— Напрасно ты пытаешься меня задеть, — прошипела Марина.

— А ты напрасно пытаешься ко мне приставать.

— Просто я подумала, что…

— Меньше думать надо, а делать так вообще ничего. Вот, выметайся на улицу, приехали уже, и не забивай мне мозги своими проблемами.

— У меня нет никаких проблем, Леш.

— Вот и хорошо. Береги себя.

Нет, все-таки он мужчина, подумала Марина, выбираясь из машины. Язык плохо подвешен, но гордости и мужества куда больше, чем у ее красноречивого напыщенного Антона.

Златарев захлопнул за ней дверцу и сорвался с места, будто за ним черти гнались и плевали на пятки горячей жижей. Марина только рассмеялась в ответ: похоже, он до сих пор сидел у нее на крючке. И в этот раз она постарается не упустить эту рыбку.

День выдался сумбурным. Сначала Златарев проторчал полдня в милиции, капая на мозги Гришке Клеверу. Хотя непонятно, кто еще кому на мозги капал. Лейтенант настаивал, чтобы Златарев обеспечил охрану для свидетеля, на которого позавчера покушался какой-то умник на угнанной тачке. Златарев упирался: у него не наберется людей на каждого бомжа в округе, и вообще — это дело милиции.

Милиции никакого дела до Чеченца не было. У самих забот полон рот да сквозь зубы наружу лезет. Но проследить надо было — хотя б для того, чтобы поймать убийцу. Вдруг повезет?

— Убийца, полагаю, не дурак, — заметил Златарев, — скорее всего, затаится, пока за вашим калекой хвост вьется. По-другому надо искать.

— Да обыскались уже! — в сердцах крикнул лейтенант Клевер. — Единственная версия трещит по швам. Ваша Мовсесян сделала вид, что ничего не помнит. Амнезия у нее, видите ли. Врач сказал — последствия шока. А я смотрю в глаза и вижу: врет, гадина. Но сделать ничего не могу. Хочется ей с размалеванной рожей жить — так что я могу сделать.

— Напугана она. Небось, ребенку угрожали, — предположил Златарев.

— Ну а мне что прикажете делать? Засадила бы всех, и некому было бы угрожать. В ближайшие лет десять.

Клевер аж покраснел от напряжения. На лбу выступили капельки пота. Он достал из кармана платок и вытерся. Известное дело, угрожали. Как пить дать. И любая нормальная мать на месте Тамары Мовсесян молчала бы, как рыба. Такие люди, как ребята из казино обычно имеют немало криминальных связей. И память у них длинная.

Но поделать ничего нельзя. Только по факту совершенного преступления. А она — отказывается помогать следствию.

— Ладно, — примирительно сказал Златарев, — Я что-нибудь придумаю. Насчет бомжа вашего. Не пропадет.

— Спасибо, Алексей, — улыбнулся Клевер, — Я бы, конечно, и сам последил — в свободное от работы время. Да только мою ментовскую рожу за километр видно.

— Что правда — то правда, — согласился Златарев, пожимая на прощание руку.

Клевер ни капли не обиделся. «Ментовская рожа» была весьма мягким выражением по сравнению с «мусором», «ментярой». «фраером» и прочими обидными кличками, на который был мастак криминальный клан общества.

Покинув здание «мусорки», Златарев отправился по рабочим делам, с которыми хваленый родственник шефа справлялся весьма посредственно. Он лично осмотрел бензовозы, проверил документы, сертификаты, дал свое «добро» на перевозку топлива. Обычно он этим и занимался, за тем редким исключением, когда Мельнику приходила в голову блажь проверять все лично. А один раз он поручил проверку Добролюбову.

Смех да и только. Разве этот хлыщ мог как следует изучить документы, проверить их подлинность, определить качество топлива. Он, поди, бензин-то один «95» нюхал, которым свою «Хонду» заправлял.

Ладно, о мертвых плохо не говорят. Только хорошее, а его, к сожалению, было мало.

Было что-то нечистое в Мельниковских манипуляциях с проверками, но Златарев благоразумно не вмешивался. Понятное дело — кристально честным путем больших денег не заработаешь. Противно, конечно, но что поделать. Из этой руки немало людей кормится. Все завязано, и порвать без крови никак не получится. Да и зачем рвать — вся страна такая. Куда ни кинь — сплошь воровство да обман.

Невеселым мыслям Златарева вторило небо. К вечеру погода испортилась, солнце утонуло в серой густоте грозовых туч. Дождь забарабанил мощно, шумно, и уже через полчаса на дорогах образовались солидные лужи. Капли падали тяжело, грузно, и лужи словно пузырились, взрывались мелкими фонтанчиками брызг.

Златарев остановил машину на светофоре, выудил из нагрудного кармана телефон — дурная привычка, от которой почти невозможно было отказаться, — и набрал Тубольцева.

— Привет, Серега, как там в офисе?

— Где тебя носит? Тут все прямо с ума посходили, — раздался обиженный голос Тубольцева.

— Извини, занят был, позвонить не мог, — оправдался Златарев.

Почему не мог — конечно, мог. Просто не хотелось лишний раз вспоминать об этом проклятом расследовании. Оно уже в печенках сидело. А еще вопрос решать о том, кто бомжа «пасти» будет. Самому не хотелось. Не до того было.

А Тубольцев сейчас как пошлет его куда подальше. Даром, что начальник.

— Слышь, Серый, лейтенант наш совсем очумел. Просит, чтобы мы свидетеля его охраняли.

— А разве это не его забота?

— Была его. Но мы сами навязались, никто не просил. Придется решать, пока Мельник не вклинился. Он и так нервничает, аж осунулся.

— Да, я заметил, — задумчиво сказал Тубольцев, — По очереди будем или как?

— Или как, — ответил Златарев, — Сегодня я не могу. Завтра начнем. Полагаю, за ночь с ним ничего не сделается.

— Кто его знает. Давай я, что ль, проверю. Где обитает наш объект? — неожиданно предложил Тубольцев.

Златарев опешил: он никак не ожидал, что найдутся добровольцы, тем более Тубольцев, для которого произошедшее с Тамарой Мовсесян оказалось весьма болезненным для восприятия Тем не менее, Златареву благородное рвение напарника пришлось как нельзя кстати: настроение было хуже некуда. Он был на самой грани — в полмиллиметра от того, чтобы взорваться. Ужасно хотелось спать.

Напоследок его кольнула совесть: на улице такой дождь, а Тубольцев намеревался скакать по лужам вслед за привыкшим к любым условиям бродягой. Не по-дружески как-то.

— Серег, ты просто посмотри, как он. Какой он. В метро на гитаре играет.

— Да знаю я. Клевер рассказывал. Где живет, знаешь?

— Зачем тебе? Сторожить, что ль собрался?

— Да покручусь вокруг, понаблюдаю.

— Дождь на улице.

— Хрен с ней, с той улицей. Главное, чтоб не в душе…

— Да ты философ, Серега, — усмехнулся Златарев.

— Не говори. Это вообще-то называется романтикой.

Надо же. Что это творится с человеком в последнее время? На романтику потянуло. Хотя, может, это он, Златарев, постепенно черствеет душой, зарываясь с головой в ненужные проблемы. Не хватает в этой жизни чего-то…

Счастья не хватает.

Златарев свернул в переулок и сбавил скорость. Вдруг он увидел, как на обочине кто-то машет ему рукой. Дамочка в длинном целлофановом плаще. Златарев окинул взглядом салон: чистый, пахнущий кожей, а она в своем мокром балахоне. Грязь будет.

Но, с другой стороны, она так настойчиво машет, чуть ли не выпрыгивает из плаща. Златарев притормозил и остановился чуть поодаль. Дамочка стремглав бросилась к машине. Златарев любезно распахнул дверцу. Дамочка сунулась было садиться, но тут вспомнила про плащ, быстренько сбросила его, смотала в клубок и сунула в пакет.

— Вот ужас-то. Льет как из ведра, а я зонтик не взяла. Предупреждали ж с утра, что дождь будет, а я и не поверила. Глянула в окошко — солнышко, небо чистое, птички поют. И не стала брать зонтик. Хорошо хоть у Даши запасной плащ был, иначе вымокла бы, как суслик.

Девица все тараторила и тараторила, чувствуя себя совершенно свободно, не стесняясь чужого человека. Златарев повел машину медленно, ожидая, пока дамочка сообразит сказать ему, куда ее везти.

— А что ты еле ползешь, Леша? — вдруг спросила она, глядя ему в глаза с улыбкой.