— Они научили ее красиво писать, — похвалил Еву отец Бенни.
— Они решили сделать из нее леди, — сказала мать. Но никто из родителей не объяснил, почему это так важно.
— Когда у Евы бывает день рождения, ей дарят только образки и сосуды для святой воды, — сообщила Бенни. — Понимаете, у монахинь больше ничего нет.
— О господи, от этого кое-кто перевернется в гробу на кладбище под тисами, — сказал отец Бенни, тоже не объяснив, почему.
— Бедный ребенок, — вздохнула мать.
— Она что, тоже родилась в среду, как Патси? — захлопала глазами Бенни.
— Почему ты так решила?
— Ребенок, который родился в среду, всегда будет несчастным, — как попугай, повторила девочка.
— Чушь, — отмахнулся отец.
— А в какой день родилась я?
— В понедельник. В понедельник, восемнадцатого сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года, — сказала мать. — В шесть часов вечера.
Родители обменялись взглядами, очевидно, вспоминая, как долго они ждали своего первого и, как выяснилось впоследствии, единственного ребенка.
— Ребенок, родившийся в понедельник, бывает красивым, — состроила гримасу Бенни.
— Что ж, это верно, — откликнулась мать.
— Нет никого красивее Мэри-Бернадетты Хоган, почти десятилетней местной прихожанки, — сказал отец.
— У настоящих красавиц бывают светлые волосы, — проворчала Бенни.
— У тебя самые красивые волосы на свете. — Мать провела рукой по ее длинным каштановым локонам.
— Значит, я действительно красивая?
Родители заверили Бенни, что она просто красавица, и девочка решила, что ей купят платье. Сначала она немного волновалась, но теперь была в этом уверена.
На следующий день даже те школьницы, которых не пригласили на праздник, поздравили ее с днем рождения.
— Что тебе подарят?
— Не знаю. Это сюрприз.
— Может быть, платье?
— Да, я думаю, это будет платье.
— Давай, рассказывай.
— Еще не знаю, честное слово. Я увижу его только на дне рождения.
— Его купили в Дублине?
— Наверное.
Внезапно Ева сказала:
— Его могли купить и здесь. В магазине мисс Пайн полно нарядов.
— Не думаю, — помотала головой Бенни.
Ева пожала плечами.
— О'кей.
Другие девочки ушли.
Бенни повернулась к Еве.
— Почему ты сказала, что его купили у мисс Пайн? Ты ничего не знаешь.
— Я сказала «о'кей».
— А тебе самой когда-нибудь покупали платье?
— Да. Однажды мать Фрэнсис купила мне платье у мисс Пайн. Не думаю, что оно было новое. Наверное, кто-то вернул его, потому что в нем что-то было не так.
Ева не оправдывалась. У нее горели глаза; она была готова все объяснить, еще не выслушав обвинения.
— Ты этого не знаешь.
— Нет, но догадываюсь. Матери Фрэнсис просто не хватило бы денег на новое.
Бенни посмотрела на нее с уважением и смягчилась.
— Ну, я тоже не знаю. Только думаю, что они купят мне то красивое бархатное. Но могут и не купить.
— Они все равно купят тебе что-нибудь новое.
— Да, но в бархатном я была бы красавицей, — ответила Бенни. — В бархатном платье все бывают красавицами.
— Не думай об этом слишком много, — предупредила Ева.
— Может быть, ты права.
— Спасибо за приглашение. Я не знала, что нравлюсь тебе, — сказала Ева.
— Да, нравишься. — Бедная Бенни покраснела.
— Хорошо. А ты не передумаешь, когда узнаешь меня лучше?
— Нет! Ни за что! — чересчур поспешно воскликнула Бенни.
Ева долго смотрела на нее в упор.
— Ладно, — сказала она. — Увидимся днем.
Утром по субботам девочки ходили в школу. Когда в половине первого прозвучал звонок, все высыпали в школьные ворота. Все, кроме Евы, которая пошла на монастырскую кухню.
— Перед уходом тебя придется накормить повкуснее, — сказала сестра Маргарет.
— Люди не должны думать, что, когда девочка из монастыря Святой Марии приходит к кому-то на чай, она ест все подряд, — добавила сестра Джером. При Еве данную тему старались не затрагивать, но для сестер это было большое событие. Их воспитанницу впервые пригласили на праздник. За нее радовался весь монастырь.
Когда Бенни шла по городу, мистер Кеннеди позвал ее в аптеку.
— Одна птичка принесла мне на хвосте, что сегодня у тебя день рождения, — сказал он.
— Мне десять лет! — похвасталась девочка.
— Знаю. Я помню, как ты родилась. Твои мама и папа были очень довольны. И ничуть не расстроились, что у них родилась девочка.
— Думаете, они хотели мальчика?
— Всякий, у кого есть свое дело, хочет мальчика. Правда, у меня их трое, но я не уверен, что кто-нибудь из них займет мое место. — Он тяжело вздохнул.
— Ну, наверное, мне лучше…
— Нет-нет. Я позвал тебя сюда, чтобы сделать подарок. Вот тебе пакетик ячменного сахара.
— Ох, мистер Кеннеди… — пролепетала ошарашенная Бенни.
— Не стоит благодарности. Ты замечательная девочка. Я всегда говорю себе: «Вот идет славная малышка Бенни Хоган».
На пакетик упал солнечный луч. Бенни оторвала уголок и начала есть лакомство.
Десси Бернс, хозяйственный магазин которого находился рядом с аптекой, одобрительно сказал:
— Ты, Бенни, как и я сам, всегда не прочь поесть. Как поживаешь?
— Мистер Бернс, сегодня мне десять лет.
— Боже мой! Вот здорово! Будь ты на шесть лет старше, я пригласил бы тебя в пивную Ши, посадил к себе на колени и угостил стаканчиком джина.
— Спасибо, мистер Бернс. — Девочка посмотрела на него с опаской.
— Как дела у отца? Только не говори мне, что он нанимает новых продавцов. Полстраны эмигрирует, а Эдди Хоган решил расширить дело.
У Десси Бернса глазки были маленькие, как у свиньи. Он с нескрываемым интересом смотрел на другую сторону улицы, где находился магазин «Мужская верхняя одежда Хогана». Отец Бенни пожимал кому-то руку — не то мужчине, не то мальчику. Бенни решила, что незнакомцу лет семнадцать. Он был худой и бледный, держал чемодан и смотрел на вывеску над дверью.
— Я ничего об этом не знаю, мистер Бернс, — сказала она.
— Милая девочка, мой тебе совет: держись подальше от бизнеса. От него одно расстройство. Будь я женщиной, ни за что бы им не занимался. Только и знал бы, что целый день есть ячменный сахар.
Бенни пошла дальше и миновала пустой магазин, про который люди говорили, что его хочет открыть настоящий итальянец, приехавший из самой Италии. Рядом была обувная мастерская. Ей помахали Пакси Мур и его сестра Би. У Пак-си была кривая нога. Он не посещал церковь, но говорили, что священники раз в месяц сами приходят к нему, выслушивают его исповедь и отпускают грехи. Бенни слышала, что за таким разрешением они обращались в Дублин (если не в сам Рим); во всяком случае, никто не говорил, что Пакси грешник или не принадлежит к лону римско-католической церкви.
А потом она очутилась у своего дома, который назывался Лисбег. На крыльце сидел их новый пес по кличке Шеп, наполовину колли, наполовину овчарка, и грелся на сентябрьском солнышке.
Через окно был виден накрытый стол. Ради такого случая Патси начистила медную дощечку и дверные ручки, а мать привела в порядок палисадник. Бенни доела ячменный сахар, чтобы ее не обвинили в поедании сладостей на глазах у людей, и вошла в дом с черного хода.
— Это животное и словом не обмолвилось, что ты идешь, — недовольно сказала мать.
— Он не должен лаять на меня. Я своя, — принялась защищать пса Бенни.
— Шеп залает на кого-нибудь только когда рак на горе свистнет… Ну, как дела в школе? Тебя поздравили?
— Да, мама.
— Это хорошо. Потому что когда они придут днем, то вряд ли тебя узнают.
У Бенни все запело внутри.
— Значит, до начала праздника я надену что-то новое?
— Да. Перед приходом гостей ты будешь выглядеть как картинка.
— А можно надеть его сейчас?
— Почему бы и нет? — Судя по всему, матери и самой не терпелось посмотреть на нарядную дочь. — Сначала умоешься, а потом наденешь. Подарок наверху.