Философские воззрения Белинского, как и все его учение, являются более ста лет предметом ожесточенной борьбы. Сразу после его смерти самодержавие пыталось парализовать могучее влияние его идей путем преследования за них (осуждение петрашевцев), а затем путем их замалчивания. Последнее не удалось: «Письмо к Гоголю» в списках читала вся мыслящая Россия. Во второй половине XIX в. вокруг наследия Белинского в литературе началась открытая полемика, продолжавшаяся до конца века. Она вспыхнула вновь в годы реакции и повторилась в 1914 г. В этой полемике противостояли друг другу две противоположные оценки критика. Одна из них всячески умаляла значение его идей, в частности философских, другая выявляла огромное прогрессивное значение его взглядов.

В консервативной и либеральной печати Белинский изображался человеком, не обладавшим философским методом мышления, ничего не давшим философии и занимавшимся лишь пересказом теорий немецкого классического идеализма. Его революционные и социалистические идеи отрицались, и он характеризовался как либерал, реформист и проповедник моральных догм. Такой точке зрения противостояли прежде всего мнения современников Белинского, высоко ценивших его идеи, в том числе философские. И. С. Тургенев считал его центральной фигурой общественной мысли России того времени и отмечал его «неотразимую мощь мысли». Герцен писал, что критик выдвинул «новое воззрение на мир, на жизнь, которое поразило все мыслящее в России и заставило с ужасом отпрянуть от Белинского всех педантов и доктринеров» (18, 9, 43). Позже высокую оценку антикрепостнических и философских идей критика дали революционеры 60-х годов, в первую очередь Н. Г. Чернышевский, показавший их огромное влияние на новое поколение революционных демократов. В конце XIX в. в защиту взглядов Белинского выступил Плеханов. Он доказал, что вопреки утверждениям реакционеров критик был революционером, социалистом и «самой замечательной философской организацией, когда-либо выступавшей в нашей литературе» (37, 4, 466). В годы реакции резкую критику сменовеховцев, пытавшихся опорочить идеи Белинского, дал В. И. Ленин. Опровергая их утверждения, будто критик был одиночкой, оторванным от народа, и представителем «интеллигентщины», Ленин показал его действительную роль как выразителя антикрепостнических настроений крестьянства (см. 2, 19, 169).

Полемика о Белинском продолжается и сейчас. В наше время за рубежом наряду с литературой, добросовестно анализирующей взгляды критика, выходят книги, повторяющие с различными вариациями старые версии о будто бы несамостоятельном характере философских идей Белинского, об отсутствии каких-либо его заслуг в философии, об ограничении его взглядов моральными проблемами. Снова утверждается, будто критик был родоначальником русского либерализма, будто он чуждался политики, не признавал революций и пр. В этих зарубежных книгах есть и новое: некоторые авторы изображают Белинского первым русским марксистом и чуть ли не основоположником советской идеологии. Эти искажения идей русского мыслителя подвергнуты критике в работах советских авторов[1].

Исследование философского наследия Белинского после революции началось работами А. В. Луначарского, П. И. Лебедева-Полянского и др. Советские ученые стали уделять ему особое внимание начиная с 40-х годов, в особенности с юбилейного 1948 г. Появился ряд монографий о его жизни и деятельности (В. С. Нечаевой, Ю. Г. Оксмана, М. Я. Полякова и др.). Многогранный характер наследства Белинского потребовал специального изучения отдельных сторон его мировоззрения. Вышли в свет и исследования о философских и социологических идеях Белинского: работы Г. С. Васецкого, А. И. Володина, М. Т. Иовчука, В. С. Кружкова, З. В. Смирновой, В. И. Степанова, И. Я. Щипанова и др.

За последние годы в советской литературе обнаружились различные точки зрения на отдельные стороны мировоззрения критика. Возникли дискуссии и о том, как вообще надо подходить к идеям деятелей русского освободительного движения. В 1973 г. журнал «Вопросы литературы» организовал полемику по вопросу о наследии русских революционных демократов, в частности и Белинского. Полемику начал филолог Б. Ф. Егоров статьей «Перспективы, открытые временем»[2]. Отмечая, что за последние 10–15 лет внимание ученых к революционным демократам несколько ослабело, он говорит, что в этом, возможно, виноваты и те авторы, которые «хотели бы лишь хранить наследство в глубоких сундуках и подвалах», и те учителя, «которые превращали Белинского и Добролюбова в этаких добродетельных всезнаек, проповедовавших прописные истины», и те «чрезмерно осторожные издатели и комментаторы сочинений классиков, иногда препарировавшие их тексты и сглаживавшие острые углы». Осуждая тех скептиков, которые, не прочитавши «ни одной статьи Белинского, с чужого голоса бубнят, что для XX века труды революционных демократов стали устаревшими»[3], Егоров вместе с тем требует ликвидации упрощенного подхода к революционно-демократическим идеям: более глубокого освещения их связей с зарубежной мыслью, рассмотрения их в развитии и пр. «…Теперь, — пишет Егоров, — мы доросли до рассмотрения таких аспектов их наследия, которых раньше не замечали!»[4]

Не со всем в статье Егорова можно согласиться. На наш взгляд, не является правильной его «новая» трактовка последнего периода жизни Белинского, что уже было отмечено в ходе полемики. Не очень удачно звучит утверждение Егорова, что теперь мы «доросли» до новых аспектов в рассмотрении революционно-демократических идей: получается, что серьезные недостатки в литературе о революционных демократах, допускавшиеся нами продолжительное время, объясняются тем, что мы не доросли тогда до правильной точки зрения, а не более сложными причинами. Однако Егоров совершенно прав, когда требует новых аспектов в подходе к революционным демократам, в том числе и к Белинскому.

Одним из серьезных пробелов в советской литературе о революционных демократах было в прошлом однобокое освещение их отношения к передовой зарубежной мысли. Если признавалась связь социалистических взглядов демократов с утопическим социализмом Запада, то влияние на них немецкой классической философии замалчивалось. Это было связано с неправильным толкованием этой философии как аристократической реакции на французскую буржуазную революцию и французский материализм. Как положительный факт следует отметить появление, в особенности за последние годы, работ[5], показывающих влияние немецкой классической философии на русских демократов, включая и Белинского. Эта философия, как и утопический социализм Запада, явилась одним из теоретических источников мировоззрения Белинского. Особенно большую роль в развитии его философских взглядов сыграли Гегель и Фейербах.

Это, конечно, не значит, что правы те дореволюционные и современные зарубежные авторы, которые отрицают самостоятельность и оригинальность философских идей Белинского. Его идеи складывались в первую очередь под влиянием тех условий, которые существовали тогда в России. Философия критика находилась в единстве с его общественно-политической программой, отражавшей специфические потребности русской жизни. Для него, по определению Герцена, было характерно «живое, меткое, оригинальное сочетание идей философских с революционными» (18, 9, 28).

Одно из важных требований, предъявляемых к исследователям наследия Белинского, состоит в том, чтобы изучать его идеи в развитии. Отсутствие такого подхода, что иногда допускалось в нашей литературе, ведет к обеднению, к упрощению его взглядов. В действительности вся творческая жизнь Белинского представляет собой напряженные, более того — мучительные поиски научной теории. На протяжении его короткой, но исключительно плодотворной деятельности его философские взгляды претерпели значительные изменения. Эти изменения не были случайными. Широко известна ленинская характеристика страстных поисков правильной революционной теории передовой русской мыслью примерно с 40-х до 90-х годов XIX в. В. И. Ленин отмечает присущие этим исканиям невероятную энергию и беззаветность, разочарования, испытание на практике, изучение «последнего слова» западных стран и сопоставление их опыта с опытом России (см. 2, 41, 7–8). Эту ленинскую характеристику можно отнести и к теоретическим исканиям Белинского. Может быть, даже ни у одного представителя русской передовой мысли того периода, о которых говорит Ленин, теоретические поиски не были так энергичны и беззаветны, а вместе с тем так мучительны и противоречивы, как у Белинского. У него они сопровождались разочарованиями, спадами, ошибочными выводами и отречением от них, а затем блестящими находками. Сам Белинский писал о противоречивом характере своих исканий: «Боже мой! — какие прыжки, какие зигзаги в развитии! Страшно подумать» (3, 12, 7). Ошибки Белинского были особого рода: часто они являлись оборотной стороной его теоретических достижений и содержали в себе часть искомой истины. Несмотря на противоречивый характер творческих исканий, в них был и определенный стержень, верность своим началам, скрытая последовательность. За противоречивой формой скрывались все новые и новые завоевания великого критика.