Когда они свернули на боковую аллею, Кронин вдруг замедлил шаг и остановился. Кайна удивленно взглянула на него, но, проследив за его взглядом, понимающе улыбнулась: в стороне от аллеи, под деревьями, стояло около десятка умроков, а недалеко от них — атлетически сложенный мужчина в блестящей, будто кожаной, одежде. Умроки расположились тесной группой, переминались с ноги на ногу, озирались по сторонам и почесывались. На них были только короткие шорты. Кронин обернулся к Кайне с молчаливым вопросом.

— Это умроки, — пояснила она, — они занимаются здесь садовыми работами.

Кронин снова повернулся к умрокам и принялся разглядывать их, морща лоб. Кайна прикоснулась к его руке:

— Вам они неприятны?

— Не знаю, — ответил Алексей.

В это время один из умроков сделал осторожный шаг в сторону, постоял так, поглядывая на кожаного человека, сделал еще два быстрых шага, наклонился и протянул руку к пышному, похожему на хризантему цветку, поднимавшемуся над травой.

Кожаный человек, не меняя позы и лишь повернув голову, резко взмахнул правой рукой. Раздался звонкий щелчок бича, умрок гортанно вскрикнул и одним прыжком присоединился к группе. Алексей сделал непроизвольное движение в сторону кожаного человека. Кайна едва успела удержать его.

— Что с вами?

— Но он ударил его! — обернулся к ней Алексей.

— Он только щелкнул бичом. — В голосе Кайны звучали нотки недоумения. — Если за ними не следить, они разбегутся.

Кронин смотрел на нее так, словно не понимал смысла ее слов.

Кайна легким прикосновением руки заставила его следовать за собой.

— Вам их жалко? — спросила она негромко.

Кронин промолчал: ему было стыдно своего импульсивного порыва. К тому же на память пришли цирковые представления с дрессированными животными: то же хлопанье бича, отрывистые команды и ответные действия зверя, совершенно не свойственные ему по природе. Он никогда не любил этих представлений.

— Когда я была маленькой, — проговорила Кайна, — я тоже иногда жалела умроков. У меня был большой, старый, совсем седой умрок. Я любила играть с ним, он был добрый и очень сильный. И вдруг он пропал. Я долго плакала, просила вернуть его, но мне сказали, что он убежал в лес.

— А он и правда убежал в лес?

Кайна покачала головой.

— Нет. Старых умроков умерщвляют, совершенно безболезненно: они засыпают и не просыпаются — вот и все. — И, со свойственной ей чуткостью уловив отчуждение Кронина, мягко добавила: — Не надо принимать все это близко к сердцу, умроки ведь не люди, а животные. Что хорошего в дряхлой старости? И потом, каждая цивилизация имеет особенности, к которым не сразу привыкаешь. Я вот долго не могла смотреть равнодушно, как земляне едят чуть обжаренное мясо. — Она передернула плечами и засмеялась. — Мне все время казалось, что они вот-вот зарычат и защелкают зубами.

Кронин задумчиво взглянул на нее.

— Вы правы, Кайна, я понимаю… Но ведь этот умрок наклонился к цветку.

Кайна удивленно подняла брови.

— Да, это правда, Алексей, — сказала она, будто вспоминая что-то полузабытое, — умроки любят цветы.

Выбравшись на автостраду, Снегин увеличил скорость и, когда начал обгонять основной поток автомашин, включил программно-контрольную аппаратуру. Каждая машина, как живое существо, имеет свой, индивидуальный, неповторимый характер: у нее специфический спектр шумов, вибраций, теплового и магнитного поля. На контрольном участке автострады аппаратура анализировала и запоминала характеристики всех машин, следующих сходным маршрутом. Когда этот контрольный участок был пройден, Снегин на ближайшем пункте разъезда съехал с автострады и принялся бессистемно петлять по улицам на относительно небольшой скорости. Не прошло и пяти минут, как на индикатор поступила выходная информация. Снегин усмехнулся: за ним шла не одна машина, а две. Одна на дистанции, предусмотренной соглашением, другая гораздо дальше, следуя за Снегиным по спрямленному формализованному маршруту. «Вот и цена слова президента. Впрочем, вполне возможно, что это лишь излишнее усердие полиции, которая решила обезопасить себя от возможных случайностей и сюрпризов».

Посчитав подготовительный этап законченным, Снегин минут сорок медленно разъезжал по городу, с любопытством разглядывая толпы народа на площадях, неожиданно тихие, уютные набережные залива. Однако в результате этого на первый взгляд бесцельного блуждания, за четверть часа до встречи он оказался там, где и было нужно, — в парковом районе. Покрутившись немного, он ввел в аппаратуру исходные данные и включил программу «лабиринт». По этой программе в соответствии с координатами машины Снегина, преследующих машин и планом проезжих городских улиц аппаратура выбирала маршрут максимальной сложности и выдавала данные прямо на рулевое управление. Поэтому, нажав исполнительную кнопку, Снегин бросил руль, откинулся на спинку дивана и принялся внимательно следить за показаниями индикатора. Машина между тем начала петлять по проспектам, улицам и переулкам паркового района, где планировка была особенно запутанной и неопределенной. Прошла минута, другая, третья, а сопровождающие машины цепко держались за Снегиным. Похоже, что ими управляли специалисты самой высокой квалификации. Снегин переключил аппаратуру на максимально форсированный режим. В этом была известная доля риска, но времени для экспериментов уже не было, приходилось действовать наверняка. Машина стремительно шла по прямой, минуя попадавшиеся переулки, и вдруг свернула так круто, что Снегина с размаху бросило плечом за левый борт, потом еще безжалостнее — вправо.

Застонал двигатель, выходя на предельные обороты, тело вдавило в сиденье, скорость начала расти с головокружительной быстротой. Ра-а-а… — взвыла сирена, распугивая людей, случайно оказавшихся на проезжей части; машина вильнула, впритирку объезжая кого-то из замешкавшихся. И вдруг резкое, до дрожи и раскачивания корпуса, торможение, крутой вираж, бешеный рывок куда-то в темноту, в тоннель, мелькание близких стен, торможение, поворот… Ра-а-а… Испуганная тень возле самого бокового стекла — и новый рывок машины. Когда Снегину уже начало казаться, что эта гонка на пределе, возможно, никогда не кончится, машина плавно сбросила скорость, а на индикаторе вспыхнул сигнал «Задание выполнено». Снегин вздохнул, отстегнул пояс безопасности, вытер платком влажный лоб и лишь после этого взялся за руль.

Отрыв от преследователей был полным, их машины даже вышли из зоны действия контрольной аппаратуры. Снегин знал, что с помощью стационарных постов его рано или поздно обнаружат, но он знал также, что случится это не так уж скоро: в парковом районе сеть постов имела минимальную плотность. По кратчайшему пути Снегин вывел машину к гигантской гостинице «Золотое небо», но на площадь выезжать не стал, а свернул в ближайший переулок и сбросил скорость. Метров через десять он догнал худощавого высокого прохожего. Машина остановилась, задняя дверца распахнулась, еще мгновение — человек ввалился на задний диван, и машина тронулась с места, набирая ход.

Снегин включил автоуправление, задал какой-то маршрут, затемнил остекление и, повернув кресло, оказался лицом к лицу с Алексеем.

Некоторое время они, улыбаясь, смотрели друг на друга, потом Кронин вздохнул.

— Может быть, это и банально, Всеволод, но только на чужбине постигаешь цену дружбе. Я имею в виду не открытый космос, не неосвоенные планеты, а именно чужбину — чужие улицы, чужие дома, чужие обычаи и нравы.

— Понимаю, — кивнул Снегин. — А теперь выкладывай.

Он, не перебивая, выслушал рассказ товарища и резюмировал:

— Что ж, грубых ошибок ты не сделал, а управлять случайностями мы пока не научились. Содеянного не воротишь, а поэтому примем его как должное.

— Всеволод, — серьезно сказал Кронин, — ты никогда не был глупым человеком. Но теперь в тебе просматривается зрелый муж и философ.

— Думаешь задобрить меня комплиментами? Ничего из этого не выйдет. Говори откровенно, почему ты умолчал о Кайне при подготовке?