– Колите их штыками, бейте, но не до смерти, – приказал командир. – Пусть кричат, зовут своих собратьев на помощь.

Не закричал ни один.

Ни один, несмотря на все пытки и измывательства.

Под утро боевики, убедившись, что все их усилия остались тщетными, казнили всех великомучеников. Способом казни выбрали сожжение, а точнее – медленное поджаривание на огне.

Танк наш продолжал тлеть, броня его раскалилась, пленных ребят положили на нее, предварительно крепко связав, чтобы и не пытались вырваться. Связали не веревками – она могла бы перегореть, а проволокой, прикрутив ее так, что она врезалась в мясо до костей…

Той же ночью произошел еще один случай, который, между прочим, лишний раз подчеркнул, какого высокого класса снайперы сражаются в рядах террористов.

Разведчик из подразделения полковника Петрашевского возвращался с боевого задания, из центра города. К сожалению, он попал в поле зрения боевиков.

Снайпер, находившийся к нему ближе других, получил от своего начальника срочное задание: подстрелить подозрительного человека, который не откликается на крики чеченцев и явно торопится на русскую сторону.

– Разреши, командир, мы так его схватим, – зашумели боевики, услышавшие его приказание снайперу.

– Захватить его, конечно, можно, – ответил командир. – Но я хочу попробовать другую вещь, которая у нас до сих пор не практиковалась.

– Какую вещь?

– Русские это называют – «ловить на живца». Другие наши командиры хвастаются, что это им удается. А чем мы хуже?

Затея боевикам понравилась: они, разумеется, знали, о чем идет речь. И в самом деле, а чем они хуже?

– Лайма, – произнес командир по мобильному телефону. – Не убивай нашего гостя.

– А что с ним делать?

– Быстренько перебей ему ножки и ручки. Пусть покричит, позовет своих на помощь. Поняла?

– Уже недостаточно светло, а прибора ночного видения у меня нет, – сказала Лайма.

– Мы будем пускать осветительные ракеты.

Боевики рассредоточились по пустым коробкам домов и подвалов, взяв оружие наизготовку, и замерли в ожидании интересного зрелища, стараясь не высовываться из-за укрытий.

…Чтобы добраться до своих, разведчику оставалось дойти до угла и пересечь улицу: так уж получилось, что одна сторона улицы была чеченской, а другую уже отбили наши.

Внезапно одиночная пуля впилась в ногу. Он постарался ускорить шаг, но другая пуля перебила вторую. Одновременно в воздух одна за другой начали взлетать осветительные ракеты, и стало светло как днем.

Разведчик попытался ползти на руках, но прополз только несколько метров. Следующие две пули перебили ему кисти рук.

Все это, конечно, видели ОМОНовцы. Но идти к раненому было бы чистейшим безумием – боевики из своих укрытий расстреляли бы их, как расстреливают мишени в тире.

– Братцы, помогите, – крикнул разведчик.

– Держись, друг.

– Я ползти не могу.

– Сейчас конец кинем.

– Да я схватиться не смогу: руки перебиты.

– Зубами схватишь.

Боевики наблюдали за развитием событий.

Командир их нажал кнопку мобильника и сказал несколько слов Лайме, которая ответила:

– Есть, командир.

– Сумеешь?

– Запросто.

Между тем милиционеры соорудили «кошку»: привязали к концу веревки старую куртку – твердый предмет мог ненароком зашибить разведчика, – и точным броском перебросили куртку через неширокую улицу. Куртка упала неподалеку от парня. Он изловчился, несколько раз перевернулся по тротуару и крепко впился зубами в куртку.

От осветительных ракет было светло как днем, он видел на грязном асфальте каждую выбоину, каждый комок грязного, смерзшегося снега, каждую замерзшую лужицу.

Щелкнул одиночный выстрел, который перебил веревку. Конец ее уполз на русскую сторону, а куртка осталась в зубах раненого, который через мгновение выпустил ее.

Боевики приветствовали эффектное зрелище хлопаньем в ладоши и громкими криками:

– Аллах акбар!

Наши, однако, не оставляли попыток спасти товарища. Лишней куртки уже не нашлось, и кто-то пожертвовал свою. И все повторилось один к одному, как в дурном спектакле или на заезженной пластинке граммофона, когда игла все время соскакивает в прежнюю колею.

Точный бросок с противоположной стороны – разведчик впивается зубами в наживку – не менее точный выстрел снайпера – и веревка перебита.

От повтора зрелищность не уменьшилась.

Все так же восторженно вопили боевики, все так же чертыхались ОМОНовцы, готовя новую «наживку».

И это повторялось много раз, вновь и вновь, в продолжение всей ночи. Наибольший восторг у террористов, конечно, вызывала точность снайпера – контрактница ни разу не промахнулась, перешибая одним выстрелом веревку. Командир боевиков не прерывал спектакль с умыслом: теперь каждый боевик мог убедиться, что приезжая девушка не зря ест свой хлеб, не зря огребает каждый месяц приличные деньги в баксах.

Под утро, когда обозначился над Грозным зимний тусклый рассвет и стало ясно, что русские не бросят людей, чтобы вытащить раненого, командир распорядился:

– Пришей его, Лайма.

Еще один, на этот раз – последний выстрел. Раненый на тротуаре немного дернулся и затих.

Практически любой большой город мира, при всей его горделивой многоэтажности, состоит из двух уровней – подземного и надземного. Надземный, худо-бедно, в комментариях не нуждается – это все то, что доступно глазу.

Подземный – все то, чего простой горожанин, обычный прохожий, не видит, а порой и просто не догадывается. Глубоко под асфальтовой шкурой – иногда на весьма значительной глубине – проложены подземные коммуникации разного рода, ходы, похожие на норы, и туннели метрополитена, – там, где имеется метро.

Это картина общая для Нью-Йорка и Владивостока, Лондона и Москвы, не говоря уж о городах меньшего калибра. Однако в этом смысле – Грозный – город на особицу. Дело в том, что подземные ходы закладывались в нем изначально, когда город только строился. Можно сказать, что, в отличие от всех прочих городов, оба уровня – подземный и надземный – возникли в нем практически одновременно. И вызвано это было не прихотью, а суровой необходимостью.

Казаки, основавшие город, строили его как крепость еще при первом покорении Кавказа, и подземные ходы необходимы были как для обороны, так и для нападения на воинственных горцев, совершавших частые набеги.

Город рос – росли и подземные коммуникации. Причем далеко не всегда они диктовались нуждами коммунального хозяйства.

Как ни странно, особое развитие «подземное строительство» в конце тридцатых годов прошлого века, особенно в европейских городах бывшего Советского Союза, успешно развивалось: считалось, что это необходимо для обороны в случае возможного нападения фашистской Германии на СССР. Во всяком случае, так полагал Сталин, а его мнение было для всех законом. Вот откуда – и станции московского метро необычайно глубокого залегания, не вызванного никакой инженерно-технической необходимостью. Наоборот, это многократно удорожало строительство, но это никого тогда не волновало. Ведь углубленные станции метро – могли в случае необходимости служить и бомбоубежищами…

Между прочим, мнение Сталина подтвердилось в Великую отечественную войну, когда сам он выступал на станции метро «Площадь Маяковского» 6 ноября 1941 года на торжественном заседании по случаю годовщины Октябрьской социалистической революции…

Нас, однако, в данном случае интересует подземная часть Грозного, которая также интенсивно развивалась, хотя метро там и не строилось. В результате там оказались многочисленные подземные ходы-переходы, позабытые и позаброшенные, о которых городское начальство даже не подозревало.

После того, как наши части, координируемые генералом Матейченковым, очистили Грозный, военное командование столкнулось с проблемой, которая обозначилась во весь рост еще пять лет назад, в первую чеченскую войну.