Поверив в кого-то, Валентин Николаевич предоставлял этому человеку огромные возможности. Как я начал играть у него главные роли, так Миша Зонненштраль начал много ставить, что крайне редко бывает с молодыми артистами. Причём, ставить драматургию, к которой сам Плучек бы никогда не обратился. Кроме «Контракта», прочно вошедшего в репертуар театра, Миша поставил спектакль «Шизофрения, как и было сказано» по Булгакову. В этой постановке я зараз сыграл роли и Мастера, и Понтия Пилата. Это было настоящее актёрское счастье, о котором можно было только мечтать. Миша же был и режиссёром прекрасного спектакля «Папа, папа, бедный папа…» по пьесе Артура Копита, где мне довелось сыграть роль Джонатана.

Внезапный уход Миши из жизни стал для меня настоящей трагедией. Он был не только «моим» режиссёром, приведшим меня в театр, делившим со мной радости и горести репетиций, рождения спектаклей, доверявшим мне воплощать на сцене свои замыслы, но и просто моим другом, что, как я понимаю с годами, не менее важно.

Театр, кино играют в нашей жизни огромную роль, но это всё-таки ещё не вся жизнь. Боюсь, что я это понял слишком поздно.

В начале 90-х годов в огромном количестве стали появляться частные театральные антрепризы. Как и всё в нашем искусстве, они были очень разного уровня, ставившие себе различные, порой противоположные цели. Некоторые их участники собирались, дабы быстро состряпать что-либо хорошо покупаемое, стремительно прочесать сначала ещё не развалившийся тогда Советский Союз, а потом то, что образовалось на его необъятных просторах, и по возможности прихватить дальнее зарубежье, куда стремительно начали переселяться наши соотечественники. Другие, наоборот, искали способ творчески осваивать какую-то иную, чем в репертуарных театрах, драматургию, делать спектакли с новыми партнёрами со стороны, сыграть роли, которые в своих коллективах у них не было бы шансов получить. Да и у режиссёров возникало почти неограниченное поле для экспериментов. Не хочу бросить камень ни в кого из своих коллег, принимавших участие в антрепризных проектах первого образца.

Во-первых, я слабо представляю людей, собравшихся с целью сотворить нечто ужасное. Так уж получалось. Мы работаем в слишком рискованной сфере, где неудач всегда больше, чем успехов. Во-вторых, материальное положение артистов, не занятых регулярно в больших телепроектах, как тогда, так и поныне — катастрофическое. Заработная плата в большинстве репертуарных театров не соответствует не только затратам, физическим и нравственным, которые вынужден нести артист, но и вообще какому-либо способу оценки человеческого труда, даже неквалифицированного.

А артисты, как ни странно это звучит, некоторым образом люди, которым необходимо есть, одеваться, передвигаться, обеспечивать свои семьи, где-то жить, лечиться и удовлетворять ещё массу иных потребностей, характерных для данного подвида высших приматов. Смею предположить, что в силу некоторой особенности их деятельности им необходимо даже чуть больше, чем «среднему» человеку. Но об этом я даже не мечтаю. Поэтому, если у людей моего цеха появилась возможность что-то заработать, так и слава богу. Даже если спектакли, в которых они заняты, не слишком высокого уровня. Правда, я не заметил, чтобы в репертуарных театрах, где они служат, выпускали сплошь шедевры. Антрепризные проекты по крайней мере хотя бы востребованы зрителями, что уже немало, чего нельзя сказать о многих спектаклях в стационарах, где давно устаревшие и обветшавшие творения проходят при полупустых залах.

Продажа билетов — идеальный критерий жизни спектакля. Продюсерам пришлось закрыть несколько проектов с моим участием, которые мне самому очень нравились, но с годами зрители перестали покупать на них билеты. Другие сценические действа, которые мне не столь близки, продолжают уже много лет вызывать интерес публики. Значит, так тому и быть, а нравится — не нравится нужно оставить при себе.

Я оказался среди пионеров антрепризного движения. Меня оно привлекало решительно всем. Возможностью быть много задействованным на сцене, материальной составляющей, новыми партнёрами, интересными характерами персонажей, не встречавшимися мне ранее. Скорей всего, свою роль сыграли и годы вынужденного простоя: я не наигрался и готов был работать, не останавливаясь. Постоянные гастроли, в которых вынуждены находиться артисты антрепризных коллективов, меня не пугали. Я ещё во время службы в Людях и куклах объездил всевозможные дыры Советского Союза, удивить чем-либо меня было трудно, и к гастрольной жизни я вполне привык. Тем более что принимали и селили нас гораздо лучше, чем в моём кукольном прошлом, а длились гастроли максимум один-два дня, так что я даже не успевал соскучиться по дому.

Понятно, самолёты, поезда, провинциальные гостиницы — не самые приятные места для отдыха и минимально размеренной жизни. Но это давало те творческие и материальные возможности, о которых я говорил. К тому же только в провинции можно понять, как к тебе относятся зрители: успешен ли ты, известен, популярен. Публика в столицах может быть целиком пришлая, командировочная, каким образом там продаются билеты известно только Всевышнему. Командированный же, естественно, приходит не туда, куда хочет, а куда смог достать билет. На периферии всё проще. Если зрители пришли, купили билеты, значит пришли именно на тебя. Если в конце хлопают, смеются, значит людям понравилось. Никаких случайностей быть не может.

Учитывая цели и требования, которые я предъявлял к антрепризным спектаклям, я изначально начал работать только с лучшими режиссёрами и актёрами. Не считая театра-студии Человек, довольно быстро получившего государственный статус, с которым я сотрудничал ещё с конца 80-х годов, первым моим проектом стала работа с замечательным режиссёром Валерием Саркисовым в его спектакле «День суда» по Фёдору Михайловичу Достоевскому, где я сыграл роль Чёрта. Как видите, никакого облегчённого действия, простенькой западной комедии на потребу. Великий российский классик и талантливый, трудный, не идущий на творческие компромиссы режиссёр.

Вспоминая этот длящийся уже более двух десятков лет путь, с абсолютной уверенностью могу сказать, что я ни разу не взялся за работу исключительно из меркантильных соображений. Другое дело, не всё получилось. Некоторые спектакли, возможно, лучше мне было не играть вовсе. Но кто же знает, начиная проект, что из него получится? С уверенностью могу утверждать лишь одно. Среди всех предложений, поступавших мне в большом количестве от режиссёров, коллег и продюсеров, я всегда выбирал не более коммерчески выгодные, а более мне творчески интересные. В этом вопросе я абсолютно чист перед собой и своим зрителем. Может быть, это единственное, в чём я действительно не могу себя упрекнуть.

В 1994 году меня вызвали на пробы на киностудию Мосфильм. Мне прислали сценарий со странным, труднопроизносимым названием «Ширли-мырли». Это теперь данное словосочетание является для большинства российского народа практически брендом, чем-то вроде «Волги-Волги» или «Бриллиантовой руки». Но тогда оно не говорило мне решительно ничего. Единственным реальным манком, пересиливавшим все сложности, сопровождавшие пробы, было имя режиссёра, который должен снимать картину. Постановщиком был Владимир Валентинович Меньшов, снявший легендарный оскароносный фильм «Москва слезам не верит» и уже этим вошедший в историю кинематографа.

Меня в его ленте пробовали на главную роль, что само по себе было потрясающе. Правда, в процессе проб я узнал, что Меньшов на эту роль попробовал уже чуть ли не половину всех имеющихся в наличии в Российской Федерации артистов мужеского пола различных возрастов, внешних данных, степени популярности, хотя бы отдалённо подходящих на амплуа героя, включая и себя самого. Ни одного из них, опять же включая себя, он не утвердил, что говорит о Владимире Валентиновиче как о действительно большом художнике. В его воображении сложился некий образ, которому никто из прошедших пробы не был тождественен, а снимать нечто, что не соответствовало его решению персонажа, он не хотел, даже понимая, что имеет дело с прекрасными артистами, которые многое могут привнести в картину. Уже потом, после окончания съёмок, посмотрев мой спектакль «Стриптиз», Владимир Валентинович сказал, что если бы он видел его раньше, то утвердил бы меня с первого раза. Думаю, он просто был доволен результатом совместной работы и искал оправдание своей первоначальной неуверенности в моих профессиональных возможностях.