помимо романтических пейзажей, – а иногда и тут же,
среди них, – радует глаз еще и полосами плодородной
земли, не уступающей богатством даже веселой старой
Англии. И немало этому краю довелось увидеть замеча-
тельных подвигов и событий – таких, что вошли в историю,
и других, интересных для поэта или романиста, хотя па-
мять о них сохранило только народное предание. В этих
долинах не раз происходили кровавые побоища между
саксами Нижней Шотландии и гэльскими кланами, причем
зачастую оставалось неясным, кто же одержал победу –
закованные в броню рыцари Низины или их противники,
горцы в шерстяных плащах.
Помимо красоты расположения, Перт замечателен
своей древностью: старинное предание гласит, что он ос-
нован римлянами. Гордые победители, говорит оно, соиз-
волили приравнять к Тибру судоходный и куда более ве-
личественный Тэй, а в широкой равнине, известной под
именем Северного Луга, увидеть сходство с Марсовым
Полем. Перт часто избирали своей резиденцией наши го-
судари, правда, у них не было в городе дворца, но они на-
ходили цистерцианский монастырь достаточно просто-
рным, чтобы принять их со всем двором. Здесь Иаков I*,
один из умнейших и лучших королей Шотландии, пал
жертвой зависти озлобленной аристократии. Здесь же
возник и загадочный заговор Гаури*, старинный дворец,
где разыгралась эта трагедия, был разрушен лишь совсем
недавно. В ревностном внимании к старине, Пертское ан-
тикварное общество опубликовало точный план этого ис-
торического здания и в примечаниях, свидетельствующих
о тонком и добросовестном исследовании предмета, при-
водит приуроченный к этому месту рассказ о заговоре.
Один из красивейших пейзажей в Великобритании, а
может быть, и во всем мире открывается – или, лучше
скажем, открывался – из так называемых Врат Судьи. Это
нечто вроде арки, под которой путешественник, покинув
Кинросс, должен был проехать после долгого пути по не-
приглядной и пустынной местности, и тут перед ним с
вершины высокого горного кряжа, куда он незаметно
поднимался, развертывалась долина Тэя, прорезаемая
полноводным и горделивым потоком: и город Перт с двумя
прилегающими к нему широкими поймами, или Лугами, с
колокольнями и башнями, и горы Монкриф и Кинноул,
поднимающиеся вдали красивыми, мягкими уступами,
кое-где одетыми лесом, и богатый берег реки с разбро-
санными по нему изящными строениями, а по краю кру-
гозора – очертания могучих Грэмпианских гор, замыкаю-
щих с севера этот восхитительный ландшафт. Новая дорога
– в общем, нельзя не признать, значительно улучшившая
сообщение – проходит стороной, открывая описанный
здесь великолепный вид не так неожиданно: он предстает
взору по частям, но, впрочем, это зрелище, даже если мы
приближаемся к месту постепенно, остается на редкость
красивым. Еще сохранилась, кажется, тропа, ведущая к
Вратам Судьи, так что путешественник, сойдя с коня или
выйдя из кареты и пройдя несколько сот ярдов пешком,
может сравнить подлинную картину с тем эскизом, кото-
рый мы здесь попытались набросать. Но мы не властны
передать (как и он не почувствовал бы) всю прелесть, ка-
кую сообщает удовольствию неожиданность, если чудес-
ный вид возникнет перед путником внезапно, в минуту,
когда он никак не ожидал чего-либо подобного, никогда не
изведал бы он того, что довелось испытать вашему по-
корному слуге, Кристелу Крофтэнгри, когда он впервые
увидел несравненное это зрелище.
К восторгу, охватившему меня, примешивалось еще и
ребяческое удивление, ибо мне было тогда не более пят-
надцати лет, к тому же мне впервые разрешили отпра-
виться так далеко на моем пони, так что мой восторг уси-
ливало еще и волнующее сознание независимости, не чу-
ждое некоторой тревоге, которую даже самый самонаде-
янный мальчик невольно почувствует, когда впервые
должен будет положиться на собственное разумение.
Помню, сам того не ожидая, я осадил лошадку и жадно
смотрел на открывшийся вид, точно боясь, что его снимут,
как театральную декорацию, прежде чем я успею ясно
разглядеть его во всех подробностях или увериться, что
любуюсь им наяву. Свыше пятидесяти лет протекло с той
поры, но неповторимая эта картина запечатлелась в моем
уме и остается живой и яркой, когда многое из того, что
повлияло на мою судьбу, безвозвратно ушло из памяти.
Вот почему, осмелившись занять внимание читателей
развлекательной хроникой, я решил открыть ее рассказом,
связанным с местностью, так поразившей некогда мое
детское воображение. Быть может, я при этом цепляюсь за
надежду, что самый пейзаж своим благотворным воздей-
ствием вознаградит читателя за недочеты моего письма.
Так иная дама воображает, что изящный фарфоровый
сервиз придает «букет» посредственному чаю4.
Я задумал начать с поры куда более ранней, чем та,
когда происходили примечательные исторические собы-
тия, упоминавшиеся мною выше, – ибо все, о чем пред-
стоит мне поведать, свершилось в последние годы четыр-
надцатого столетия, когда скипетр Шотландии держал в
благородной, но слабой руке Джон Стюарт, принявший
при вступлении на престол имя Роберта III.
ГЛАВА II
Пастушки губы – бархата нежней*
Не барыня – а та же сладость в ней.
Если Перт, как мы отметили, по праву гордится красо-
тами природы, то никогда он не был обделен и другого
рода красотою, более притягательной, хоть и не столь
долговечной.
Прозываться «Прекрасной девой Перта» означало во
все времена высокое отличие, и нужно было обладать по-
истине замечательной красотой, чтобы заслужить его в
4 Кристел Крофтэнгри выразил здесь свои чувства, близкие к тем, что испытал я
сам, насколько я их помню по прошествии долгих лет. В ряде писем из Пертшира мне
сообщают, что я допустил кое какие мелкие погрешности в именах собственных. Но,
несомненно, общее впечатление от долины Тэя и древнего города Перта, поднимающего
свою седую голову среди тучных пастбищ над сверкающими водами величавой шот-
ландской реки, остается по прежнему столь ярким, что оно оправдало бы и более пла-
менные выражения, нежели те, какие нашлись у мистера Крофтэнгри – Август 1831 г.
городе, где столько девушек могли притязать на эту за-
видную честь. А в феодальную эпоху, к которой ныне мы
хотим привлечь внимание читателя, женская красота це-
нилась куда больше, чем впоследствии, когда идеи ры-
царства стали угасать. У древних рыцарей любовь к жен-
щине была своего рода дозволенным идолопоклонством, с
которым могла сравниться страстностью только любовь к
небесам, да и то лишь в теории, так как на деле любовь к
женщине почти неизменно брала верх. Имя бога и пре-
красной дамы сердца запросто призывалось одним дыха-
нием, и служение прекрасному полу вменялось в обязан-
ность жаждущим посвящения в рыцари так же непреложно,
как и благочестие. В те времена власть красоты была почти
безгранична. Она могла уравнять со знатным вельможей
девушку простого звания.
Незадолго до воцарения Роберта III, при его предше-
ственнике, одна лишь красота позволила особе низкого
рождения и сомнительной нравственности разделить с
королем шотландский престол. И многие другие женщины,
менее ловкие или не столь удачливые, начав свой жиз-
ненный путь наложницами, достигали высокого положе-
ния, – что допускалось и оправдывалось нравами тех вре-