Златарев аж дернулся от удивления, посмотрел на нее и вдруг узнал. Конечно же, он видел ее не раз. Она жила в его подъезде, кажется на четвертом этаже.

— Не признал? — догадалась девушка, и в глазах ее заплясали смешинки, — думал, лахудра какая-то остановила, нагло в машину залезла и щебечет без умолку?

Приблизительно это Златарев сначала и подумал. Только дамочка несколько смягчила выражения.

— Меня Аней зовут. Мы на втором этаже квартиру снимаем.

— Да, вспомнил. Аня. Вы недавно в нашем доме живете?

— Месяцев семь, — пожала плечами Аня, — Можно и на ты.

— Хорошо, — согласился Златарев и замолчал, сосредоточившись на дороге.

О чем с ней говорить, он не знал. Да и желания особого не было.

Аня взяла инициативу общения на себя и всю дорогу стрекотала, что стая цикад. Златарев делал вид, что слушает, кивал невпопад, а она лишь загадочно улыбалась.

И глаза у нее были какие-то загадочные. Смешливые, с подвохом. Видная девка.

Жаль, что замужем. С такими Златарев не связывался. Да и в поведении у нее не было ничего такого, что говорило бы, что она не против. Болтливая сверх меры, разве что.

До дома доехали быстро. Аня рассыпалась в благодарностях, попрощалась и упорхнула по ступенькам наверх — живущие на втором лифтом не пользуются, разве что бабульки. Златарев проводил ее до квартиры. Сам он тоже лифты не любил — вечно загаженные, прокуренные, воняют. А пройтись до шестого этажа было полезно.

Оказавшись в квартире, Златарев скинул сандалии и растянулся на незастланном с утра диване. В комнате царил бардак, но он не обращал на это внимание. Не перед кем красоваться, а самого и так устраивает. Сил убираться нет. А вот пожрать бы чего, да выпить рюмочку хотелось. Златарев нехотя поднялся с дивана и поплелся на кухню.

Там было относительно чисто — это потому, что хозяин редко готовил, перебиваясь бутербродами с колбасой и пельменями — знатной едой холостяка. Но сейчас холодильник был пуст, словно только что из магазина. Даже пахло не едой — пластмассой.

Половинка давно засохшего лимона, сиротинушка, одиноко лежала на нижней боковой полке. Желудок заурчал от голода. Ничего не поделаешь, нужно искать зонтик и топать в магазин, что в доме напротив.

Зонтик долго не желал находиться, и Златарев было плюнул на это дело. Не сахарный — не растает. А вот машину желательно было в гараж отогнать, чтоб зря не мокла. Он обул сандалии и тут заметил зонтик, торчавший из шкафчика для обуви аккурат среди кроссовок. Кто его туда засунул, Златарев понятия не имел. Разве что домовой решил пошалить. Но в домовых Златарев не верил.

Быстро отогнав машину в гараж, он заскочил в супермаркет и нагреб свой обычный холостяцкий паек: палку копченой колбасы, сыр, хлеб, помидоры, пачку пельменей и бутылку водки. Взял было коробку яиц, но, повертев в руках, положил на место. Яйца нужно варить, чистить. Или жарить, а потом сковородку мыть. Лень-матушка. Он лучше печенья наберет и кофе со сливками, чтоб позавтракать чем было.

С увесистым пакетом в руках Златарев взлетел по ступенькам наверх, будто на крыльях. В пролете на втором этаже он вдруг наткнулся на Аню, сидевшую прямо на ступеньках. Плечи ее тряслись от рыданий. Рядом лежали пакет с плащом и сумочка.

— Что случилось? — спросил Златарев и опустился перед Аней на корточки.

Она подняла на него заплаканные глаза. Тушь некрасивыми разводами растеклась по щекам. Губы мелко подрагивали.

— Я ключи на работе забыла, — прошептала она.

Златарев сделал глубокий вздох, чтобы не рассмеяться.

— Нашла чего реветь. Мужу позвони, чтоб быстрей возвращался.

— Не буду ему звонить… Да и не живем мы вместе больше.

— Поссорились?

— Нет. Он просто ушел. Мы не расписывались, — пояснила Аня, опустив глаза, — Душа поэта не выдержала прозы жизни. Ключи мне отдал. У него ведь есть, где жить. У мамочки своей ненаглядной… А мастерская уже закрыта, под сигнализацией…

Она снова разревелась, непонятно от чего больше — от того, что придется ночевать в подъезде или от любви своей несложившейся. Златарев, как и любой нормальный мужик, кроме, разве что Тубольцева — тот любил иногда «сопли» жевать, романтик хренов, — терпеть не мог женских слез, особенно, если те попахивали «мылом».

Ушел, разлюбил — и черт с ним. Баба видная, замену быстро найдет. А чувства — их задавить можно. Запросто. Кулаком.

— Ты не реви, — почти ласково сказал Златарев, — У тебя подруги есть?

— На работе есть. Но я к ним проситься не буду. Одна в общаге живет — куда к ней? Другая с любовником. Женатым. Мне вряд ли обрадуется.

— А родители?

— Из-под Орла я. Деревенька там есть. Супонино называется. Прикажешь туда поездом ехать — переночевать?

— Да, дела… Ты вот что, не реви. Пойдем, у меня переночуешь, — предложил Златарев и тут же испугался: вдруг согласится! Что делать тогда? Отдыха хочется, покоя, а не слушать бабскую трескотню.

Аня посмотрела на него со странным выражением лица. Потом вытерла нос и гордо заявила.

— Спасибо за предложение, но я не по тем делам.

Златарев неожиданно развеселился.

— Знаешь, я тоже не вожу к себе кого попало. А впрочем, можешь ночевать в подъезде.

— Я тебя почти не знаю. Да и ты меня. Неудобно как-то.

— Я тебе на коврике в прихожей постелю.

Аня улыбнулась и поднялась со ступенек. Она была такая страшная — с размазанной тушью, опухшими глазами и мокрыми волосами — наверное, бегала на улицу без плаща. Но Златареву почему-то расхотелось, чтобы она отказывалась. Вот так вот меняется настроение человека, когда ему неожиданно говорят «нет». Забавная девчушка.

Златарев галантно пропустил ее вперед себя, и они вместе поднялись на шестой этаж. Тут только он вспомнил, какой у него бардак, но стыдно почему-то не стало. Гостей он не планировал. Пусть терпит.

Аня первой вошла в квартиру и недовольно сморщила нос.

— Ты хоть иногда проветриваешь комнаты?

— Меня почти не бывает дома.

— Сразу видно, — улыбнулась девушка.

— Не нравится, ночуй в подъезде.

— Я подумаю, — пообещала она, а в глазах заплясали чертики, — Там, наверное, чище.

— В зеркало лучше посмотри, — язвительно бросил Златарев.

Зеркало у него в прихожей было чистое, и Аня вскрикнула, увидев собственное отражение, затем, не спрашиваясь, помчалась в ванную, потом высунулась из-за двери и спросила:

— Я умоюсь, ладно?

— Умывайся, сколько влезет. Можешь и покупаться заодно, — ляпнул Златарев и смутился.

Какая-то двусмысленная складывалась ситуация. Он привел девушку просто переночевать. В разных комнатах, на разных постелях. Он забыл, что комната у него всего одна, и спать ему, очевидно, придется на полу.

Вот к чему приводит доброта человеческая. Он швырнул Анин пакет с дождевиком в угол, скинул сандалии и пошел на кухню — раскладывать покупки по полочкам холодильника. Жрать хотелось так, что он готов был грызть палку ароматной сырокопченой колбасы зубами, как голодный пес. Но теперь у него гостья. Нужно вести себя прилично. Хотя что тут неприличного — это ведь его палка колбасы!

Тем временем Аня закончила свой туалет и вышла из ванной — умытая, посвежевшая. Без косметики она казалась совсем простой, по-детски хорошенькой и розовощекой. А вот волосы были красивыми. Златареву очень нравились ее волосы — черные, густые, отливающие смоляным блеском.

— Хочешь, приготовлю что-нибудь, — предложила она.

Златарев с трудом оторвался от ее волос, потом взгляд его опустился на грудь, где тоже было на что посмотреть, и промычал в ответ какую-то несуразицу.

Аня отлично поняла его взгляд, но виду не подала. Она «не по тем делам» сюда пришла. Хотя, глядя на широкие плечи Златарева и колючие соколиные глаза, она почему-то начала в этом сомневаться.

— Да что тут готовить. Готовое уже все. Порезать разве что осталось. Водку будешь?

— Нет, я не пью. А пельмени разве варить не надо? Сырыми есть будем?