МИКЕЛЕ (взволнованный, подходит к матери). Все хорошо, хватит уже! (Все сильнее волнуется.) Ты сделала больше, чем могла.

УМБЕРТО (подходит к матери, серьезно). Хотелось бы сказать многое, но сейчас мне трудно говорить. Я напишу вам письмо.

ФИЛУМЕНА. Я не умею читать.

УМБЕРТО. Я сам прочту его вам.

Пауза.

ФИЛУМЕНА (смотрит на Риккардо, ожидая, что тот подойдет к ней, но он, не сказав ни слова, уходит). А, ушел...

УМБЕРТО (понимающе). Характер! Не понял. Завтра я зайду к нему в магазин и поговорю.

МИКЕЛЕ (Филумене). Вы можете жить у меня. Правда, дом маленький, но места хватит всем. Ведь еще есть терраска. (С искренней радостью.) А ребята-то все время спрашивают: «Где бабушка, бабушка где?...» И я молол всякую чепуху... Вот будет новость! Войду и скажу: «Бабушка приехала!» (Словно говоря: «Вот она».) Ну и праздник будет! (Приглашая Филумену.) Идемте.

ФИЛУМЕНА (решительно). Хорошо, пойду к тебе.

МИКЕЛЕ. Идемте.

ФИЛУМЕНА. Одну минуту. Подожди меня внизу у подъезда. (К Умберто.) Ступайте вместе. Я спущусь через десять минут. Мне надо еще сказать кое-что дону Доменико.

МИКЕЛЕ (счастливый). Только побыстрей. (К Умберто.) Вы идете?

УМБЕРТО. Да, иду. Я провожу тебя.

МИКЕЛЕ (по-прежнему весело). До свидания, синьоры. (Идет в глубь сцены.) Я чувствовал что-то... поэтому и хотел говорить... (Уходит с Умберто.)

ФИЛУМЕНА. Адвокат, извините, несколько минут... (Показывает на «кабинет».)

НОЧЕЛЛА. Мне надо уйти.

ФИЛУМЕНА. Нет-нет. Только на две минуты. Я очень довольна, что вы присутствовали при моем разговоре с доном Доменико. Проходите, пожалуйста.

Ночелла нехотя идет в «кабинет». Розалия, не сказав ни слова, выходит в первую дверь налево.

ФИЛУМЕНА (положив ключи на стол). Я ухожу, Думми. Скажи адвокату, чтобы он оформил развод законным путем. Я во всем призналась, ты свободен.

ДОМЕНИКО. Я думаю! Выкачала кругленькую сумму! Не тебе подымать историю...

ФИЛУМЕНА (спокойно). Завтра пришлю за вещами.

ДОМЕНИКО (несколько смущен). Ты, наверное, с ума сошла. Смутила покой трех бедных юношей. Кто тебя просил рассказывать? Зачем ты это сделала?

ФИЛУМЕНА (холодно). Потому что один из них — твой сын!

ДОМЕНИКО (застывает, пристально вглядываясь в Филумену, ошеломленный этим известием; после паузы, стремится протестовать всем своим существом). Кто тебе поверит?

ФИЛУМЕНА. Один из трех — твой!

ДОМЕНИКО (не осмеливаясь кричать, тяжело). Замолчи!

ФИЛУМЕНА. Я могла сказать — все трое твои, и ты бы поверил. Я заставила бы тебя поверить! Но это не так. Могла ли я сказать тебе об этом раньше? Нет, ты возненавидел бы двух остальных... Но я их всех любила одинаково, не делая различий.

ДОМЕНИКО. Это ложь!

ФИЛУМЕНА. Нет, Думми, это правда! Ты просто забыл. Твои поездки... Лондон... Париж... скачки, женщины... В один из многих вечеров ты был со мной... Ты сказал: «Филуме, докажи, что ты по-настоящему любишь меня» — и погасил свет. В тот вечер я действительно тебя любила. А ты нет. Ты только делал вид, что любишь... Когда я снова зажгла свет, ты как обычно протянул мне сто лир. Я записала на них этот день, месяц и год. Мне всегда везло в лотерее, я умею хорошо угадывать числа. Потом ты уехал, и я ждала тебя, как святая!.. Но ты забыл о том вечере... И я тебе ничего не сказала... Говорила, что живу по-прежнему, ничего нового... И правда, когда я увидела, что ты ничего не понял, решила жить по-прежнему.

ДОМЕНИКО (безапелляционным тоном, чтобы скрыть свое волнение). Который из них?

ФИЛУМЕНА (решительно). Э... нет. Этого я не скажу. Они все одинаковы, все трое...

ДОМЕНИКО. Это ложь... Этого не может быть! Ты бы мне раньше сказала, чтобы привязать к себе, держать в своих руках... Единственное средство для этого — ребенок... И ты, Филумена Мартурано, сразу бы воспользовалась этим средством.

ФИЛУМЕНА. Если бы ты узнал, что должен родиться ребенок, ты заставил бы меня убить его. Ведь ты тогда так думал... Да и теперь так же! Ты не изменился! Не один, а сто раз ты заставлял бы меня убить ребенка! Я боялась тебе сказать. И, если твой сын сейчас жив, это только моя заслуга!

ДОМЕНИКО. Который из них?

ФИЛУМЕНА. Они все одинаковы, все равны!

ДОМЕНИКО (в отчаянии, зло). Да, и я все тот же!.. Твои дети! Я не желаю их видеть! Я не знаю их... не знаком ни с одним! Уходи отсюда!

ФИЛУМЕНА. Помнишь, вчера я сказала: «Не клянись, умрешь проклятым, если не придешь ко мне однажды за милостыней». Вот почему я так сказала... Прощай, Думми, но запомни: если мои дети узнают, что ты отец одного из них... я убью тебя! Это не простая угроза, которую я слышала на протяжении двадцати пяти лет... Это говорит тебе Филумена Мартурано: я убью тебя! Понял? (Энергично.) Входите, адвокат... (Диане.) Входи и ты, я тебя не трону. Ты одержала полную победу.

Входит Розалия.

Я ухожу. (Обнимает Розалию.) Завтра я пришлю за моими вещами.

Из «кабинета» появляется Ночелла в сопровождении Дианы. Из глубины сцены выходит Альфредо.

Живите хорошо, прощайте. Прощайте и вы, адвокат, извините меня.

Из глубины сцены появляется Лючия.

Все понял, Думми? (С показной веселостью.) Я еще раз повторяю при людях: никто не должен знать о нашем разговоре! Никто! Держи при себе. (Снимает с груди медальон, открывает его, вынимает оттуда сложенный в несколько раз старый билет в сто лир, Отрывает часть от него, на которой записана число, и оставляет себе. К Доменико.) Я написала на нем небольшой счет. Возьми его! (Бросает ему в лицо другую половину, а затем почти весело, но с глубоким презрением.) Детей не покупают! Дети есть дети! (Идет вглубь сцены, в левую дверь.) Всего вам доброго!

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Та же декорация. Сумерки. После второго действия прошло десять месяцев. Везде цветы. Несколько красивых корзин с цветами, в которых виднеются белые визитные карточки с поздравлениями. Цветы скромных тонов, не ярко-красные и не ослепительно белые. В доме чувствуется праздничное настроение. Занавес, разделяющий столовую и «кабинет», плотно задернут.

Справа входит Розалия в праздничном платье. Одновременно с ней из «кабинета» выходит Доменико. Он совершенно изменился. Нет ни жестов, ни интонаций, характерных для его властолюбивой натуры. Он стал мягким, почти покорным. Волосы еще больше поседели. Увидев Розалию, которая идет налево, останавливает ее.

ДОМЕНИКО. Куда вы ходили?

РОЗАЛИЯ. Было поручение от донны Филумены.

ДОМЕНИКО. Какое поручение?

РОЗАЛИЯ (добродушно и вкрадчиво). Уж не ревнуете ли вы? Я была в переулке Сан-Либорио...

ДОМЕНИКО. Зачем? Что вы там делали?

РОЗАЛИЯ (шутливо). Да вы и впрямь ревнуете!

ДОМЕНИКО. Какая тут ревность. Я просто сразу заметил, что вас нет дома.

РОЗАЛИЯ. Я пошутила. (Боязливо смотрит на дверь, ведущую в комнату Филумены.) Хорошо, я скажу... Но только ни слова донне Филумене, она никому не велела говорить.

ДОМЕНИКО. Тогда не говорите и мне.

РОЗАЛИЯ. Нет-нет... Мне кажется, я поступлю правильно, если расскажу вам. За это ее надо еще больше уважать. Я отнесла тысячу лир и полсотни свечей для Мадонны, покровительницы роз. Донна Филумена послала меня к старушке, которая носит цветы к Мадонне и зажигает лампаду. Ровно в шесть часов вечера она зажжет все свечи. Знаете, почему в шесть? В это время вы будете венчаться. А у Мадонны загорятся свечи.

ДОМЕНИКО. Понятно.

РОЗАЛИЯ. Святая она, вы берете в жены святую. Даже помолодела. Стала как девушка — настоящая красавица. Я говорила: «Думаете, дон Доменико забыл о вас? Он развелся из упрямства... А я только и думаю о вашей свадьбе».

ДОМЕНИКО (ему уже надоела болтовня Розалии). Хорошо, донна Розалия, идите к Филумене.

РОЗАЛИЯ. Иду-иду. (Однако продолжает говорить.) Если бы не она... я бы кончила плохо. Она взяла меня к себе сюда, здесь я жила, здесь и умру.

ДОМЕНИКО. Рано вам говорить о смерти.

РОЗАЛИЯ. Нет, у меня все готово. Да что я сшила себе? Белую длинную рубашку с кружевной отделкой, белые чулки и чепчик. Все хранится в ящике. Только мне и донне Филумене известно, где он спрятан. Она и оденет меня. У меня ведь никого нет. Если бы вернулись мои дети!.. Все время жду их... Разрешите? (Выходит в левую дверь.)