— Ты вообще, нормальная? — Ярик в бешенстве метался по комнате, прыгая на одной ноге.

— Я маньячка, — внешне Катя была само спокойствие. — Ты бы полежал немного.

— Ты точно психопатка.

— А ты не врач, чтобы ставить диагнозы. Будешь обзываться, обед придется готовить самому.

— Ой, да я, собственно, целыми днями сижу тут голодный, поджидая, когда же появится девушка Катя, которая наконец-то меня накормит. Где ж ты, щедрая наша, так долго была? Я за год чуть с голоду не подох.

— Зря ты так со мной. — Катя неосознанно метила не в бровь, а в глаз. — Ты ведь кроме меня здесь никому не нужен.

— Я так страдаю от этого, — иронически усмехнулся Ярик, — Прямо слезы лью.

Катя окатила его взглядом, холодным, словно ушат ледяной воды, и отправилась туда, где, по ее мнению, должна была находиться кухня.

Обстановка кухни вполне соответствовала духу всей квартиры. Стол и две табуретки, холодильник, допотопная газовая плита и раковина. Впечатляло только содержимое холодильника. Видимо, хозяин любил поесть, питая особую слабость к фруктам, которыми была забита добрая треть холодильника.

Катя извлекла из морозилки куриные ножки и бросила в раковину — размораживаться. В углу она обнаружила кулек с картошкой. Надо бы сварить суп.

На пороге послышались уже знакомые шлепки.

— Ты серьезно вознамерилась здесь хозяйничать?!!

— Я мазохистка. Как только ты ко мне привыкнешь и перестанешь орать, я исчезну.

— Да у тебя целый арсенал комплексов, детка.

— А ты такой умный, что даже неловко рядом дышать.

Ярик схватился одной рукой за дверь, другой за холодильник и попытался усесться на стул. Ему это не удалось, и он, пролетев мимо, больно шлепнулся на пол. Катя бросилась ему на помощь, не сообразив, что с его стороны это была всего лишь уловка.

Ярик поймал ее руки и повалил на пол рядом с собой. Губы его проворно и умело заскользили по ее обнаженной шее, пальцы ласкали вспотевшие ладони. Катя нехотя уворачивалась, стараясь не причинить ему лишнюю боль.

— Но ты ведь именно этого хочешь… — прошептал Ярик.

— Странные у тебя взгляды на любовь. По-твоему, мне нравится, когда от мужчины пахнет лекарством и немытым телом? — Катя провела пальцем по засохшим капелькам крови на бороде. — Я что, произвожу впечатление нимфоманки?

— Ты производишь впечатление озабоченной.

— А что если мне просто хочется с тобой пообщаться.

Ярик посмотрел на нее взглядом, в котором ясно читалось, кем он ее считает, и что думает о ее намерениях «пообщаться». Катя решительно вырвалась из его объятий и наигранно бодро воскликнула.

— Может, мне просто скучно. И я нашла себе новое развлечение — в виде тебя.

— Собака у тебя вроде уже есть. — сказал Ярик и громко втянул воздух. — Помоги подняться. Пойду, смою с себя запах лекарств.

Катя обняла его руками за талию, помогая встать. Увы, она не была такой сильной, как тот парень, Олег. С трудом Ярик поднялся на одной ноге, опираясь на девушку вместо костыля.

— Я нечего не смогу тебе дать. — прошептал он ей в самое ухо. — Ни любви, ни ласки. Только пару ночей секса. А потом уйду и не вспомню, что ты такая была в моей жизни. Зачем оно тебе?

— Не знаю, — смущенно ответила Катя. — Сама не знаю. И ничего нельзя изменить?

— Я честно скажу: нет, ничего. Я больной. На голову. Меня противопоказано любить.

— Я не боюсь.

— Я тебя предупредил. Пару ночей, и ты останешься одна, с разбитым сердцем. Жестоко, но зато правда.

— Мое сердце — камень. Его нелегко разбить. — улыбнулась Катя.

Хрустальный камень, забыла добавить она.

Оно уже валялось на полу у самых ног, рассыпавшись на мелкие-мелкие осколки. А она даже не услышала, как оно разбилось.

Мамай вернулся домой и буквально с порога почувствовал: что-то не так. Что-то случилось, пока его не было. Предчувствие усилилось, когда он увидел Диму, отрешенно сидящего на диване в гостиной. На полу валялась Юлькина сумочка.

— Где Юля? — грозно спросил Мамай.

Дима протянул ему маленький клочок бумаги. Мамай развернул его: на нем аккуратными буквами было написано всего два слова «Прости, Володя». Он почувствовал себя так, как будто по телу прошлась автоматная очередь. В слепой ярости он схватил Димку за грудки и швырнул об стенку.

— Как, как ты мог это допустить?!!

— Я виноват. Она сумела меня провести. — сдавленным голосом прохрипел Дима.

— Я тебе не верю. Не верю, что она могла вот так оставить меня.

Дима не нашелся, что сказать. Он и сам был искренне поражен поступком девушки. Ведь он своими глазами видел, как она любит Мамая. В голове не укладывалось, что она смогла так запросто сбежать и бросить хозяина. Юля обманула и его, а ведь Дима еще с утра заметил нервозность в ее поведении. Заметил, но не придал значения, и теперь вовсю хлебает из горькой чаши.

Мамай обессилено опустился на пол, сжимая в ладони проклятый листок бумаги.

Как она могла так поступить? Нет, только не она, не его Юля. Она не могла уйти по доброй воле. Ее похитили. Нельзя сидеть сложа руки, надо действовать. Надо ее искать.

Возможно, это месть сподвижников Косматого. Или Кравцова. К нему Мамай и отправился в первую очередь. Но здесь его ожидал полный крах. Олег понятия не имел, где находится Юля. Он напомнил также, что Мамай обещал оставить ее в покое.

— Это не имеет отношения к нашему делу. Она расплачивается за свои последующие грехи. — коротко ответил Мамай, глядя куда-то в сторону, и вышел.

— В парикмахерской всех потрясли? — спросил он одного из своих бойцов.

— Всех. Ничего нового они не сказали. Пришла с Димкой, попросилась в туалет и исчезла. Одна бабулька видела, как она выбежала с черного хода и скрылась во дворах. Одна, ее никто не преследовал.

— Я сам поговорю с этой бабулькой.

В глазах паренька отчетливо промелькнула жалость и ирония, но он ничего не ответил, только пожал плечами: не ему осуждать действия хозяина. Хотя по-видимому, все и так ясно. Сбежала баба. Не выдержала ласки от таких здоровенных ручищ.

Еще с неделю Мамай метался вокруг да около, пытаясь разыскать мифических похитителей. В другой ситуации он посмеялся бы над самим собой, но только не теперь. Разум уже почти смирился, но сердце по-прежнему отказывалось верить. Верить, что она ушла сама. И он не знал, что хуже: думать, что она в руках его врагов, или смириться и поверить в предательство.

Конец его метаниям положил Тетерев, весьма грубым образом напомнив об обязательствах перед Хозяином. Он вызвал Мамая на личную беседу и громко размазал по стенке в самых нелестных выражениях, выражая свое мнение по поводу затеянной Мамаем шумихи.

— Ты хоть соображаешь, каким посмешищем выставляешь себя при всем честном народе? Так убиваться из-за какой-то бабы? Тебе ведь все говорят — сама ушла. Шлепнуть ее — и дело с концом. И не смотри на меня так, — добавил он, заметив, как потемнели глаза Тураева. — В общем так, Мамай. Спустись на грешную землю. Я тут прощупал нужные каналы, и нашел твою Юлю.

Мамай подскочил, как ошпаренный, опрокинув под собой стул.

— Где она?

— Не кипятись. И не дави на меня — я тебя не боюсь. Жива, здорова и счастлива. Без тебя. Искать ее не надобно.

— Я хочу ее видеть. — Мамай сжал руку в кулак, но здравый смысл уберег его от того, чтобы грохнуть им по столу Тетерева.

Он заметил этот жест и оценил по достоинству выдержку Мамая. «Возвращается», — подумал он про себя. — «А я уж думал, что похоронил бойца навеки».

— Ты поостынь пока. — посоветовал Тетерев. — Месячишко-другой. Если совсем невмоготу будет, сам тебе все скажу. А пока незачем тебе знать да руки пачкать… Дрянь она, Мамай. Настоящая дрянь.

Тетерев действительно очень быстро нашел Юлю Самойлову и увидел во всей красе в самом что ни есть настоящем борделе, где она жила и чувствовала себя вполне комфортно. Единственная загвоздка состояла в том, что жила она там уже давно, и была немного не такой, какой он привык ее видеть рядом с Мамаем. Развратная и размалеванная. Стало быть, совсем не ту Юлю любил Мамай. Но ему незачем было об этом знать, ведь та другая в итоге оказалась не лучше.