Она была слева, и она была справа, светло-желтая, почти белая, и небо было почти белое, только не с желтоватым отливом, а с розово-голубым, трасса отграничивалась от пустыни тонкой металлической сеткой, и обычно те гости хозяина и те его партнеры, которых Али вез в сторону Фуджейры, спрашивали, зачем это, и Али отвечал: это для того, чтобы верблюды не выбегали на дорогу, потому что верблюды дорого стоят, особенно белые — главное приданое любой невесты. Сто тысяч долларов, сумасшедшие деньги, можно купить хороший автомобиль, хотя бы вон тот спортивный кабриолет «мазерати», что обогнал их сейчас на повороте, а еще под залог такого верблюда можно взять напрокат свадебную корону — белого золота, с бриллиантами и жемчугом, они выставлены в витринах многочисленных магазинчиков в Золотых рядах в центре Дубая, и Али, когда у него выходной, благословенная Аллахом пятница, всегда заходит туда, но не сразу, вначале он идет в мечеть, а потом курит кальян и пьет кофе, и лишь затем заходит в Золотые ряды и смотрит на свадебные короны, думая, как бы обрадовались такой его дочки, но дочерей три, а три короны — это больше трехсот тысяч долларов, или три белых верблюда, да и вообще — зачем думать о том, что для него недостижимо, ему надо везти русского в Хар-Факкан, а они еще и до гор не доехали, хотя те уже виднеются на горизонте, а русский уснул и похрапывает рядом, видимо, аспирин помог и ему стало легче.

Али сбросил скорость, начался подъем в горы.

На этой трассе они невысокие, не то что гора Аллаха, куда хозяин иногда ездит с гостями и купается там в горячих источниках — говорят, что от этого молодеют.

В прошлый раз они решили подняться на самый верх, на смотровую площадку, и машина вдруг начала глохнуть, пришлось отключить кондиционер и открыть окна, сразу же стало нестерпимо душно, от жары перехватывало дыхание, но машина, пусть и с натугой, добралась по серпантину до вершины, и Али смог полюбоваться на один из дворцов шейха Зияда. Говорят, что их у него то ли двести пятьдесят, то ли триста, и в каждом он бывает не больше двух — трех раз в году, не считая, конечно, своего главного дворца в Абу-Даби, возле которого Али тоже проезжал, но ничего не разглядел — надписи запрещали притормаживать, и они с хозяином быстро проехали мимо, тем более что хозяин торопился на деловую встречу в ресторане, а ресторан еще надо было найти, и хозяин был недоволен, хотя когда он вышел из ресторана через несколько часов, то весь лоснился и улыбался, Али же в тот день перекусил в какой-то забегаловке — помнится, там был хороший хумус и славный кебаб, — а потом даже поиграл в нарды, чтобы скоротать время, но все равно пришлось еще жариться в машине, ожидая хозяина, хотя было не так жарко, как на вершине горы Аллаха, где он вместе со всеми вышел из машины, но к краю площадки подошел отдельно, хозяин с гостями — там были и женщины — о чем-то громко разговаривали, а Али стоял у обрыва и смотрел на крышу дворца шейха, видневшуюся внизу, правее же начинался Оман.

Внезапно раздался резкий звук, и Али увидел, как большой орел сорвался с вершины и начал описывать над ними круги, затем он стал набирать высоту большой, распластавший крылья орел в розовато прозрачном небе над самой вершиной горы Аллаха и гости, а особенно гостьи хозяина зачем-то захлопали в ладоши, но потом все потянулись обратно к машине, в тот раз их было много, и хозяин велел Али взять из гаража семиместный минивэн «понтиак», у хозяина было три машины, и Али порулил за эти полтора года каждой — и джипом, и «шевроле», и «понтиаком».

А до него у хозяина служил русский шофер.

Али узнал об этом от кухарки, которая работала на хозяина уже давно и была счастлива — она была родом из Бомбея, а в Бомбее деньги были совсем другие, и на то, что она зарабатывала здесь, она могла учить своих дочерей, хотя Али вообще не мог представить, как можно жить в Индии.

Русский же шофер отсидел какое-то время в дубайской тюрьме, поговаривают, что хозяин приложил к этому руку — шофер влюбился в его дочь, когда та приехала отдохнуть к отцу на месяц, дочери было скучно, а шофер был молодой и симпатичный, по крайней мере если верить кухарке, и дочь хозяина стала с ним заигрывать, а может, не только заигрывать, но закончилось все тем, что шофер пошел к хозяину и заявил, что хочет жениться на его дочери, тот сначала засмеялся, а потом рассердился, и вдруг через несколько дней шофера забрали полицейские — оказалось, что у него не в порядке документы и нет рабочей визы, а с этим здесь не шутят, у самого Али рабочая виза продлена в срок, иначе он не мог бы откладывать деньги на второй дом, да и вообще был бы уже отправлен домой, как это случилось с парнем, который до него рулил «шевроле»…

Али еще сбросил газ, начался самый подъем, затем будет легче, намного легче, пассажир рядом открыл глаза, поправил съехавшие на нос очки, потянулся к сигаретам, Али машинально надавил на зажигалку и стал ждать, когда та выскочит обратно из панели, русский кривовато улыбнулся, было заметно, что ему все еще тяжело, хозяин временами тоже много пил, очень много, но с утра был абсолютно свеж, хотя хозяин большой мужчина, намного больше этого то ли гостя, то ли партнера; впрочем, если бы он был или гостем, или партнером, к нему относились бы по-другому, гостей хозяин всегда селил у себя на вилле, а партнеров — в одном из больших пятизвездочных отелей в Джумейре, а этот парень приезжает сюда в третий раз, но два предыдущих раза он улетал обратно в тот же день, а вот сейчас хозяин зачем-то решил отправить его на океан, хотя не Али судить, что и почему делает хозяин.

Машина притормозила и въехала в небольшой поселочек между двумя вершинами.

Здесь был базар, и здесь была индийская харчевня, где можно недорого перекусить — им еще ехать больше часа, времени почти двенадцать, а Али сегодня без завтрака, только выпил чашку чая, но хозяин так и сказал: перекусите на перевале, а потом поедете дальше.

— You want to eat?

Русский снимает очки и потягивается.

— Food? Food? Good Indian food!

Русский понимает, что ему говорит Али, и кивает головой.

Они паркуются, Али заглушает мотор и выходит из машины.

Печет почти как тогда, на горе Аллаха. Если в этой стране и возникают проблемы, то лишь в те четыре месяца, с июня по сентябрь, когда жара невыносима. Даже не с июня, а с конца мая, зато в октябре становится легче, а лучше всего в декабре — январе, в январе иногда даже идут дожди и не бывает больше двадцати пяти на солнце, а сейчас за сорок, жаркий ветер дует из пустыни, которая там, у подножия этих невысоких темно-коричневых гор, а над ними — солнце, необычайно большое и сейчас очень низкое, стоит постоять под ним несколько минут, как голова начинает шипеть, будто яйца на сковородке. Хорошо, что индийская забегаловка — рядом с машиной, надо лишь открыть дверь и войти, а там прохладно, как и всюду, где есть кондиционер, вот кухарка живет в комнате без кондиционера, хотя она ведь из Индии, так что привыкла к такой жаре.

Русский входит в забегаловку вслед за Али, они садятся за столик, хозяин никогда бы не сел с ним рядом, да Али бы и не стал есть вместе с хозяином, но этот русский — другое дело, он тоже, судя по всему, работает на хозяина, поэтому Али вполне может сидеть напротив и ждать, пока индиец в белой рубашке не выползет из-за стойки и не подойдет к ним: «What do you want to eat?»

— Chicken… Chicken with sweet rice and red pepper…

Цыпленок, красный от перца; в индийских забегаловках всегда так.

А в рисе виден изюм.

Русский берет то же самое, смешно смотреть, как он кладет в рот кусочек цыпленка, и его лицо внезапно перекашивается.

Еще бы: цыпленок не просто обвалян в красном перце, похоже, это настоящий перец чили…

— So hot! — говорит русский и показывает себе на рот.

— Water, — говорит ему Али. — Cold water!

Русский улыбается и выпивает сразу целый стакан холодной воды, а потом принимается за сладкий рис, откладывая цыпленка на край тарелки.