Ватутин высматривал подступы к деревне. От опушки леса до самого берега неглубокой реки, обрывистого и поросшего кустарником, тянулось поле. По ту сторону речки вдоль косогора лепились амбары и риги, а за ними в наскоро выкопанных блиндажах вражеские солдаты уже установили минометы и пулеметы.

«Нет, в лоб деревню брать нельзя, — подумал Ватутин. — Лучше с флангов…» Он видел, как на окраинах деревни гитлеровцы копали окопы. Наносить удар надо скорее… Ватутин понимал, что только стремительный, резкий, неожиданный удар может привести к успеху.

— Товарищ генерал, гвардейцы прибыли!

Ватутин обернулся. Перед ним стоял лейтенант. Он уже был готов к бою: на поясе висели гранаты, в руках он держал автомат. За лейтенантом, в глубине леса, стояли гвардейцы.

Ватутин медленно оглядел их сомкнутый строй, суровые, усталые лица и негромко сказал:

— Стоять не надо. Садитесь! Пошире!..

Лейтенант подал гвардейцам команду рассредоточиться.

— Можем и постоять, товарищ генерал, — сказал немолодой гвардеец.

Его лицо, не бритое уже несколько недель, казалось Ватутину таким знакомым, деревенским…

— Постоим, — сказал он. — Пули бояться — на войну не ходить!

Солдаты засмеялись и, вместо того чтобы рассредоточиться, тесней сгрудились около генерала.

— Гвардейцы! — сказал Ватутин. — Враг из Верхних Ключей должен быть выбит! Дело обстоит вот как: к нам идет танковая бригада. Но и к нему спешит помощь. Вы народ обстрелянный и сами, верно, понимаете, какая выгодная Позиция Верхние Ключи. Если деревня останется у врага, нам и танки не помогут. В этом болоте танкам не развернуться.

— Ясное дело, — сказал кто-то негромко.

— Вот то-то и оно!.. — подхватил Ватутин. — Подождать наших танкистов, чтобы вместе с ними штурмовать деревню? Рискованно! К немцам помощь может подойти раньше. Кто кого опередит — в этом дело. Понятно?

— Уж чего понятней! — ответил немолодой гвардеец.

Над лесом, возвращаясь со штурмовки, пролетело звено наших бомбардировщиков. Распластав короткие крылья, они промчались, едва не задевая верхушки деревьев. Гвардейцы провожали их взглядами. Всем почему-то казалось, что самолеты развернутся над лесом и пойдут бомбить Верхние Ключи. И даже Ватутин, который знал, что они сейчас бомбят вражеские эшелоны, поймал себя на мысли: «А вдруг еще вернутся?»

Но самолеты пролетели, шум их затих вдали…

— Я знаю, что вы устали, — продолжал Ватутин, оглядывая солдат. — Вас мало. Бой предстоит тяжелый. Но оставить в руках у врага Верхние Ключи нельзя. Я приказываю, гвардейцы, именем Родины, пойти в этот бой!..

Ватутин помолчал и спросил:

— Что же мне доложить товарищу Сталину?

Лейтенант повернулся к своим солдатам и сказал просто:

— Товарищи, мы отдали деревню, и мы должны ее взять!.. Приказ будет выполнен, товарищ генерал.

Поблизости один за другим разорвались три вражеских снаряда. Между кустами пополз желтый горьковатый дым. Полковник, который наблюдал в бинокль за деревней, обернулся и крикнул:

— Противник!

Ватутин вскинул к глазам бинокль. Со стороны деревни шли вражеские солдаты. Они шли во весь рост, колонной по шестнадцать человек в ряд, небрежно положив на левую руку вороненые автоматы. Эсэсовские фуражки были лихо заломлены набок, рукава черных кителей засучены выше локтя. Впереди колонны, упруго подпрыгивая, шел низкий толстый офицер с большим белым черепом на рукаве.

— Круто дело! — сказал полковник.

— Верно. Совсем другое дело получается! — весело ответил Ватутин. — Да они и выдумать лучше не могли, чем щегольнуть этой атакой. Попробуй-ка драться с ними там, среди всех этих изб, плетней, амбаров!.. А здесь, на открытом месте… Да, если мы их сомнем, деревня наша! Действуй, командир, действуй!

Вражеские орудия открыли беглый огонь по опушке леса, стреляя через голову своих солдат. То там, то здесь рвались снаряды. Гвардейцы залегли в замаскированных ветками окопах.

Полковник, сдерживая волнение, сказал Ватутину:

— Товарищ генерал, не стоит вам быть здесь… Идите на командный пункт!

— Нет уж, отсюда я не уйду, — спокойно ответил Ватутин. — Я буду с гвардейцами до конца. Идите на правый фланг!

Полковник ушел, а Ватутин, опустившись в неглубокий окоп, приложил к глазам бинокль.

Вблизи разорвался снаряд, и дерево, падая, накрыло Ватутина ветвями. Он выкарабкался, но заметив, что ветви делают его невидимым, снова укрылся за ними.

Вдруг за кустами послышалась какая-то возня, хриплый, отрывистый говор, и два гвардейца, таща на руках пулемет, пробежали мимо.

— Что случилось? — крикнул Ватутин.

— Пулеметчика убило, пулемет заклинился, товарищ генерал, — ответил гвардеец, черный от земли. — Хотим вот тут, в яме, исправить!

— Исправлять некогда, — сказал Ватутин. — Там на машине, в чаще, зенитный пулемет. Живо берите его и тащите сюда!

Гвардейцы бросили испорченный пулемет на землю. Не прошло и двух минут, как они вернулись, таща огромный зенитный пулемет, состоящий из четырех пулеметов, соединенных вместе.

— Вот это техника! — говорил молодой солдат, восхищенно глядя на пулемет. — Сейчас, сейчас, миленькие!.. — Его голос дрожал от волнения.

— Куда установить? — неторопливо спросил другой гвардеец. Он был на две головы выше своего товарища, широк в плечах и медлителен в движениях.

— Сюда, за дерево! — приказал Ватутин.

Гвардейцы быстро установили пулемет и навели его на поле, по которому мерно шагали эсэсовцы.

Вот уже между ними и лесом осталось метров двести. Вражеские артиллеристы, опасаясь попасть в своих, прекратили огонь. В лесу наступила тишина.

Ватутин почти не видел гвардейцев, укрывшихся в кустах, но всем своим существом ощущал связь с ними. Он знал, что его присутствие успокаивает и поддерживает их, и понимал, что от его выдержки зависит сейчас исход этого неравного боя. Ни один из гвардейцев не отступит дальше той сосны, у которой лежит он. Ни шагу назад, генерал Ватутин!..

Уже и без бинокля видны лица эсэсовцев, а в бинокль их можно разглядеть и совсем ясно… Ватутин смотрит на эти лица. Под лихо заломленными фуражками — блуждающие от страха глаза.

— Погодите, голубчики! — шепчет Ватутин и командует гвардейцам: — Взять эту пьяную банду на прицел! Без команды не стрелять!

Эсэсовцы шагают, топча ногами рожь, и, не целясь, стреляют по лесу из автоматов.

— Вы, что ли, эту рожь сеяли? — кричит маленький гвардеец, крепче сжимая ручки пулемета.

Его товарищ гудит:

— Вот и пустим их сейчас на удобрение!

Маленький поворачивается к Ватутину:

— Можно?

— Терпение! — говорит Ватутин. — Пусть еще поближе подойдут.

Еще минута… Пора!

Он взглянул на впившегося обеими руками в пулемет маленького гвардейца.

— Огонь! — донесся с другого фланга голос полковника.

Казалось, лес вздрогнул от грохота. Пушки били прямой наводкой. Яростно заливались пулеметы. И в общем грохоте, точно дробь падала на листы железа, стучали автоматы. Маленький гвардеец поворачивал свой могучий пулемет то направо, то налево, стреляя красными трассирующими пулями.

Толстый офицер с большим белым черепом на рукаве взмахнул руками, шагнул, спотыкаясь, раз, другой и словно нырнул в рожь. Эсэсовцы бросились было вперед, по передние ряды повалились, скошенные пулеметным огнем.

Остальные повернули назад. Одни из них падали на землю мертвыми, а другие валились в траву, чтобы спастись от смерти.

— Дивизия, вперед!.. В атаку! — скомандовал полковник.

И тотчас же совсем близко ему ответил голос лейтенанта:

— За Родину, вперед!

Выскочив из леса, гвардейцы бросились на врага.

Около Ватутина появился полковник. Осколок снаряда сорвал лоскут кожи у него со лба, и кровь струйкой текла по лицу, но полковник не обращал на это внимания.

— Я послал в атаку всю дивизию, — сказал он.

— Правильно! — ответил Ватутин. — Надо ударить крепко. Они побоятся пускать в ход свои резервы Я убежден, что они приняли нате радиосообщение…