1949

Из кухни доносились невероятные ароматы. Бенни положила ранец и пошла на разведку.

— Торт еще не покрыли глазурью, — объяснила Патси. — Хозяйка сделает это сама.

— Что на нем будет написано? — с жаром спросила Бенни.

— Наверное, «С днем рождения, Бенни», — пожала плечами Патси.

— А может быть, «Бенни Хоган, Десять».

— Никогда не видала таких надписей на торте.

— Я думаю, такие надписи делают, когда день рождения важный. Десять лет — это круглая дата.

— Может быть, — неуверенно ответила Патси.

— А желе готово?

— Желе в чулане. Только не тыкай в него, а то останется отпечаток пальца, и нас всех убьют.

— Не могу поверить, что мне уже десять, — сказала Бенни, довольная собой.

— Да, верно, сегодня большой праздник, — рассеянно ответила Патси, натирая противень куском промасленной бумаги.

— А что делала ты, когда тебе было десять лет?

— Разве не помнишь? У меня все дни были одинаковыми, — почему-то обрадовалась Патси. — В приюте один день похож на другой. Так было до тех пор, пока я не пришла оттуда прямо к вам.

Бенни любила слушать рассказы Патси о приюте. Они оказывались интереснее историй, описанных в книгах. Там была комната с двенадцатью железными койками, хорошие девочки и плохие девочки. Однажды у них нашли в волосах гнид, и всех девочек обрили наголо.

— У вас должны были быть дни рождения, — упрямо сказала Бенни.

— Я их не помню, — вздохнула Патси. — Правда, одна монахиня говорила, что ребенок, родившийся в среду, всегда будет несчастным.

— Это было нечестно.

— Зато я узнала, что родилась в среду… А вот и твоя мать. Иди к ней и не отвлекай меня от работы.

Вошла Аннабел Хоган с тремя тяжелыми сумками в руках. Увидев, что дочь сидит на кухне и болтает ногами, она удивилась.

— Что-то ты рано сегодня… Подожди, сейчас отнесу сумки наверх.

Когда с лестницы донеслись грузные шаги матери, Бенни подбежала к Патси.

— Как ты думаешь, она купила?

— Не спрашивай меня, Бенни. Я ничего не знаю.

— Неправда, знаешь!

— Не знаю. Честное слово.

— Она ездила в Дублин? На автобусе?

— Ничего подобного.

— Но она должна была! — расстроилась девочка.

— Нет. Ее не было совсем недолго… Она ходила в город.

Бенни задумчиво облизала ложку.

— Сырое тесто вкуснее.

— Ты всегда так говорила. — Патси посмотрела на нее с любовью.

— Когда мне будет восемнадцать и я смогу делать все, что мне нравится, то буду есть все свои торты сырыми! — заявила Бенни.

— Не будешь. Когда тебе исполнится восемнадцать, ты станешь беречь фигуру и вообще не будешь есть мучное.

— Я всегда буду любить торт.

— Это ты сейчас так говоришь. Посмотрим, что ты запоешь, когда захочешь, чтобы в тебя влюбился какой-нибудь парень.

— А ты хочешь, чтобы в тебя влюбился какой-нибудь парень?

— Конечно. А как же.

— Какой парень? Я не хочу, чтобы ты ушла от нас.

— Не будет у меня никакого парня. Я — никто. Приличный парень обо мне и не подумает. Я из приюта, у меня нет ни родных, ни прошлого.

— Неправда, у тебя есть прошлое! — воскликнула Бенни. — Им будет с тобой интересно.

Но на продолжение дискуссии уже не было времени. Мать Бенни сняла пальто, вернулась на кухню и начала готовить глазурь.

— Мама, ты сегодня была в Дублине?

— Нет, детка. Мне нужно было приготовиться ко дню рождения.

— Просто я подумала…

— Знаешь, дни рождения сами не устраиваются. — Слова были резкими, но сказаны добродушно. Бенни знала, что мать тоже предвкушает праздник.

— А папа придет домой есть торт?

— Да, придет. Мы пригласили гостей на половину четвертого. Значит, все соберутся только к четырем, пить чай мы сядем не раньше половины шестого, а за торт примемся, когда твой папа закончит работу и вернется.

Отец Бенни владел магазином мужской верхней одежды, стоявшим в центре Нокглена. По субботам там велась самая бойкая торговля: приезжали фермеры из окрестных деревень и приходили мужчины, которых жены посылали к мистеру Хогану или его старому помощнику Майку — портному, работавшему в магазине с незапамятных времен. С тех пор, как молодой мистер Хоган купил этот бизнес.

Бенни обрадовалась — отец придет к чаю, и именно тогда ей будут дарить подарки. Отец сказал, что ее ждет чудесный сюрприз. Бенни знала, что это будет бархатное платье с белым кружевным воротником и туфельки в тон. Она мечтала о таком наряде с самого Рождества, когда была с родителями в Дублине и видела, как девочки танцевали на сцене в розовых бархатных платьях.

Говорили, что такие платья продают в универмаге «Клери», расположенном всего в нескольких минутах ходьбы от Набережной, на которой останавливался нокгленский автобус.

Бенни была девочкой высокой и плотной, но считала, что розовое бархатное платье сделает ее такой же изящной, какими были балерины на сцене, а ее ступни в туфельках с острыми носами и помпонами перестанут казаться большими и плоскими.

Приглашения на день рождения были разосланы десять дней назад. На праздник должны были прийти семь одноклассниц, дочери фермеров, живших в окрестностях Нокглена. И Майра Кэрролл, дочь владельцев бакалеи. У аптекаря Кеннеди имелись только сыновья, а дети доктора Джонсона были слишком малы и тоже не могли прийти. Пегги Пайн, владелица магазина женской одежды, сказала, что может прислать свою племянницу. Бенни заявила, что чужие девочки ей не нужны, и все испытали облегчение, когда услышали, что эта племянница по имени Клодах тоже не захотела идти к незнакомым.

Мать настояла на том, чтобы пригласить Еву Мэлоун. В этом не было ничего хорошего. Ева жила в монастыре и знала все секреты монахинь. Кое-кто в школе говорил: посмотрите, мать Фрэнсис никогда не ругает свою любимицу. Другие заявляли, что монахини вынуждены держать ее из милости, а потому относятся к ней хуже, чем к другим девочкам, родители которых что-то жертвуют на содержание монастыря Святой Марии.

Ева была маленькая и смуглая. Временами она напоминала эльфа; ее острые глаза вечно зыркали туда и сюда. Бенни ее и любила и не любила одновременно. Она завидовала ее быстроте, ловкости и умению лазать по заборам. У Евы была своя комната в монастыре, куда другим девочкам приходить не разрешалось. Одноклассницы говорили, что в этой комнате есть круглое окно, выходящее на город, и что Ева сидит у него и наблюдает, кто куда пошел и с кем. Она никогда не уезжала на каникулы и все время жила с монахинями. Иногда мать Фрэнсис и мисс Пайн из магазина женской одежды брали ее с собой в Дублин, но Ева никогда не оставалась там на ночь.

Когда однажды школьниц повели на прогулку, Ева показала им один коттедж и сказала, что он был ее домом. Он стоял в гуще домиков, каждый из которых окружал низкий каменный забор. Оттуда было удобно смотреть на раскинувшуюся внизу заброшенную каменоломню. Ева сказала, что когда она станет старше, то будет жить как захочет, не позволит приносить себе молоко, которое оставляют у двери, и не будет пользоваться вешалками. Свою одежду она будет класть прямо на пол, потому что ей так нравится.

Некоторые девочки слегка испугались. Никто не подтвердил рассказ Евы, но никто и не опроверг его. Ева была странная. Она могла придумать что угодно, а когда ей верили, говорила: «Обманули дурака на четыре кулака!»

Бенни не хотела приглашать Еву, но мать впервые в жизни настояла на своем.

— У этой девочки нет дома. Она должна прийти к тебе на праздник.

— Мама, у нее есть дом. Она может бегать по всему монастырю.

— Это не то же самое. Бенни, она придет к тебе. Больше я повторять не буду.

Ева прислала в ответ очень вежливое письмо и сообщила, что с удовольствием принимает приглашение.