паулу, в штате Минас-Жерайс. Это были добротные, ухоженные пастбищах кофейные плантации, к которым Жеремиас сохранил привязанность с детства. На них он выращивал высококачественный кофе, но основной доход имел от реализации молочных продуктов, потому что в отличие от своего племянника Медзенги, разводил не мясной, а исключительно молочный скот.

Таким образом, финансовые интересы дяди и племянника никогда не пересекались, и оба они практически не вспоминали друг о друге, хотя и жили, в общем, по соседству.

Главное поместье Жеремиаса располагалось в Минас-Жерайс, где он провел большую часть своей жизни и где его настигла одинокая старость.

Оба его брака были не слишком удачными. Первая жена ушла от Жеремиаса, не выдержав его жестокого характера, вторая оказалась более покладистой, но умерла пять лет назад. Ни та, ни другая не оставили Жеремиасу наследника, и теперь, на склоне лет, он особенно горевал по этому поводу.

После смерти жены ему довелось пережить сложную операцию на сердце. Жизнь висела на волоске, Жеремиас это понимал, а потому попросил срочно разыскать его брата Джакомо, перед которым хотел, пусть и с опозданием, повиниться.

Доктор Фаусту, юрист, служивший у Жеремиаса секретарем, начал поиски, однако это оказалось делом непростым: следы Джакомо затерялись.

Жеремиас тем временем благополучно преодолел болезнь, вернулся к делам, но поиски брата не прекращал, и однажды Фаусту принес ему печальное информацию:

— К сожалению, Джакомо Бердинацци со своей семьей погиб в автомобильной катастрофе. Случилось это в штате Парана много лет назад. Может быть, только его дочь, которой тогда было двенадцать лет, выжила. Она долго находилась в коме, а когда очнулась, то ничего не помнила, даже своего имени. Ее пытались лечить, но ваша племянница однажды самовольно покинула больницу, и с тех пор о ней ничего не известно.

Убитый таким сообщением, Жеремиас не сразу нашел в себе силы спросить:

— Есть ли хоть какая-нибудь возможность отыскать эту девочку?

— Боюсь, что нет, — ответил Фаусту.

— И все же ты попытайся ее найти, — не хотел отступать Жеремиас. — Это моя единственная наследница!

— У тебя есть еще племянник по линии сестры, — напомнил ему Олегариу — верный друг и помощник, превративший заурядную ферму Бердинацци в весьма прибыльное производство.

— Ты говоришь о моей сестре Джованне? — нахмурился Жеремиас. — Но она не Бердинацци. Она — Медзенга! И ее отпрыск не имеет никакого права на мое наследство.

— По закону — имеет, — вставил Фаусту. — Если, конечно, завещание не будет составлено в пользу другого лица.

— Я лучше все оставлю вам, тем, кто работал со мной бок о бок на фермах и кофейных плантациях! — в запальчивости заявил Жеремиас. — Думаю, что ты, Олигариу, заслуживаешь этого гораздо больше, нежели сын моего кровного врага.

— Мне ничего не надо, — смутился Олегариу. — Живи еще сто лет и не думай о завещании.

— Нет, я не могу допустить, чтоб все, нажитое в таких трудах, пошло прахом, — возразил Бердинацци. — Надо подумать над уставом специального фонда, из которого будут выплачиваться пособия моим бывшим сотрудникам. Разумеется, после того, как я… уйду. Фаусту, займись этим, подготовь нужный документ. Но и поиски моей племянницы не прекращай!

— Боюсь, что ее нет в живых, печально молвил Олегариу. — Иначе она бы давно сама объявилась. Ведь у нее нет родителей, стало быть, надо искать помощи у родного дяди.

— Все так, — согласился Жеремиас, — только я был несправедлив к моему брату, обидел его. Девочка могла знать об этом… Так что я сам должен отыскать ее! С твоей помощью, Фаусту.

— Да-да, конечно, — ответил тот.

Однако многомесячные поиски племянницы не увенчались успехом, и Жеремиас Бердинацци сообщил уже большому числу служащих о своем посмертном фонде.

— Напрасно ты это сделал, — с досадой заметил Олегариу. — Преждевременно. Теперь каждый только и будет считать, сколько ему перепадет хозяйского добра.

— Ты хотел сказать: все станут мечтать, чтобы я поскорее умер?

— Ну, не совсем так, а все же…

— Нет, дорогой Олегариу, я не доставлю им такого удовольствия! Доктор, делавший мне операцию, обещал, что еще лет десять мое сердце будет работать без перебоев.

— Дай-то Бог! — улыбнулся Олегариу.

Служащие Бердинацци, действительно, с нескрываемым интересом обсуждали устав грядущего фонда, но их надежды рухнули в одночасье, когда в дом Жеремиаса прибыла незнакомка, представившаяся дочерью покойного Джакомо.

Жеремиас встретил девушку с недоверием и мягко отстранил ее, когда она попыталась по-родственному обнять его.

— Подожди, давай сначала поговорим. Я должен убедиться, что ты — моя племянница.

— Вы мне не верите? — растерянно произнесла девушка. — Я могу показать документы. Меня зовут Мариеты Бердинацци. Как бабушку. А мой отец — Джакомо Гильерме Бердинацци, ваш родной брат.

— Ты не волнуйся, — уже более приветливо сказал Жеремиас. — Не обижайся на меня, пожалуйста. Все так неожиданно.

— Да, я понимаю, — пробормотала Мариета.

— А скажи, почему ты не давала о себе знать столько лет и вдруг решилась приехать?

— Я только недавно прочитала о вас в журнале по животноводству. И вспомнила, как папа говорил, что у него был брат Жеремиас.

При воспоминании об отце глаза Мариеты увлажнились, и Жеремиас, пожалев ее, прекратил свой допрос.

— Жудити, покажи Мариете ее комнату, — обратился он к женщине, которая уже много лет служила здесь экономкой.

Проводив гостью в отведенную ей спальню, Жудити вновь вернулась в кабинет Жеремиаса, чтобы высказать свое мнение:

— Вы, конечно, вольны поступать, как считаете нужным, но чутье подсказывает мне, что она самозванка.

— Да? — всерьез отнесся к ее словам Жеремиас. — И что тебя в ней насторожило?

— Не знаю. Не могу сейчас определить. Просто чувствую, что она притворяется.

— Ну, это не довод, — разочарованно молвил Жеремиас. — Уверен, Мариета никому тут не нравится, потому что все уже привыкли к мысли о наследстве.

— И это вы говорите мне?! — возмутилась Жудити. — Я высказала вам свои опасения как другу, а вы!.. Да поступайте как угодно. Мне дела нет до вашего наследства!

Она резко повернулась, намереваясь уйти, но Жеремиас остановил ее:

— Не сердись, я не хотел тебя обидеть. Ты же знаешь, что твое мнение для меня — не пустой звук. Пригласи Фаусту, пусть проверит ее документы на подлинность.

Олегариу, пришедший вместе с Фаусту, тоже счел необходимым предостеречь Жеремиаса от ошибки:

— Ты только не спеши составлять завещание. Присмотрись как следует к этой племяннице. Если она аферистка, то наверняка ее поддельную метрику не отличишь от поддельной. Тут нужна какая-то особая проверка.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался Фаусту.

— Пока не знаю, — ответил Олегариу. — Но подумаю.

— А я знаю, что надо делать! — твердо произнес Фаусту. — Возьму ее свидетельство о рождении, если вы, конечно, не будете возражать, и поеду в тот город, где оно было выдано. Только так мы сможем установить, подлинник это или подделка.

— Ты прав, — согласился Жеремиас. — Но как ей об этом сказать, чтоб не обиделась? Вдруг она и вправду моя племянница?

— Позвольте мне поговорить с нею как вашему адвокату, — вызвался Фаусту. — Я объясню ей все деликатно.

— В этом нет нужды, — сказала, входя в кабинет Мариета. — Я случайно услышала, о чем идет речь, и сейчас принесу документ. Но прежде хочу сказать, что приехала сюда не за деньгами и даже не знала, насколько мой дядя богат!

Бруну не зря опасался, что может не застать на своей ферме Луану: девушка и в самом деле намеревалась оттуда уйти, когда нечаянно стала свидетельницей ссоры между Зе и Донаной.