Но Торо — символист, запутавшийся в противоречиях романтического натурализма. Видя, что решения конфликта между материальным и идеальным избежать нельзя, Торо попеременно занимал противоположные позиции: природу надо преодолевать — природой нельзя насытиться (см. 76, 35). Наиболее явно компромиссность философской позиции Торо обнаруживается в следующих идеях философа:

— природа нужна человеку для духовного обновления и для поддержания в душе человека ощущения «жизненной силы»;

— человек есть высшее творение природы, он представляет ее интересы. Человек как разумное существо раскрывает смысл породившей его природы;

— природа для человека — всемогущая и загадочная сила, а не просто проекция не-Я во внешний мир;

— мир природы остается молчаливым и бесполезным до тех пор, пока человек не проник в суть природы. Только тогда она становится для него собеседником и помощником. Проникновение в природу, считал Торо, должно идти через вдохновенный и исполненный творческого пыла чувственный опыт. Приблизиться к природе можно, только если до конца ощутить ее и вжиться в нее. Следовательно, перед человеком, обращающимся к природе, встает задача воспитания своих чувств, с тем чтобы они оказались достаточно чуткими и возвышенными для восприятия ландшафта. Сенсуализму Торо, таким образом, присущи черты концентрированности на переживаниях и ощущениях природы. Из «Дневника» мы узнаем, что сам философ, чтобы достичь максимального, пусть и временного, слияния с природой и погружения в ее мир, по нескольку часов подряд почти недвижно стоял в лесной чаще или на берегу реки;

— приближение к природе означает приближение к духовному началу: путь к высшему идеалу — через возвышение идеального в индивиде, а это достигается с помощью слияния человека и природы;

— доминирующий фактор идейного становления человека — страстное влечение к достижению полноты ощущения жизни. Подобное отношение к миру достигается «реальным и жизнерадостным взаимоотношением с природой» (10, 17, 281–282).

Отчасти изменяя, отчасти продолжая романтико-трансценденталистскую программу, Торо выдвинул двойную задачу: а) жить богатой и интенсивной природной жизнью; б) жить не менее богатой и интенсивной духовной жизнью (см. 75, 37).

Таким образом, взгляды Торо компромиссны. Будучи свидетелем и участником возвышения и бурного расцвета американского романтизма, Торо ощущал и начавшуюся вскоре после этого деградацию трансцендентально-романтической идеологии. И поэтому идейным исканиям философа присущи попытки примирить теряющий почву под ногами романтизм с набирающим философскую мощь натурализмом, тяготевшим к материализму. Примирения, однако, фактически не состоялось и не могло состояться.

Понятие трансцендентальной «корреспонденции» требовало решения вопроса об эстетической и этической сторонах взаимодействия человека и природы. В контексте философских дискуссий трансценденталистов по данной проблеме возникали интересные повороты темы, которые не потеряли своего значения и для современной науки.

В своем эссе «Рабство в Массачусетсе» Торо касается и проблемы природы. После ниспровержения духовных ценностей современного ему общества автор несколько неожиданно обращается к читателю: «Я шел пешком в направлении одного из наших озер; но какое значение имеет красота природы, когда люди низменны? Мы ходим к озерам, чтобы увидеть в них отражение нашей чистоты; когда же в нас этого нет, мы ходим не туда. Кто может быть чистым в стране, где как правители, так и управляемые не имеют [нравственных] принципов. Воспоминания о моей стране отравляют мою прогулку…

Случилось так, что на следующий день в лесу я почувствовал запах белой водяной лилии; время, которого я ждал, настало. Лилия — символ чистоты. Она внезапно раскрылась столь чистой и ласкающей взгляд, столь сладостной по запаху, словно для того, чтобы показать нам, какая чистота и сладостность присущи ей и из чего они могут возникать — из грязи или почвенного перегноя… Какое удивительное подтверждение наших надежд содержится в благоухании этого цветка! Благодаря ему не так уж скоро я разочаруюсь в мире, несмотря на рабство, трусость и недостаток принципиальности северян, живущих в нем. Это наводит на мысль о том, какие именно законы доминировали в мире дольше и больше всего и доминируют поныне, что может наступить время, когда человеческие деяния будут источать такое же сладостное благоухание. Таков аромат, исходящий от растений. Если природа будет доставлять ежегодно подобное благоухание, я буду верить в ее молодость и мощь, в ее единство и гениальную девственность; я буду верить, что в природе обитает истина, даже в человеке, способном ощущать и любить ее…

Рабство и подобострастие не дали миру благоуханного цветка, покоряющего чувства человека. Дело в том, что рабство и подобострастие не имеют подлинной жизни: они всего лишь продукты распада и смерти, отвратительные для всякого здорового обоняния. Мы не жалуемся, что они живут, но сожалеем, что они еще не зарыты в землю. Пусть же все живое погребет их: они хороши в качестве удобрений» (10, 4, 407–408; см. также 8, 369–370).

Приведенный фрагмент раскрывает перед нами принципы подхода Торо к вопросу о соотношении природы и нравственности. В тексте присутствуют два смысловых ряда: первый — ряд природных явлений, второй — ряд явлений социальных. К каждому из них приложим эстетический критерий гармоничности, т. е. соответствие внутреннего содержания и внешней формы явления, что Торо считал важнейшим и, пожалуй, единственно существенным требованием, предъявляемым к действительности. Красота, соразмерность, завершенность смыслового принципа при полной незавершенности перспективы процесса становления — вот то главное, что выдвигалось философом в качестве эталона гармоничности. Не удивительно, что Торо, как и другие романтики, абсолютизировал «музыку природы», видя в ней трансцендентальный прообраз всякой гармонии и даже в известной степени саму субстанцию этой гармонии[8]. «Природа не производит шума. Рев бури, шелестящий лист, скороговорка дождя — во всем этом есть изначальная и неизведанная гармония. Почему мысль льется таким глубоким и сверкающим потоком, когда звуки далекой музыки достигают уха?» (10, 7, 12). Гармония изначально присуща и человеку. Она заключается в эстетически соразмерном соотношении духовных и материальных факторов — соотношении мысли, намерения, с одной стороны, и поступка — с другой. Наконец, гармония заложена и в отношениях человека с обществом, но этот вид гармонии, по мнению Торо, находится в самом печальном состоянии. Однако встает вопрос о соотнесенности природной и социальной гармонии и красоты. И здесь происходит объединение двух смысловых рядов и возникновение третьего.

Благодаря принципу гармонии устанавливается однозначное соответствие между природными и социальными явлениями. Подчинение общему мерилу гармоничности объединяет их в трансцендентной «корреспонденции». Так, водяная лилия символизирует нравственно красивого человека. Вернее, гармония лилии и окружающей ее природы сопоставляется с гармонией (если бы она была возможна) человека и окружающей его социальной среды. Третьим «рядом» оказывается сфера трансцендентного символа, или запредельных, вне-чувственных сущностей. Здесь в философии Торо приобретают отчетливость платоновские мотивы.

Он анализирует иерархию «общество (человек) — природа — мир идеальных трансцендентных сущностей (абсолют)». Человек, погружаясь в чувственное восприятие и интуитивное постижение символического смысла природы, становится сопричастным абсолюту. Гармония делается не только стержнем, но и сущностным признаком трансцендентной «корреспонденции». Переживание и разгадывание символического контекста ландшафта приводит человека к стихии первоначала и к стихии «последнего конца», т. е. и в том и в другом случае к абсолюту, или сверх-душе. Таким образом, одно звено «корреспонденции» («человек — природа») фактически вырастает до универсальной субстанциональной связи «человек — природа — абсолют». Среднее звено этой цепи, природа, несет в мировоззрении Торо функцию огромной важности. В отличие от неоплатоников, у которых материя (природа) была последней инстанцией эманации, отпадения духа, у Торо истечение единого происходит через природу к человеку, и потому крайней точкой, антиабсолютом, у Торо становится не природа, а общество людей. В природе, считал Торо, идеальное гармонически наполняет материальное, не соединяясь с ним. Поэтому природа не несет «вины» перед абсолютом. Вина состоит не в отсутствии соединенности с духовным, а в извращении духовного. Человек же под влиянием общественного зла, аккумулирующегося в формах социального общежития, извращает гармонический принцип. Природа не имеет выбора, человек же обладает им. Однако общество уже сделало свой выбор, и человек оказался между двумя полюсами — природой (соединенной с абсолютом) и бездуховными формами социального бытия. Личность может приблизиться к духовному, лишь отойдя от общественного и соединясь с природным.