— Сто фунтов! — проревел Гулден.

На минуту Джоун показалось, что вокруг кареты беснуется куча чертей — они приплясывали, размахивали руками и что-то орали огромному взъерошенному черту, возвышавшемуся над ними, который отвечал таким же бессмысленным ревом.

Наконец Гулден утихомирил расходившихся бандитов, от радости совсем ополоумевших.

— Всем всего поровну! — провозгласил он. Теперь лицо его почернело. — Неужто вы, дураки, думаете делить золото прямо на дороге? И так сколько времени потеряли!

— Ну конечно, Гул, — крикнул за всех Бадд.

Никто не возражал.

— Вот это куш! — воскликнул Бликки. — Знаешь, Гул, хозяин знал, что так будет. Странно, что его еще нет.

— Куда мы теперь? — спросил Гулден. — Давайте решать.

Все единодушно высказались за Горный Стан. Гулдену это, похоже, было не по душе, но возражать он не стал.

— Идет. Горный Стан так Горный Стан. Только в долю, кроме нас и Келлза, никто больше не войдет.

Все дружно принялись готовиться к отъезду. Гулден настоял, чтобы все золото погрузили на его лошадь. Он казался прямо одержимым и даже ни разу не взглянул на Джоун. Распоряжался всем Джесс Смит. Одну из почтовых лошадей навьючили тюками, другую, подложив вместо седла одеяло, дали Джиму. Бликки галантно предоставил свою лошадку Джоун и подогнал ей по росту стремена, а сам взгромоздился на тощую спину приглянувшейся ему почтовой лошади. Гулдену не терпелось поскорее убраться с дороги, он даже дважды пытался ускакать вперед, но его криками заставляли вернуться. Наконец все было готово. Джесс Смит оглядел сцену, словно генерал поверженного на поле боя врага.

— Ну, кто первый нас встретит — закачается! Вот увидите.

— А как насчет Келлза? — вдруг спросил Бликки.

— А Келлз ничего не получит. Его с нами не было! — отрезал Бадд.

Бликки зло посмотрел на него, но промолчал.

— Слушай, Бликки, — продолжал Бадд, — я что-то никак всего этого в толк не возьму.

— Порасспроси-ка еще Джима. Может, теперь-то он расскажет все попонятней, — предложил Бликки.

Джим Клив слышал разговор и был готов ответить.

— Я почти ничего больше не знаю. Но кое о чем догадываюсь. Келлз засек эту отправку золота. И по какой-то причине велел нам ехать той же каретой. Сказал, потом все объяснит, чего ждать, что делать, а сам больше не пришел. Конечно, он знал, что вы со всем справитесь. И уж наверняка должен был быть где-то близко. Он скоро объявится.

Джоун лея эта выдумка показалась совершенно неправдоподобной, нелогичной, однако бандиты приняли ее глазом не моргнув. Вероятно, то, что наговорил Клив, каким-то образом совпадало с тем, что им было известно о планах и действиях Келлза после провала в Олдер-Крике.

— Поехали, — снова проревел Гулден, находившийся впереди, — не гнить же нам тут.

И вот, даже не бросив последнего взгляда на изрешеченную пулями карету, на валяющиеся вокруг трупы, бандиты цепочкой тронулись в путь. Джесс Смит сразу свернул с дороги в мелкий ручей, похоже, намереваясь так и ехать по его руслу. За ним повернул Гулден; дальше ехали трое бандитов с вьючными и свободными лошадьми; Клив и Джоун, держась вместе, следовали за ними. Замыкали кавалькаду Бадд и Бликки. Путь был неудобный; каменистый и скользкий, так что вскоре цепочка разорвалась, ехали кто как попало. Но Клив ни на шаг не отъезжал от Джоун. Раз, улучив момент, он незаметно наклонился к ней.

— Нам надо при первой же возможности бежать, — сказал он мрачно.

— Нет!.. Гулден! — почти выкрикнула Джоун. Она с трудом выдавила это имя, пришлось сперва облизнуть губы.

— Пока у него в руках все это золото, он о тебе не вспомнит.

Умом Джоун и сама это прекрасно понимала, однако ее прежний болезненный страх, теперь еще больше усилившийся, стал прямо наваждением. И все же, несмотря на царивший в ее голове хаос, у Джоун родилась мысль, говорившая о силе ее духа.

— Я могу надеяться только на Келлза. Если он в ближайшее время нас не нагонит — тогда бежим. А если ничего не получится, — тут Джоун с отвращением показала на ехавших впереди, — тогда ты… убей меня прежде… прежде…

Голос у нее задрожал и замер.

— Обещаю, — скрипнув зубами, твердо ответил Джим.

Через некоторое время Джесс Смит вывел отряд из русла ручья и стал подниматься по склону голых скал, чтобы не оставить никаких следов. Сейчас это было важнее, чем ноги лошадей или удобство людей. Он безошибочно находил твердый грунт и вел по нему отряд. Сам он, казалось, не знал, что такое усталость, и углядеть за ним порою было почти невозможно.

Для Джоун езда скоро превратилась в сущую пытку, но на отдых не останавливались, Смит неутомимо ехал вперед и вперед. Зашло солнце, стало смеркаться, потом совсем стемнело, а кавалькада все продолжала путь. И только когда Джоун стало казаться, что больше ей не выдержать, Джесс подал знак остановиться. Джим снял ее с седла и положил на траву. Она попросила пить и никак не могла оторваться от фляги. А вот есть не стала. В ушах у нее тяжело стучало, голову словно стянуло тугой повязкой. Она еще воспринимала окружающий мрак, потрескиванье хвороста в кострах, пляшущие вокруг тени, снующих около людей, но, более всего — и это одно только и помогало ей хоть как-то сохранять самообладание — она непрестанно чувствовала присутствие Джима, его внимание и заботы. Потом звуки ушли куда-то вдаль, и ее поглотила ночь.

Когда утром она проснулась, ей показалось, что со вчерашнего вечера прошла целая вечность. Голова была снова ясной, и если бы не боль во всем теле, она чувствовала бы себя вполне здоровой и сильной. Есть было почти нечего, да и на готовку пищи времени уже не оставалось.

Гулден безудержно рвался дальше. Как скупой рыцарь, он не спускал жадного взгляда с седла, к которому были приторочены мешки с золотом. Но теперь и вся банда спешила не меньше. Золото превратило всех в одержимых, все ждали только одного — когда наступит минута дележа. Как это прискорбно! Как ужасно! Зачем им золото? Чем оно им поможет? В путь тронулись до восхода солнца и ехали рысью. Теперь Смит вел кавалькаду вниз со скалистых склонов в зеленые долины. Джиму, ехавшему без седла на хромой лошади, приходилось туго, но он все равно всю дорогу держался либо рядом с Джоун, либо позади нее. Они почти не говорили, а если и перекидывались парой слов, то только о трудностях езды. Джоун чувствовала себя лучше, по крайней мере, смятение ее улеглось. Но чтобы держаться, ей пришлось собрать все силы. И тут она узнала о себе кое-что новое: узнала, что на самом деле она крепка как сталь, что ее стройное тело способно вынести любые трудности. Они ехали и ехали, казалось, позади осталось не меньше тысячи миль, а конца все не было видно. Но на этот раз неутомимый Смит остановился все-таки до темноты.

Лагерь разбили у воды. Бандиты были веселы, хотя опять остались без пищи. Все толковали о завтрашнем дне. Там, за следующим восходом, было все, весь мир, вся жизнь. Многие даже не стали курить, поскорее улеглись, чтобы быстрее наступило это завтра. А вот не знающий усталости Гулден бодрствовал, ни на минуту не забываясь, бдительно сторожил седло с золотом, сидя над ним, словно высеченная из ночи гигантская тень. И Бликки, вынашивая какой-то хитрый замысел, то ли в интересах Келлза, то ли в своих собственных, тоже не смыкал глаз, следил за Гулденом и остальными.

Джим, рискуя рассердить Джоун, уговаривал ее получше отдохнуть и обещал никуда не отходить, пока она спит.

Сквозь полусомкнутые веки Джоун увидела звезды. Казалось, сама ночь осторожно закутывала ее в темное мягкое одеяло.

Когда на другой день кавалькада подъезжала к Горному Стану, красное солнце стояло еще совсем низко. Пасущийся в долине скот перестал щипать траву и уставился на караван. Лошади гарцевали и тихо ржали. Всюду были цветы, порхали птицы, на листьях сверкали капли еще не обсохшей росы, весело плескалась в ручье вода — все в Горном Стане улыбалось ясному свежему утру.