— Вы рассказали о выгодах, которые в случае успеха могут получить наши государи, — продолжал архиепи¬ скоп, возвращаясь к сути дела. — Они весьма заманчивы, если только ваши блестящие надежды действительно оправдаются. А теперь скажите, сеньор, какого вознагра¬ ждения вы ждете для себя за это опасное плавание и за все годы тяжких трудов? Это я тоже здраво обдумал, сеньор архиепископ. Здесь изложены все мои основные требования, а о второ¬ степенных можно будет договориться и потом. С этими словами Колумб вручил Эрнандо де Талавере пергаментный свиток. Тот просмотрел его сначала бегло, затем более внимательно, словно не веря своим глазам, и наконец с отвращением швырнул на стол. После этого он пристально поглядел на Колумба, словно желая удо¬ стовериться, не сошел ли мореплаватель с ума. Вы действительно требуете всего этого, сеньор? — сурово спросил архиепископ, устремляя на генуэзца взгляд, который любого другого просителя живо заставил бы отказаться от всяких требований, но Колумба было не так-то легко смутить! — Сеньор архиепископ! —с достоинством ответил он. — Этому предприятию я отдал восемнадцать лет жиз¬ ни. Восемнадцать лет ни днем, ни ночью я не мог думать ни о чем другом. Истина с каждым днем представала передо мной все отчетливее и определеннее. И сегодня я чувствую внушенную мне свыше веру в успех и считаю себя орудием, избранным для свершения великих дел, которые не ограничатся одной экспедицией. Но для этих будущих свершений я должен обладать необходимыми средствами и высоким званием. Поэтому я не могу ни¬ чего изменить, ни в чем уступить или отступить хоть от одного из моих условий. Хотя слова Колумба звучали убедительно, архиепископ решил, что разум несчастного мореплавателя, посвятив¬ шего столько времени одной навязчивой идее, окончатель¬ но помутился. Единственное, что его еще смущало, — это логичность и здравомыслие, с какими Колумб всегда, и даже сейчас, отстаивал справедливость своих географиче¬ ских теорий. Мореплавателю, конечно, трудно было убе¬ дить в своей правоте тех, кто считал его чудаком и меч¬ тателем, однако доводы его поражали слушателей. И вме¬ сте с тем притязания генуэзца были настолько невероят- 4* 99

ньт, что на какое-то мгновение архиепископ проникся к нему жалостью, впрочем довольно быстро уступившей место негодованию. — Как вам все это нравится, благородные сеньоры? — вскричал он, обращаясь к нескольким членам совета, ко¬ торые жадно схватили свиток и читали его все вместе. — Что вы скажете о скромных и умеренных требованиях сеньора Колумба, сего знаменитого мореплавателя, сму¬ тившего даже ученых мужей Саламанки? Не кажется ли вам, что наши государи могли бы их принять и на коле¬ нях благодарить за подобную милость? — Прочтите их нам, сеньор архиепископ! — послыша¬ лись со всех сторон голоса. — Мы тоже хотим знать, чего он просит! — Я пропущу всякие маловажные условия — о них не стоит спорить, — начал архиепископ, разворачивая сви¬ ток. — Но вот два требования, которые несомненно понра¬ вятся нашим государям. Сеньор Колумб согласен удоволь¬ ствоваться званием адмирала и вице-короля всех стран, которые ему посчастливится открыть. А что касается воз- награждения, то с него будет довольно одной десятой — да, да, дети мои! — всего одной десятой всех доходов и пошлин с открытых им стран, то, бишь, скромной доли святой церкви! Всеобщий ропот неодобрения показал, что Колумб в мгновение ока лишился всяких симпатий. — И это еще не все, благородные сеньоры и святые отцы! — с торжеством продолжал архиепископ, как только решил, что слушатели достаточно успокоились. — Это еще не все! Чтобы столь высокие титулы не отягощали наших монархов, великодушный генуэзец согласен впредь и на¬ всегда оставить их за собой и за своими потомками. Сло¬ вом, он согласен превратить королевство Катай в наслед¬ ственную вотчину династии Колумбов, для поддержания достоинства которой он и испрашивает десятину со всех доходов! Если бы не строгое, полное достоинства лицо Колумба, все бы, кажется, покатились со смеху, но укоризненный взгляд мореплавателя смутил даже самого Эрнандо де Талавера. Архиепископ понял, что зашел со своими шут¬ ками, пожалуй, слишком далеко. — Прошу меня извинить, сеньор Колумб, — поспешил он загладить свой промах, — но ваши условия настолько 100

необычны, что я просто поражен. Неужели вы серьезно на них настаиваете? — Я не отступлюсь от них ни на йоту, — ответил ге¬ нуэзец. — Я прошу лишь то, что мне следует по справед¬ ливости, ибо тот, кто просит меньше, унижает самого себя. Я дам королю и королеве империю, которая превзой¬ дет по богатству все их нынешние владения, по требую за это должного вознаграждения. А посему говорю вам, поч¬ тенный прелат: мой список еще не полон, многие условия еще придется уточнить! — Поистине удивительное смирение для безвестного генуэзца! — воскликнул один из придворных, не в силах более сдерживать гнев и презрение. — Сеньор Колумб хочет даром заполучить звание адмирала, которое за ним и останется, даже если он ничего не свершит! А если ему и впрямь посчастливится открыть какую-нибудь землю, что весьма маловероятно, он к тому же. станет вице-королем со скромным доходом, равным церковкой десятине! Это замечание решило дело, и все поднялись, считая, что больше разговаривать гге о чем. Пытаясь соблюсти хотя бы видимость приличия и беспристрастия, архиепи¬ скоп еще раз обратился к Колумбу, уверенный, что те- перь-то генуэзец согласится на все. — В последний раз спрашиваю вас, сеньор, — загово¬ рил он более умеренным тоном, — вы все еще настаиваете на своих неслыханных условиях? — Иных я не приму, — ответил Колумб. — Я знаю важность услуг, которые мне предстоит оказать Испании, и ничем не унижу, ни в коей мере не умалю их значения согласием на что-либо меньшее. Лишь в одном я могу уступить, благородные сеньоры: раз уж я рискую своей жизнью и своим именем, я готов рискнуть и своим состо¬ янием. Я сам предоставлю восьмую часть необходимых для экспедиции средств, если вы согласитесь повысить мое будущее вознаграждение с десятины до одной вось¬ мой всех доходов! — Довольно, довольно! — вскричал прелат, направля¬ ясь к двери. — Мы тотчас доложим обо всем нашим госу¬ дарям, и вам не замедлят сообщить их волю. На этом и закончился совет. Придворные разошлись, громко переговариваясь и не скрывая возмущения. А Ко¬ лумб, погруженный в свои великие замыслы, ушел 101

с видом человека, который слишком уважает себя, чтобы обращать внимание на ропот толпы. Невежество и ограни¬ ченность этих судей были ему очевидны и не могли поко¬ лебать его решимость. Между тем Эрнандо де Талавера как сказал, так и сде¬ лал. Он был исповедником Изабеллы, а потому имел к ней доступ в любое время. Все еще под впечатлением сове¬ щания, архиепископ сразу направился в личные покои королевы и был тотчас принят. Изабелла выслушала его с горечью и сожалением, ибо сама уже увлеклась мыслью о необычайной экспедиции. Однако исповедник благодаря своей фанатичной набож¬ ности имел на нее слишком большое влияние. — Поведение его граничит с наглостью, сеньора! — говорил разъяренный прелат. — Какой-то нищий авантю¬ рист требует себе почестей и власти, предназначенных лишь государям, помазанникам божьим! Кто он такой, этот Колумб? Безвестный генуэзец, у которого нет ни титула, нл заслуг, ни достаточной скромности. А между тем он предтэявляет претензии, на какие не отважился бы сам Гусман! — Но ведь он добрый христианин, святой отец, — не¬ уверенно заметила Изабелла. — Мне казалось, он думает лишь о служении богу и католической церкви, — На словах это так, сеньора, но не кроется ли за всем этим какой-либо обман?.. — О нет, сеньор архиепископ, Колумб не способен на обман! Более искреннего и смелого на словах и в делах человека не часто встретишь даже среди сильных мира сего. Он добивается от нас поддержки вот уже много лет и ни разу еще не прибегал к каким-либо низшем уловкам« — Я не стану говорить о нем дурно как о человеке, донья Изабелла, однако нам приходится судить о нем по его поступкам и требованиям. Разве они совместимы с достоинством корон Кастилии и Арагона? Конечно, он че¬ ловек степенный и рассудительный, его речь и манеры сдержанны и серьезны, и уже одно это в наше время не¬ малое достоинство! Изабелла улыбнулась, но промолчала, ибо, когда гово¬ рил ее духовный наставник, она не вправе была возра¬ жать. — Да, да, достоинство! — продолжал архиепископ. — Ибо в наше время благомыслие и скромность не очень-то 102