Однако наездов больше не было. Неизвестный автомобиль, сдав назад, развернулся и скрылся в темноте улиц — не главных, оттого скудно освещенных. Чеченец мысленно перекрестился и начал подниматься. Отовсюду вдруг потянулись заботливые руки, помогавшие встать. Бабулька с пекинесом на проводке довольно громко возмущалась.

— Это что ж делается! Вот так просто наехать на человека. Он же убить хотел. Даром, что калека.

— Развлекаются, тварюги проклятые. Спорт устроили. В милицию надо звонить. Я номерочек-то запомнила! — ответила ее спутница.

— Не надо в милицию, — попросил Чеченец, — Я в порядке.

Но его никто не слушал. Вызвали и милицию, и «Скорую», которая, по мнению Чеченца, больше требовалась не на шутку разошедшейся старушке, затянувшей бесконечную лекцию о том, какая нынче молодежь.

На шум из дома выбежала Настя. Обняв брата, она прижалась к нему изо всех сил и заплакала.

— Не бросай меня, Юрка, не надо.

Он вроде и не собирался уходить. Впрочем, Чеченец прекрасно понял, что имела в виду сестра. Два одиночества сошлись в одном — теперь друг без друга тяжело. Даром, что мать есть, жених, старший брат…

Не главное, что по жизни кто-то есть. Главное, кто душой с тобой рядом.

Ребята из милиции записали его показания на бумаге, он расписался. Хотя, что он там видел. Он больше прыгал, увиливая от удара. Мог назвать марку машины, цвет. Лицо водителя рассмотреть не успел. Номера тоже.

А вот старушки оказались проворнее. Не только номера запомнили, но еще и описали водителя: мужчина, рыжий, глаза злые. Как они глаза увидели, Чеченец не мог взять в толк. Темно ж было, да и стояли бабки довольно далеко. Видать, фантазия подработать решила — мало ей стало сериальных забот.

Наутро Чеченцу пришлось топать в РОВД, рассказывать Гришке Клеверу как, что, где и почем. Тот остался весьма недоволен тем, что он опять не разглядел преступника. Ну не виноват же он, что обстоятельства так сложились. Не видел. Не сможет четко описать.

К обеду оперативники «пробили» номера машины — оказалось, хозяин с утра объявил ее в розыск. Вечером, мол, угнали. Но Гришка Клевер почему-то не захотел ему верить и потребовал явиться в отдел для опознания.

Чеченца привели в маленькую темную комнатку с большим односторонним стеклом, сквозь которое была видна другое, более светлое помещение. Там выстроили рядом пять человек, включая и хозяина злополучной машины. Чеченец внимательно смотрел в лицо каждому из них, однако не встретил ни одного сколько-нибудь знакомого.

Старушка, что явилась для опознания, тоже не смогла никого узнать. Охала, ахала, потом заявила, что зрение у нее плохое и понять, кто из них преступник, она не может.

Гришка Клевер покачал головой и отпустил всех. Бестолковые нынче люди пошли. Ничего не видят, не соображают.

«А ведь Чеченца теперь охранять надо» — промелькнуло у него в голове.

Квасин тоже согласился, что к Чеченцу неплохо бы кого-нибудь приставить — вдруг их недоброжелательный друг вернется довершить начатое. Дело становилось все запутанней и запутанней. Ничего не было ясно. Да и людей не хватало. Какая уж тут охрана для уличного бродяги.

— А ты попроси коллег своих новоиспеченных. Тубольцева со Златаревым. Может, помогут. Давно что-то их не видно, — заметил Квасин.

— Работают люди, — процедил сквозь зубы Клевер.

— А ты, стало быть не работаешь? Ваньку гоняешь?

— Я, Леонид Сергеевич, не работаю. Я пашу, как лошадь, денно и нощно, не смыкая глаз. Пора бы уже и нам выдавать молоко за вредность.

— Но-но, не кипятись, Гриша. Бывали времена и похуже.

Глава 4

Марина Мельник долго красовалась перед зеркалом, примеряя шарфик, купленный в новом шикарном бутике. Ей и в голову не пришло задать себе вопрос: а на хрена ей летом шарфик? До осени, что ль не дотерпела бы?

Но нет, это же супермодный шарфик. Из новой коллекции. Если сейчас не купить, к осени ничего не останется.

Устав, наконец, любоваться собой, Марина убрала шарфик в сумку и тихонько подошла к двери отцовского кабинета. Тот сидел в одиночестве и что-то сосредоточенно писал в своем блокноте.

Зазвонил телефон. Андрей Мельник деловито нажал кнопку приема вызова и выдал важное «слушаю».

Через минуту лицо его посерело. Он стал теребить воротник рубашки, как будто задыхался. Очевидно, новости были далеко не самые лучшие. Марина то и дело слышала слова «Сочи», «санаторий». Когда отец положил трубку, Марина увидела, как между бровей мгновенно показалась глубокая морщина.

Андрей Мельник прикрикнул на секретаршу и потребовал сюда Златарева. Это было уже интереснее.

Златарев явился незамедлительно — он вообще был чертовски пунктуален и скор. Они долго говорили о чем-то с отцом. О чем, Марина не знала. Они вели себя тихо, так что она не могла их услышать, как не пыталась.

Потом Златарев ушел. Марина по-быстрому собралась, чмокнула отца в щеку, извинилась, что уходит так скоро. Дела срочные, отлагательств не требуют. Мельник ничего не сказал — не до нее сейчас было.

Марина спустилась вниз, ловко перебирая холеными ножками, обутыми в босоножки на высоченном каблуке. Надо сказать, двигалась она проворно.

Выбежав во двор, Марина едва успела перехватить автомобиль Златарева, который уже направлялся куда-то по поручению отца. Она распахнула дверцу и ввалилась в салон, тотчас же ставшим маленьким из — за многочисленных бумажных пакетов с покупками.

— Отвези домой, а? — ласково попросила она, — ты же знаешь, как я вожу.

Да, Леха Златарев знает, как она водит машину: каждый второй столб — ее, и то потому, что первый она не заметила. Он много чего знал о ней.

Марина уставилась на него взглядом, который много чего обещал мужчине с развитым воображением. А что делать? Она теперь одна, совсем одна, и никому не нужна. А Леха Златарев — он всегда здесь, всегда рядом. Может быть, у них снова все получится, кто знает.

Марина нередко задавалась вопросом, не мог ли Златарев убить Антона.

Повод у него был. Они с Мариной встречались три года: два из них тайно, что мыши в подвале. Потом пришлось признаться — ну куда уж тянуть. Леха искренне полагал, что у них все серьезно. Ну а Марина…

Ей было хорошо с ним. Большой, горячий, неутомимый в постели, однолюб. Она даже любила его — в какой-то степени. Но родители оказались против.

Кто он, а кто она. Паршивый охранник с залихватской должностью начальника службы безопасности и единственная дочь Андрея Мельника, директора крупной фирмы. И классы, и доходы были разными. Мать очень долго втолковывала ей это, словно позабыв, что сама по профессии — школьная училка.

Златарев предлагал ей бросить все и уйти жить с ним. Но Марина не привыкла ухаживать за мужчиной — убирать, стирать, готовить. Дома для этого держали домработниц и повара. А у нее маникюр за сто баксов, да и у плиты стоять — для волос вредно. В общем, послушалась она маму, а тут и Добролюбов подвернулся.

Красавчик… Все подружки завидовали. Ничего, что не так богат, как хотелось бы. Но отец говорил: «голова!». Значит, за ним не пропадет.

Хотя в постели был куда хуже Златарева.

Что уж теперь. Антон умер, а Леха Златарев жив-живехонек. Рядом сидит, баранку крутит. Интересно: мог или не мог?

А если мог, то не станет ли она следующей жертвой? Ведь это она его обидела, бросила. Нельзя оставлять этот вопрос повисшим в воздухе. Нужно выяснить, что задумал Златарев, и заранее приготовиться.

— Вот я и осталась одна, Лешенька, — голос, что мед — сочный и бархатистый. — А у тебя есть кто-нибудь?

— Какая разница? — пробормотал Златарев, не имея особого желания говорить с НЕЙ о личной жизни.

— Мне интересно: вдруг, ты тоже одинок.

— У меня жена, двое детей и собака.

— Врешь, — пропела Марина и положила руку ему на бедро, — А помнишь, как мы занимались любовью, застряв в пробке?

— Не помню, — отрезал Златарев, — Если б я помнил каждую бабу, с которой спал, у меня был бы передоз от ненужной информации.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: