Мысли ее спутника между тем текли в совершенно противоположном русле. Меньше всего в данный момент Тураев думал о расплате таким способом. Наоборот, мысль о том, чтобы еще хоть раз оказаться в одной постели с ней, вызывала у него тошноту и боль в затылке. Да, девица заплатит, очень дорого заплатит за то, что сделала, но по-иному. Всю дорогу, украдкой поглядывая на ее настороженно-испуганное лицо и ловя так неподдельно искренний непонимающий взгляд, Мамай удивлялся тонкости ее игры. Ведь она не могла не знать, что ее ожидает, также как не могла не знать на что шла, когда играла его жизнью. Это как казино, в котором она работала. Фортуна не просто выпорхнула в окно, унося с собой немалый куш — она еще потянула за собой все, что было в запасе.

Лиде показалось, что прошла вечность, пока машина остановилась возле большого двухэтажного обшитого деревом деревенского дома, одиноко и важно расположившегося в компании сосен и садовых цветов. Уютно, красиво и совершенно безлюдно казалось вокруг, словно дом этот был оторван от всего остального мира и перенесен сюда со страниц страшных детских сказок. За высоким частоколом слышался бешеный лай собак.

«Отсюда не выбраться» — в отчаянии подумала Лида.

— Куда вы меня привезли? Я не хочу никуда идти. — сказала она вслух. Мамай посмотрел на нее с удивлением, а потом громко рассмеялся. Глаза его потемнели и стали совсем черными, и сам он подернулся чернотой, словно грозовое небо.

— Ну рассмешили вы меня, Юлия Николаевна.

— Рада стараться, — сквозь зубы процедила Лида и отвернулась, не желая смотреть на его резкое хищное лицо. Мамай вдруг престал смеяться и буквально выволок Лиду из машины. Она упала на колени и больно ударилась, но Мамай не дал ей времени даже возмутиться столь бесцеремонным обращением. Грубо схватив ее за шею, он потащил ее в дом. Лида словно летела по воздуху, едва перебирая ногами.

— Хватит ломать комедию, сука. Отлично знаешь, зачем ты здесь. Или объяснить?

— Объясни.

Сказав это, Лида сделала огромную ошибку. Мамай резко развернул ее лицом к себе и заглянув в наивно испуганные широко раскрытые глаза, пришел в бешенство. Его тяжелая рука поднялась и отвесила звонкую пощечину. Лида ахнула: ей показалось, что голова ее слетела с плеч и рассыпалась на множество мелких кусочков, каждый из которых болел и кровоточил. Но сильнее боли было чувство беспомощности и унижения. Никто и никогда не бил ее, тем более так сильно. Лида сжалась в комочек и с упреком посмотрела на обидчика. Но в его взгляде не было ни капли раскаяния — одна злость.

— Дима, запри ее в подвале. Пускай посидит, подумает. Грехи подсчитает.

Невесть откуда появился молодой человек в костюме-двойке с галстуком, довольно серьезного вида. Он решительно взял за локти женщину, которая и не думала сопротивляться, и повел ее куда-то вниз.

Мамай тяжело вздохнул, словно после долгого бега, и неслышно последовал за ними.

Комната, в которую ее привел Дима, была очень маленькой, без окон, пустой и темной, однако довольно теплой. Толкнув Лиду на голый пол, он вышел и запер за собой дверь. Вытащив ключи из замка, Дима было сунул их в карман, но увидев Мамая, спохватился и протянул ему ключи. Тот однако отвел его руку и тихо, но твердо приказал.

— Никого к ней не пускать. Ни развлечься, ни просто поболтать. Голову сниму.

Дима молча кивнул в знак согласия: он вообще не любил лишних слов.

— Ни есть, ни пить, ни таблеток от головной боли, ничего — понял? Свободен.

С этими словами Тураев развернулся и ушел, оставив Диму тихо недоумевать над весьма непривычным поведением хозяина. Впрочем, он привык не обсуждать приказы, а беспрекословно их выполнять.

Лида не слышала ничего из сказанного за дверью. Она вообще ничего не слышала, лежа на жестком неудобном полу. Однако это неудобство сейчас ни капельки не волновало ее сознание. Лежи она на битых стеклах — и то не заметила бы. Тело и душу охватило странное оцепенение, а разум объявил бойкот, отказываясь верить в происходящее. Ей неинтересно было, почему она попала сюда. Она не хотела знать, за что с ней так обращаются и что с ней собираются делать. Лида отчетливо поняла, что именно произошло, как и то, что никакие слова уже не помогут. И еще одно — у нее больше нет сестры.

Лида проснулась оттого, что слезы, пробежав дорожку по щеке и подбородку, противными холодными каплями стекали ей на грудь. Она плакала во сне, и как ни странно, ей снилось детство — спокойное безмятежное детство. Мама. Маленький мальчик, настойчиво напоминающий Ярика, подавал ей ведерко, полное песку, из которого они собирались лепить замок. А в ведерке вдруг оказалась змея. Лида испугалась и заплакала, оттого и проснулась.

Она поднялась на локтях и вгляделась во тьму. Обычно она не боялась темноты, но здесь, в незнакомом месте, ей было не по себе. Да и спасительный свет нельзя было включить. Желудок недовольно заурчал от голода, вызвав неприятный спазм.

Лида поднялась на ноги и начала ходить по комнате, обхватив себя руками. Тело было омерзительно липким, словно она вспотела и не мылась по крайней мере неделю. Хотя кто знает, сколько она уже здесь. Лида вдруг занервничала и прислонилась лбом к стенке. Сколько ее еще ждать, когда кто-нибудь придет, чтобы решить ее судьбу. Просто сидеть и ждать было хуже всяких пыток. До смерти хотелось есть, но попросить было не у кого, да она и не стала бы так унижаться.

Может быть, они сами догадаются накормить ее.

Однако никто не пришел. Казалось, все позабыли о ее существовании. Прождав, по ее скромным подсчетам, около четырех часов, Лида вся обратилась в слух. Спать она не могла — мешали голодные спазмы в желудке. Может, они заперли ее здесь навсегда, избрав в качестве наказания за грехи мучительную смерть от голода? Ну нет, это было бы слишком легко для нее. Лида вдруг вспомнила страшный взгляд Мамая и вздрогнула. Ничего хорошего от человека с таким взглядом ждать не приходилось.

«За что мне это, Господи? В чем я так провинилась перед тобой?».

Казалось, ей снится какой-то кошмарный сон. Только вот проснуться от него никак не получалось. Всюду — и во сне, и наяву — были голые стены, темнота и нестерпимое чувство голода. К тому же ее одолевали смутные предчувствия, что весь этот кошмар вскоре покажется ей сущим раем. И она не ошиблась.

Спустя несколько часов она убедилась, что о ней все-таки помнят. Но уж лучше бы забыли. Лида уже почти заснула, утомленная ожиданием неизвестности. Чувство голода притупилось, уступив место головной боли. Не осталось сил, чтобы бояться, и все уже казалось довольно сносным, когда дверь распахнулась и с размаху грохнула об стенку. Яркий электрический свет прорезал тишину полумрака, и воздух словно ожил, словно закричал, завопил в предчувствии беды.

Двое парней средней комплекции, но довольно мрачного вида молча подхватили Лиду под локти и почти что понесли куда-то прочь из опостылевшей темницы. Однако свет Божий оказался куда хуже.

Лиду втолкнули в небольшую комнату, единственным отличием которой от предыдущей были окно и некое подобие мебели. В воздухе пахло чем-то хмельным и едким, словно в ней жгли ароматические свечи. Мамай поджидал ее, покуривая сигару, источавшую тот самый невыносимый запах, от которого Лиду внезапно затошнило. Но еще больше ее затошнило от вида самого курильщика, восседавшего на стуле, словно Иван Грозный на престоле. Каким огромным и властным он показался ей в это мгновение. У Лиды непроизвольно подкосились колени, и она рухнула на пол, внезапно оказавшись без поддержки сопровождавших ее парней.

Когда она неловко попыталась подняться и затравленно огляделась вокруг, лицо Мамая, до этого сосредоточенное и задумчивое, оживилось премерзкой улыбкой. Он явно собирался насладиться ситуацией, насладиться по-своему, как умел и привык.

— Ну что ж, здравствуй, Юлия. Надеюсь, у тебя было достаточно времени подумать и осознать всю глубину своего поступка? — спросил он с иронией.