— Боже, боже, как становится слаб человек, когда его природная сообразительность притуплена книжной наукой да женской изнеженностью! Еще раз так вот вздрогни, и эти черти подле нас сразу поймут, что мы сговариваемся против них, с такой же ясностью, как если бы мы шеп¬ нули им об этом прямо в ухо на дакотском языке. Да, да, я знаю этих дьяволов: они смотрят, как безобидные оле¬ нята, а ведь все до одного следят в оба за каждым нашим движением! Значит, то, что мы задумали, надо сделать с умом!.. Вот так, правильно: поглаживай гриву да улы¬ байся, как будто хвалишь коня, а ухо открой пошире для моих слов. Только осторожно, не разгорячи жеребца,— я хоть и не большой знаток по части лошадей, но разум учит меня, что в трудном деле требуются свежие силы и что на усталых ногах далеко не ускачешь. Сигналом будет визг Гектора. По первому визгу — приготовиться; по вто¬ рому — выбраться к краю из толпы; по третьему — ска¬ кать. Ты меня понял? — Вполне, вполне! — сказал Мидлтои. Он задрожал, так не терпелось ему скорей привести план в исполнение, и прижал к сердцу маленькую руку, обвившуюся вокруг его стана.— Понял вполне. Торопись! — Да, конь не ленивый,— продолжал траппер на да¬ котском языке, как бы продолжая разговор, и, неприметно лавируя между тетонскими всадниками, подобрался к Полю. Таким же осторожным образом он и ему сообщил свой план. Бортник, горячий и бесстрашный, выслушал старика с восторгом и тут же объявил, что готов схва¬ титься один со всею шайкой дикарей, если это будет нужно для выполнения замысла. Затем, отъехав и от этой пары, старик стал глазами искать натуралиста. Доктор, пока оставалось хоть малейшее основание ду¬ мать, что одна из посланных Бушами пуль придет в не¬ приятное соприкосновение с его особой, с превеликим тру¬ дом для себя и Азинуса держался позиции в самой се¬ редине отряда сиу. Когда же такая опасность уменьши¬ лась или, верней, исчезла вовсе, его храбрость ожила, а храбрость его скакуна пошла на убыль. Этой двоякой, но существенной перемене нужно приписать то обстоятель¬ ство, что осел и наездник оказались теперь, так сказать, в арьергарде. Туда-то и подъехал к нему траппер, причем сумел это сделать, не возбудив подозрений ни в одном из своих проницательных спутников. 237
— Друг,— начал старик, когда нашел возможным за¬ вести разговор,— хотите вы провести среди дикарей лет десять с обритой головой, с раскрашенной физиономией, да с парочкой жен, да с пятью-шестью ребятами-полукров- ками, которые будут называть вас отцом? — Ни в коем случае! — испугался натуралист.— Я отнюдь не расположен к браку. К тому же я не терплю скрещения разновидностей, ибо оно вносит путаницу в научную номенклатуру. — Да, да, вы правы в своем отвращении к такой жизни; но если сиу заманят вас в свое селение, то именно такова будет ваша участь. Это так же верно, как то, что солнце всходит и заходит по господней воле. — Женить меня! Да еще на дикарке! — продолжал доктор.— За какое преступление я должен понести столь тяжкую кару? Разве можно женить человека наперекор его воле? Это же нарушение всех законов природы! — Ну вот, теперь, когда вы заговорили о природе, я начинаю надеяться, что в вашем мозгу сохранилась хоть некоторая доля разума,— сказал старик, и в уголках его запавших глаз заиграла искорка, выдававшая, что он не лишен был юмора.— Впрочем, если тетоны захотят излить на вас всю свою доброту, то вы получите не одну жену, а пять или шесть. Я в свое время знавал вождей, у кото¬ рых было бесчисленное множество жен. — Но почему они замыслили такую месть? — спросил доктор, и вся его шевелюра поднялась дыбом, как будто каждый отдельный волосок был глубоко оскорблен.— Что дурного я совершил? — Эго не месть, это особый вид любезности. Когда они узнают, что вы — великий лекарь, они вас примут в свое племя, и какой-нибудь могущественный вождь даст вам свое имя и, может быть, свою дочь, а то и парочку своих собственных жен, которые долго жили в его доме, так что он может судить по опыту об их добронравии. — Да оградит меня тот, кто создал естественную гар¬ монию и управляет ею! — возгласил доктор.— Я не скло¬ нен иметь и одну супругу, а не то что двух или трех осо¬ бей этого класса! Я, право, попробую убежать от та¬ кого гостеприимства, прежде чем позволю подвергнуть себя насильственному супружеству. — Вы рассудили разумно. Но раз уж вы заговорили о побеге, почему не совершить его сейчас же? 238
Натуралист боязливо поглядел вокруг, как будто со¬ бравшись немедленно осуществить свою отчаянную мысль; но темные фигуры всадников со всех сторон, казалось, вдруг утроились в числе, а уже сгущавшаяся над равни¬ ной ночь представилась его глазам светлой, как летний день. — Это было бы, пожалуй, преждевременно и, я сказал бы, не совсем разумно,— отвечал он.— Оставьте меня, по¬ чтенный венатор, посовещаться с собственными мыслями, и, когда мои планы будут должным образом классифици¬ рованы, я доложу вам свой вердикт. — Вердикт! — повторил старик, презрительно тряхнув головой, и, ослабив поводья, смешался с толпою всадни- ков-тетонов.—Вердикт! Это слово часто, произносят в по¬ селениях, и оно очень дает себя чувствовать на границах. Знает ли мой брат, на каком животном едет этот бледно¬ лицый? — обратился он на дакотском языке к угрюмому воину и кивнул на Овида и кроткого Азинуса. Тетон смерил взглядом осла, но не позволил себе вы¬ казать и тени удивления, хотя и он и все его товарищи были поражены, узрев это невиданное животное. Трап¬ перу было известно, что ослы и мулы если и знакомы пле¬ менам, живущим по соседству с Мексикой, то к северу от Платта они встречаются редко. Поэтому он легко прочи¬ тал на медном лице дикаря немое, глубоко запрятанное изумление и сумел использовать его. — Может быть, мой брат думает, что этот всадник — воин бледнолицых? — спросил он, когда решил, что дикарь хорошо рассмотрел невоинственную физиономию натура¬ листа. Даже при тусклом свете звезд можно было различить пробежавшую по лицу тетона презрительную тонкую ус¬ мешку. — Разве дакота бывает глупцом? — был ответ. — Дакоты — мудрый народ, и глаза их всегда от¬ крыты. Я очень удивлен, что они никогда не видели вели¬ кого колдуна Больших Ножей. — Уэг! — не удержался его спутник, и удивление вдруг откровенно загорелось на темном, суровом его лице, как вспышка молнии, озарившая сумрак ночи. — Дакота знает, что язык у меня не раздвоен. Пусть мой брат шире откроет глаза. Он никогда не видел вели¬ кого колдуна? 239
Дикарю не нужно было света, чтобы припомнить каж¬ дую мелочь в действительно необычайном одеянии и сна¬ ряжении доктора Батциуса. Как и все воины Матори и как; это вообще свойственно индейцам, тетон, хоть и не позво¬ лил себе глазеть на незнакомца с праздным любопытством (мужчине это не пристало!), все же приметил каждый отличительный признак их новых спутников. Он запом¬ нил фигуру, рост, одежду, каждую черту лица, цвет глаз и волос каждого из Больших Ножей, так странно встретив¬ шихся им на пути; и он недоумевал, какая же причина побудила чужеземцев искать пристанища у грубых обита¬ телей его родных степей. Он успел оценить физическую силу каждого в отряде и отряда в целом и тщательно со¬ размерял ее с возможными их намерениями. Они, конечно, не воины, потому что Большие Ножи, как и сиу, остав¬ ляют женщин в селениях, когда выходят на кровавую тропу. То же соображение не позволяло принять их за охотников или хотя бы за торговцев — два вида, под какими белые обычно появляются в дакотских деревнях. Он слышал, будто менахаши, то есть Длинные Ножи, и вашшеомантиквы, то есть испанцы, вместе курили трубки на великом совете и последние продали первым свои не¬ объяснимые права на обширные земли, где его народ сво¬ бодно кочевал из века в век. Простой его ум не мог по¬ стичь, почему один народ может вот так приобрести власть над владениями другого народа. Неудивительно, что при сделанном траппером намеке у тетона разыгралась фан¬ тазия, и, сам твердо веря в колдовство, он вообразил, что Длинные Ножи выслали в прерию «великого колдуна», чтобы тот своими волшебными чарами помог осуществле¬ нию этих загадочных прав. Почувствовав себя беспомощ¬ ным невеждой, отбросив всякую сдержанность, не забо¬ тясь о достоинстве осанки, он простер руки к старику, как бы взывая к его милосердию, и сказал: — Пусть мой отец поглядит на меня. Я простой ди¬ карь прерии; тело мое голо, мои руки пусты; кожа крас¬ на. Я убивал пауни, и конзов, и омахов, и оседжей, и даже Длинных Ножей. Я мужчина среди воинов, но среди колдунов я женщина. Пусть мой отец говорит: уши тетона открыты. Он будет слушать его слова, как олень шаги кугуара. — Мудры и неисповедимы пути того, кто один лишь отличает добро от зла! — воскликнул по-английски 240 8