Обращались к этой идее и видные советские философы, писатели, педагоги. Так, В. А. Сухомлинский выдвинул проблему «воспитания природой» на одно из первых мест: «Мы учим детей: человек выделился из мира животных и стал одаренным существом… потому, что увидел глубину синего неба, мерцание звезд, розовый разлив вечерней и утренней зари… Человек стал человеком, когда услышал шепот листьев и песню кузнечика… услышал и, затаив дыхание, слушает сотни и тысячи лет чудесную музыку жизни» (39, 157). Сухомлинский рассматривал природу не как самодовлеющий фактор, а как один из наиболее существенных компонентов общего эстетического фона, окружающего человека в его созидательной деятельности. Эстетическое окружение, и прежде всего окружение природное, пробуждает чувство радости и стремление к активной деятельности. «Красота сама по себе не содержит никакой магической силы, которая воспитывала бы в человеке духовное благородство. Красота воспитывает нравственную чистоту, человечность лишь тогда, когда труд, создающий красоту, очеловечен высокими нравственными побуждениями, прежде всего проникнут уважением к человеку» (там же, 163).
В то же время Сухомлинский считает, что становление личности, как филогенетическое, так и онтогенетическое, определяется не только трудовой деятельностью, но и осознанием гармонического строя окружающего мира. Формирование эстетического вкуса и идеала, считал Сухомлинский, неразрывно связано с эстетическим воспитанием.
Этическое и эстетическое — это, по его мнению, явления одного порядка, взаимно обусловливающие друг друга. Через красивое к человеческому — вот генеральный тезис теории эстетического воспитания Сухомлинского. Красоту природы он насыщает социальной значимостью. По его мнению, эстетическое освоение ландшафта предполагает гармоническое единство созерцательного, оценочного и практического моментов. Для советского педагога нравственное значение природы проявляется не просто в том, что человек осваивает ее красоту, но в том, какими побуждениями он руководствуется, какие цели он ставит перед собой и, наконец, какие практические шаги он совершает, чтобы сохранить и приумножить красоту природы. Все эти аспекты рассматриваются Сухомлинским в их единстве. А материалистический взгляд на природу исключает понимание связи природы и духа как «магической», «таинственной», о которой писали немецкие романтики, а также Эмерсон, Торо и Гумбольдт.
Для романтиков индивидуальное созерцание природы было единственным способом освоения ее красоты. Сухомлинский также признавал значение индивидуального созерцательно-эмоционального опыта освоения природы. Однако еще большее значение он придавал практической деятельности по охране природных богатств, в процессе которой осуществляется влияние природы на нравственность. Мораль, по мнению Сухомлинского, — явление сугубо социальное, она не может «истекать» из природы, как это считали романтики и Торо, хотя и не подлежит сомнению, что природа оказывает большое влияние на человека.
Путь к прекрасному и возвышенному абсолютно немыслим без гуманистического коллективизма, без единства эмоционального переживания и общественно-практической деятельности.
Даже в тех случаях, когда человек остается один на один с природой (Робинзон на необитаемом острове или Торо в лесной хижине), он никогда не выступает в виде изолированной духовной монады. Человек всегда несет в себе «совокупность всех общественных отношений». Поэтому даже крайне интимное общение с природой есть явление общественное. В любой ситуации человек выступает от имени своего общества и потому оказывается его полноправным представителем. Однако личность, обладающая автономией эстетического и этического сознания, стремится представить это общение в качестве своего «личного дела», якобы независимого от всего внешнего. Это и создает иллюзию прямых отношений человека и природы в сфере духовных процессов.
Философская программа Торо, подразумевавшая перенесение идеала из социального в природный мир и соответственное изменение источника этических переживаний, на самом деле не была по своей сути антиобщественной. Сама «природа», как ее понимал Торо, «мерцала» не собственным и тем более не трансцендентным, а отраженным светом общественной морали. Приближение к природе в поисках этического идеала означало лишь противоречивость романтического мировоззрения, которое через «одухотворение» природы кружным путем шло к решению сугубо общественных задач и проблем. Какими бы эскейпистами ни стремились представить романтиков и Торо, их глубокий интерес к обществу неизменно заявлял о себе. Культ природы, ее обожествление свидетельствовали о том, что природа оставалась для них зеркалом социального, знаком человеческих отношений.
Глава V. Взгляд на общество
1. Критический анализ: «собственность», «разделение труда», «культура», «бизнес»
Даже среди радикально настроенных трансценденталистов Торо выделялся своей непримиримостью по отношению к духовным ценностям, одобрявшимся современным ему общественным мнением. Это стяжало ему славу крайне «левого» радикала. Вследствие этого на страницах многих зарубежных научных и популярных изданий до сих пор встречаются статьи, в которых сравниваются взгляды Г. Торо и К. Маркса. Так, М. Моран находит сходство в их социальных воззрениях и даже указывает на относительное совпадение сроков выхода в свет «О долге гражданского неповиновения» (1849) и «Манифеста Коммунистической партии» (1848) (см. 65, 8, 123). Один из главных идеологов «новых левых», С. Линд, идет еще дальше. В своей книге «Истоки американского радикализма» он немало места уделяет «параллельному» цитированию К. Маркса и Г. Торо, что, по его мнению, должно наглядно доказать близость взглядов двух философов (см. 81). Сходной точки зрения придерживается и американский историк общественной мысли Д. Херрешоф (см. 74). В каждом отдельном случае авторы преследуют различные цели: либо речь идет о «разоблачении» Торо как «первого американского коммуниста», либо, наоборот, о возвышении его до уровня К. Маркса.
Первой посылкой и конечным выводом любой цепи социально-философских или политических рассуждений, высшим критерием всех общественных процессов была для Торо нравственность личности. Философ ни в одном из своих эссе и дневниковых фрагментов не дает строгой дефиниции морального сознания, хотя морализаторство было изначально присуще его мировоззрению. Корни этого морализаторства лежали, видимо, в идеологии пуританизма, оказавшей немалое влияние на Торо.
Обращаясь к рассмотрению современного ему общества, американский философ избирает позицию последовательного и страстного обличителя всего того, что, по его мнению, не соответствовало идеалу высокой духовности и просветленности. В критике американского общества, развитой Торо, можно обнаружить несколько основных тем, направлений, которые особенно рельефно отразились в его произведениях. Это прежде всего «собственность», «разделение труда», «культура» и «бизнес».
Атака на собственность, предпринятая Торо, имела своей целью разоблачение пагубного влияния этого общественного института на нравственность. Разумеется, Торо был далек от марксистского понимания собственности как системы общественных отношений. Для него собственность выступала в виде юридического права владения. Поэтому критика собственности у Торо была направлена против права владения вещью или против соответствующей практической установки — индивидуального стяжательства, возведенного в ранг жизненного кредо. «Я вижу моих молодых земляков, имевших несчастье унаследовать ферму, дом, амбар, скот и сельскохозяйственный инвентарь, ибо все это легче приобрести, чем сбыть с рук. Лучше бы они родились в открытом поле и были вскормлены волчицей… Кто сделал их рабами земли..? Зачем им рыть себе могилы, едва успев родиться..? Сколько раз встречал я бедную бессмертную душу, придавленную своим бременем: она ползла по дороге жизни, влача на себе амбар 75 футов на 40, свои авгиевы конюшни, которые никогда не расчищаются, и 100 акров земли — пахотной и луговой, сенокосных и лесных угодий. Безземельные, которым не досталась эта наследственная обуза, едва управляются с тем, чтобы покорить и культивировать немногие кубические футы своей плоти» (9, 7–8).