Значительное место в мировоззрении Белинского занимает эстетика. По поводу его эстетических воззрений высказывались различные, подчас противоположные точки зрения и развертывались горячие дискуссии. В 1914 г. литературовед Ю. Айхенвальд обвинил его в «вульгарном утилитаризме» и в «порабощении искусства», против чего выступили Н. Л. Бродский и др. Мнение Айхенвальда было подхвачено уже после революции некоторыми писателями за рубежом. Внутри страны на Белинского, толкуя его взгляды вкривь и вкось, пытались опереться представители вульгарной социологии в литературоведении.

В недавнем прошлом, в связи с дискуссией конца 50-х — начала 60-х годов о предмете искусства возникла полемика и о позиции Белинского по этому вопросу, так и не приведшая к единой точке зрения. У нас вышло немало хороших работ, посвященных Белинскому как основоположнику классической русской эстетики[6]. Но исследования его философских взглядов редко включают в себя его эстетику. А между тем философия Белинского тесно связана с его эстетической теорией. Очень часто завоевания его философской мысли начинались и особенно ярко проявлялись в его «философии изящного». Поэтому наиболее глубокое представление о философских идеях Белинского можно получить, только рассматривая их в связи с его эстетикой, во всяком случае с теми ее проблемами, которые составляют органическую часть его философии.

Развитие философских идей Белинского шло в том же направлении, что и в передовой философии Запада. Итогом этого развития был переход критика от идеализма к материализму, совершенствование диалектического метода, попытки, не всегда безуспешные, соединить материализм с диалектикой. Оставаясь в области социологии идеалистом, Белинский все же высказал об обществе ряд замечательных, подчас материалистических суждений, которые, в частности, были связаны с его социалистическими идеями. К большим заслугам Белинского относится глубоко реалистическое, диалектически обоснованное определение задач, стоявших тогда перед Россией.

Первым произведением Белинского была написанная в 1830 г., т. е. еще в студенческие годы, драма «Дмитрий Калинин». Не имея ценности в художественном отношении, она представляет значительный интерес как исторический документ, предвещающий возникновение революционной крестьянской демократии в России. В драме Белинский, продолжая традиции Радищева и декабристов, развивает идеи просветительства. В. И. Ленин говорит, что характерными чертами русских просветителей XIX в. были: вражда к крепостному праву и всем его порождениям в экономической, социальной и юридической области, защита просвещения, свободы, европейских форм жизни, отстаивание интересов народных масс, главным образом крестьянства (см. 2, 2, 519). Такими идеями пронизана и пьеса Белинского. В последующих своих произведениях и даже письмах он по вполне понятным причинам о крепостном праве почти не говорит, хотя в подтексте проблема уничтожения крепостничества всегда присутствует. Тем большее значение имеет юношеская драма, где он обличает крепостную систему во весь голос, предвосхищая свое гениальное «завещание» — «Письмо к Гоголю».

В пьесе Белинский показывает трагедию русского народа: полное бесправие крепостных, постоянное унижение их человеческого достоинства, дикие телесные наказания, сдачу «провинившихся» в рекруты, непосильную барщину, разорение крестьянских хозяйств. Белинский делает вывод, что крепостные отношения «противны правам природы и человечества, правам самого рассудка». Красной нитью через всю драму проходит мысль о необходимости просвещения для страны и о пагубном влиянии крепостного права.

В пьесе имеются подступы и к революционным идеям. Ее главное действующее лицо — образованный, умный и благородный крепостной Калинин заявляет, что люди имеют право нарушать законы крепостного общества, и с восторгом вспоминает «героев древних и новых времен»: «великого мученика свободы» Брута и патриота Сусанина. Надо вспомнить, что Брут и Сусанин были любимыми историческими личностями Рылеева, на которого, как и вообще на декабристов, намекает Белинский своими «героями нового времени».

В спорах Калинина с его другом Сурским на религиозные темы выражены размышления и сомнения самого Белинского, его разрыв с официальной религией. Возражая Сурскому, советовавшему «терпеть здесь, чтобы наслаждаться там», Калинин говорит: «Неужели это премудрое и милосердое существо, которого мы называем богом, посылает людей на землю, как колодников на каторгу?» (3, 1, 462). Калинин признается своему другу, что раньше он был очень религиозен, но в последнее время в нем поселилось какое-то мрачное сомнение, которое, «как пожар разрушительный», истребило в нем «доверенность к промыслу» и веру в высокое.

Будучи еще совершенно неопытным в делах идеологической борьбы, Белинский мечтает о том, чтобы его драма была напечатана или поставлена. Он представляет ее в Московский цензурный комитет. Тот запрещает драму как противную «религии, нравственности и российским законам». Сам Белинский за нее исключается из университета, хотя официальное постановление мотивирует исключение «ограниченностью способностей» (!) будущего великого критика. Такое возмездие за открытый политический протест не было слишком суровым для того времени. Но к Белинскому было применено и другое средство подавления «вольнодумства» — невозможность поступить на государственную службу. В результате он оказался в тяжелейшем материальном положении. Все происшедшее стало для Белинского серьезной политической школой. Он понял, что против существовавшего строя нельзя было бороться открыто, лицом к лицу, что оставалась, по словам Герцена, лишь одна возможность борьбы — вести подземные мины.

В поисках путей освобождения России Белинский обращается к философии, которой он всегда интересовался. Еще в гимназии товарищи прозвали его «маленьким философом». Хотя в университете кафедра философии после восстания декабристов была закрыта, именно в университетских стенах Белинский начал знакомиться с немецкой классической философией. Профессор физики и сельского хозяйства М. Г. Павлов и профессор изящной словесности Н. И. Надеждин излагали студентам сущность учения Шеллинга. Кроме того, передовые студенты, по свидетельству К. С. Аксакова, самостоятельно изучали натурфилософские сочинения Шеллинга.

Особенно большую роль в освоении Белинским достижений мировой философии сыграло его сближение с кружком Станкевича. Он близко сошелся и с самим Н. В. Станкевичем, и с его друзьями — М. А. Бакуниным, В. П. Боткиным, К. С. Аксаковым и другими, а затем и с членами кружка Герцена и Огарева. Станкевич и его друзья упорно изучали идеи немецкой классической философии: отчасти Канта и Фихте, больше Шеллинга и в дальнейшем Гегеля. Хотя члены кружка по своим идейным убеждениям отличались друг от друга (радикально настроенные и умеренные, будущие западники и будущие славянофилы), но все они интересовались вопросами современности и были противниками крепостничества.

Через кружок Станкевича Белинский установил связь с журналом «Телескоп» и его издателем, видным критиком 20—30-х годов Надеждиным. Как отметил еще Чернышевский, Н. И. Надеждин стал «образователем» Белинского, а его критика, развивавшаяся в направлении к реализму, — «приготовительницей» критической деятельности великого русского мыслителя (см. 45, 164, 177, 179). Однако в дальнейшем их идейные пути разошлись, и Белинский выступал в печати с критикой отдельных статей Надеждина.

С 1833 г. Белинский начал печататься в «Телескопе» и в приложении к нему — «Молве» как никому не известный переводчик с французского языка. И вдруг в 1834 г. в «Молве» появилась его статья, сразу привлекшая к нему внимание всей мыслящей России. Статья эта называется «Литературные мечтания (Элегия в прозе)». Она посвящена прежде всего литературным вопросам, однако далеко не только им. «Литературные мечтания» представляют собой первый литературный и философский манифест только еще намечающейся русской революционной демократии.