Опуская сухарики в налитый в чашку кофе с молоком, Изабель почувствовала, что у нее значительно улучшилось настроение. Она больше не приходила в отчаяние от перспективы какое-то время прожить в глуши. Надо сказать, что такое решение в некотором смысле даже устраивало ее. И хотя история с друзьями Клода не получила огласки, все же о ней знали четверо парней. В последние дни на пляже она обходила стороной эту группу молодых людей, боясь заметить в их взглядах нечто такое, о чем она хотела бы навсегда забыть. Если бы она считала себя лишь жертвой, а не добровольной соучастницей, то, несомненно, ей было бы намного легче. У нее поднималась головная боль при одном лишь воспоминании о том, что совсем недавно произошло с ней. И ей уже казалось, что она навсегда утратила беззаботность и никогда не познает простую радость бытия. Изабель любила утренние часы. И потому поскорее прогнала грустные мысли. Что было, то было. Впереди у нее еще много счастливых дней. И не стоит посыпать голову пеплом, раз ничего нельзя изменить.

Она плеснула себе в чашку еще немного кофе, но уже без молока, а затем прошла за сигаретами в гостиную.

— Элиза, мне можно курить здесь?

Женщина улыбнулась:

— Мне-то все равно, а что скажет ваш отец?

— Я еще не спрашивала его.

— Ну, ладно, курите, только немного.

— Не больше четырех сигарет в день! Разве это много?

— Ну, тогда можно.

Они вполголоса поболтали еще о том о сем. Изабель показалось, что никогда раньше она не говорила так много. Она качала головой, слушая рассказ Элизы о том, как ее отец за час до смерти искал рукой на тумбочке сигарету. В свою очередь, она вспомнила про одного знакомого парня, который курил только сигары, уверяя всех, что этим он предохраняется от рака легких. Изабель не забыла упомянуть и про свою матушку, которая за всю свою жизнь не выкурила ни одной сигареты, а посуду мыла особым средством, совсем не таким, какое употребляла при ней Элиза. И все же Изабель не могла понять, почему она разговорилась с едва знакомой женщиной. Все считали ее скрытной и молчаливой. И она вполне оправдывала сложившееся о ней мнение. С матерью она делилась мало, скрывая все, что, по ее мнению, Соне не положено было знать. Со своими приятелями, парнями и девчонками, она тоже не была излишне откровенной, но совсем по другой причине: ей не хотелось, чтобы ее считали наивной дурочкой. И вот с малограмотной крестьянкой, прислуживавшей ее отцу, она не могла наговориться. Человеку нужна порой такая словесная разминка. Наконец ей надоело болтать.

— Мой отец поздно встает?

— Не раньше одиннадцати утра, а иногда даже в полдень.

— Ладно. Пойду прогуляюсь. Я возьму с собой Джаспера.

— Идите, чего-чего, а места для прогулок здесь хватает.

С террасы она спрыгнула на землю. Трава оказалась мягкой и почти без колючек; Изабель любила ходить босиком. Пес побежал вперед. Время от времени он останавливался и оглядывался назад, как бы приглашая девушку поспешить за ним. Солнце начинало припекать. В сосновой роще стрекотали кузнечики. При дневном свете гора приобрела такие ясные контуры, что выглядела бутафорской. Изабель поравнялась с каменным лотком с подведенной от родника медной трубой, куда пригоняли на водопой овец. Закатав рукава пуловера, она опустила сначала руки, а затем и лицо в холодную прозрачную воду. На лесной опушке она решила сделать привал и присела на ковер из сосновых иголок. Вокруг царила мертвая тишина, которую нарушали лишь резкие порывы ветра, качавшего верхушки деревьев. Отличное место для загара нагишом, которое трудно найти на морском побережье. «А почему бы мне не позагорать в чем мать родила? — подумала она. — Меня посторожит Джаспер». В мгновение ока она скинула с себя одежду и расстелила ее на земле. Прежде чем улечься на импровизированное ложе, она с досадой бросила взгляд на почти не тронутые загаром груди и бедра. Все же на пляже удалось найти укромное место и раза два позагорать без купальника. И теперь, подставив лицо солнечным лучам, она предалась мечтам о том, как на ее прекрасном теле вскоре не останется больше неприглядных белых полосок. Возможно, никто не увидит ее во всей красе, но она не станет горевать по этому поводу. Сейчас главным для нее было не задремать. Время от времени она открывала глаза и поглядывала по сторонам. Однажды вместе с Маривонной они отправились с пляжа, где обычно загорали, в укромный уголок, облюбованный нудистами, куда порой наведывалась жандармерия. Прогулка открыла ей глаза на многое такое, о чем она раньше и не догадывалась. Первая попавшаяся навстречу им нудистка развлекалась тем, что бросала с берега камешки в море. Это была женщина лет сорока, ни красавица, ни дурнушка. Нельзя было сказать, хорошо или плохо она была сложена. Весь секрет заключался в том, что в одежде она, возможно, выглядела бы совсем замухрышкой, в то время как нагота, показывавшая ее, что называется, во всей красе, придавала ей привлекательность. Кроме того, невозможно определить, к какому слою общества принадлежит женщина, чем увлекается и где работает. Во взгляде этой нудистки не было ни малейшего признака агрессивности. Изабель вспомнила об этом лишь два часа спустя, когда встретилась с подружками в баре. Теперь она могла бы распознать множество мелочей, по которым судят о характере человека. И все же в тот момент на пляже она лишь на уровне подсознания почувствовала, что нагота представляет собой некое социальное явление. На том же пляже она встретила не одну семью нудистов, среди которых попадались и довольно пожилые пары.

— Что ты думаешь об этом? — спросила она Маривонну.

— Мне нравится.

Девушки были все же немного смущены, когда увидели троицу добрых молодцев, продолжавших как ни в чем не бывало вести непринужденную беседу между собой, в то время как их члены, словно радуясь, что оказались на воле, весело подпрыгивали в такт их шагам. Молодые люди были настолько увлечены разговором, что даже не взглянули в сторону Изабель и Маривонны.

— Какая досада, — сказала Маривонна, — что здесь не принято разглядывать то, что хочется.

И, рассмеявшись, девушки дружно стянули с себя купальники и предстали обнаженными перед всем этим скопищем народа, созерцавшего, казалось бы, лишь море и солнце. «А она действительно хорошо сложена», — подумала Изабель о своей подруге. И они растворились в этой толпе, где, по-видимому, царило такое всеобщее равенство, которое и не снилось коммунистическим мечтателям.

«И все же, — рассуждала про себя Изабель, — я вижу, что одни женщины страдают варикозным расширением вен, в то время как у других ноги остаются стройными. Мужчины делятся также на подтянутых и на тех, кто уже успел обзавестись брюшком. Но разве часто мы обращаем на это внимание? Неужели нас прежде всего волнует, как сложен тот или иной человек? Для нас важно лишь то, на какой машине он ездит, со вкусом ли одевается, какие предпочитает носить украшения, в каком доме проживает, как обставлена его квартира. На худой конец мы оцениваем его интеллектуальный потенциал, если ему предоставляется случай продемонстрировать его». И все же ей и в голову не приходило, что весь хлам, которым окружает себя человек, необходим ему лишь для того, чтобы отвлечь внимание окружающих от его тела. После той запомнившейся ей пляжной прогулки с Маривонной она твердо знала, что была на пути к одному из тех великих открытий, которые переворачивают наше сознание. И впервые такое открытие она сделала еще в двенадцатилетнем возрасте, когда поняла, что взрослые, невзирая на все насаждаемые ими правила приличия и мнимое достоинство, только и делают, что предаются сексуальным играм. До той поры она считала их забавами для детей.

Почувствовав, что начинает подгорать на солнце, она перевернулась на живот. Теперь она видела тропинку, ведущую к отцовскому дому. Заметив, как из лежавшей в развалинах деревушки спустилось в долину стадо овец под охраной пса и женщины в красном платье и широкополой соломенной шляпе, она подумала, что овцы принадлежали, по всей видимости, тем нудным соседям, к которым два года назад ее однажды водили в гости. Теперь, возможно, ей придется вновь зайти к ним или принять их у себя. «Нет, — подумала девушка, — все же это не те каникулы, о которых я мечтала». Кроме вынужденного общения с соседями, Изабель подозревала, что отец приготовил для нее настоящую воспитательную программу. И теперь ей не отвертеться!