— Я никогда не просила к себе в помощники! — горячилась Донана. — И ты вовсе не обо мне думал, когда привез ее сюда.

— Ее привез не я, а сеньор Бруну. Ты же сама видела, — с досадой отвечал Зе.

— Что из того? — не унималась Донана. — Ты где-то присмотрел эту красотку и уговорил хозяина взять ее к нам.

— А тебе не приходило в голову, что это хозяин ее присмотрел? Для себя! — услышала Луана и почувствовала, как жаром запылали ее щеки.

— Сеньор Бруну — серьезный человек! — решительно вступилась за хозяина Донана. — Он никогда не волочился за женщинами. В отличии от тебя!

В тот же день Луана объявила, что уходит. Но Донана и Зе стали умолять ее не делать этого:

— Хозяин на нас рассердится. Подумает, что мы тебя обидели. Не уходи, пожалуйста. Здесь ты ни в чем не будешь нуждаться.

Они говорили так искренне, что Луана не смогла доставить им неприятности. Да и уходить ей, в общем, было некуда.

— По-моему она — порядочная девушка, — заключила после этого разговора Донана. — А ты на нее наговариваешь всякие гадости.

— Ничего такого я про нее не говорил! — обиделся Зе. — Просто мне показалось, что наш хозяин к ней неравнодушен.

Донана и на сей раз не поверила мужу, но слишком скорое возвращение Бруну заставило ее внимательней отнестись к словам Зе.

Луана же, услышав, что прилетел хозяин, забилась в уголок на кухне и не хотела оттуда выходить.

— Ты его боишься? — спросила Донана.

— Нет. Просто не знаю, как себя вести в таких случаях, — ответила Луана. — Никто никогда не относился ко мне с такой добротой, как сеньор Медзенга.

— Пойдем, он хочет с тобой поговорить.

— Я не знаю, о чем с ним говорить, — совсем растерялась Луана. — Скажи, что ты меня не нашла на кухне, а я незаметно уйду к реке.

Донана, вздохнув, выполнила ее просьбу: сказала хозяину, что девушка, вероятно, прогуливается где-то у реки.

— Придется поискать ее так, — поднялся из-за стола Бруну.

Зе вышел его проводить и потихоньку сообщил то, что узнал от жены:

— Луана призналась Донане, что не выносит мужчин и оттого до сих пор остается девственницей.

— Неужели?! — изумился Бруну. — Ей ведь уже лет двадцать пять. К тому же она такая красивая…

— Да, вероятно, до нее всегда было много охотников, — предположил Зе, — потому она и возненавидела нашего брата.

— Бедная девочка, — сочувственно произнес Бруну. — Одного, я слышал, ей даже пришлось поранить ножом. Я хотел бы помочь Луане, только она, похоже, и мне не доверяет.

— Ничего, со временем поймет, что вы помогаете от чистого сердца, — успокоил его Зе и, проявляя деликатность, добавил: — Мне надо сходить в загон к молодым телятам.

Бруну же вскоре отыскал Луану на берегу и попросил ее поподробнее рассказать о себе.

Девушка промолчала, съежилась, как дикий зверек.

— Это правда, что вся твоя семья погибла в автомобильной катастрофе? — продолжил тем временем Бруну.

Луана в ответ беззвучно расплакалась, закрыв лицо руками.

— Ну прости, — смутился Бруну. — Я не хотел причинить тебе боли.

— Нет, это вы меня простите, — заговорила она сквозь слезы. — Не знаю, что со мной: разревелась тут перед вами.

— Ничего страшного…

— Поверьте, я очень редко плачу. А перед посторонними вообще никогда.

— Верю, верю, — тихо проговорил Бруну. Ему хотелось погладить ее вздрагивающие от рыданий плечи, но он не рискнул, опасаясь, что будет неверно понят.

— Я не люблю рассказывать о себе, потому что мне нечего рассказывать. Даже имя Луана мне дали в больнице, где я лежала с тяжелой травмой. У меня нет никаких документов.

— Это не беда, — сказал Бруну. — Я помогу тебе получить необходимые документы. Завтра же поговорю со своим адвокатом.

— Я живу не только под другим именем, но и фамилии своей в точности не знаю.

— Придумай любую! — тотчас же нашелся Бруну.

Луана взглянула на него с возмущением:

— Для вас все это настолько просто?

— Да! — подтвердил он, не ожидая с ее стороны подвоха.

— Ну если так… — она вся напружинилась, как перед броском, и выпалили: — Медзенга! Мне нравится фамилия Медзенга!

Теперь даже Бруну не знал, как ему следует себя вести.

— Я тебя опять обидел? — пролепетал он растерянно, и Луана почувствовала угрызения совести.

— Нет, это я вас обидела, простите. Не привыкла, что люди могут относиться ко мне по-доброму. А фамилия Медзенга мне действительно нравиться, потому что никто до сих пор не обращался со мной так хорошо, как вы.

— Ладно, не будем спешить с документами, — пошел на попятный Бруну. — Поживи тут, осмотрись, а потом решим, как быть дальше.

В тот же день он улетел в Рибейран-Прету, и у Донаны не осталось сомнений, что хозяин приезжал сюда исключительно из-за Луаны.

Фаусту, взяв для проверки документы, отправился в штат Парана, где Мариете было выдано свидетельство о рождении, а она в это время продолжала жить в у Жеремиаса.

— Я чувствую себя заложницей! — бросила она как-то Жудити. — Вы все подозреваете во мне аферистку.

— Тебе следовало быть готовой к такому отношению, — поставила ее на место Жудити. — И нечего тут выражать свое недовольство. Наберись терпения, подожди, пока вернется сеньор Фаусту.

— А если ему выгодно будет выставить меня самозванкой, чтоб самому получить часть наследства? — высказала свои опасения Мариета. — Почему я должна верить незнакомому человеку?

— По той же причине мы не обязаны верить и тебе! — отрезала Жудити. — Но вообще я бы посоветовал тебе не думать так плохо о людях, к которым ты пришла в дом.

— Я пришла к своему родному дяде. А сеньор Фаусту здесь всего лишь служащий.

— Я тоже здесь всего лишь служанка, — ответила, рассердившись Жудити, — но не потерплю, чтобы невесть откуда взявшаяся особа подозревала меня в дурных намерениях!

Позже она пожаловалась Олегариу:

— Эта девица ведет себя довольно нагло. Если окажется, что она и вправду племянница сеньора Жеремиаса, мы все от нее натерпимся лиха.

— Давай не будем опережать события, — посоветовал всегда уравновешенный Олегариу.

Вскоре вернулся из поездки Фаусту и вручил Жеремиасу справку из нотариальной конторы, подтверждавшую, что свидетельство о рождении Мариеты Бердинаццы подлинное.

Казалось бы, все сомнения после этого должны были развеяться, но Олегариу и тут позволил себе заметить:

— Свидетельство-то, может, и подлинное, а вот подлинная ли племянница?

— Что ты хочешь сказать? — неожиданно вскипел Фаусту. — Что эта девица украла метрику у настоящей Мариеты, а я в сговоре с нею?

— У меня бы не хватило воображения додуматься до такого, — спокойно ответил Олегариу. — Не понимаю, почему ты принял это на свой счет.

— Прости, — вынужден был повиниться Фаусту. — Сам не знаю, что на меня нашло.

Когда он вышел, Олегариу вновь посоветовал Жеремиасу не торопиться с завещанием и присмотреться к Мариете.

Жеремиасу это не понравилось.

— Я так долго искал свою племянницу, и теперь, когда она наконец нашлась, ты так и норовишь омрачить мою радость.

— Я только не хочу, чтобы ты выдавал желаемое за действительное, — пояснил Олегариу.

— Но у тебя же нет никаких доказательств, уличающих Мариету во лжи, — резонно возразил Жеремиас. — Фаусту привез мне официальную справку, а что можешь представить ты?

— Возможно, мне и придется заняться самостоятельным расследованием, — неожиданно заявил Олегариу. — Не могу же допустить, чтоб тебя на старости лет облапошили!

— А может, ты, как все, печешься лишь о собственном благе? — язвительно усмехнулся Жеремиас, и Олегариу буквально поперхнулся от обиды.

— Ну, такого я от тебя не ожидал услышать, — сказал он, переведя дыхание. — Ты сейчас одной фразой перечеркнул всю нашу дружбу!

— Не надо принимать это всерьез, — попытался исправить ошибку Жеремиас, но Олегариу уже понесло:

— Хорошо, отныне я не буду принимать всерьез нашу дружбу! Ты прав, я такой же, как все, и пекусь не только о твоем, но и о своем благе. Потому меня и удивляет, отчего это Фаусту вдруг оказался не таким, как все. Отчего он так легко отказался от своих интересов и сразу же поверил этой Мариете?