— Вы дадите мне что-нибудь или я помешал проведению конкурса молодых талантов?

— Шон, сколько тебе лет? — спросил Фонси. Уолш смотрел на него и не верил своим глазам. Толстая микропористая подошва делала парня на сантиметров на десять выше обычного, его волосы были завиты и смазаны каким-то мерзким маслом, а под огромным малиновым пиджаком красовался узкий желтый галстук.

— Ты что, с ума сошел?

— Скажи, сколько тебе лет! — злобно рявкнул Марио.

Шону показалось, что мир встал с ног на голову. Сначала Бенни повернулась к нему спиной и в благодарность за все хорошее на глазах у людей велела возвращаться домой без нее. А теперь эти двое недоумков… Шон Уолш впервые в жизни ответил, не успев подумать.

— Двадцать пять, — сказал он. — Исполнилось в сентябре.

— Вот! — торжествующе воскликнул Фонси.

— Черта с два! — Марио был уверен, что прав он.

— Что это значит? — Шон злобно смотрел то на одного, то на другого.

— Марио думает, что это место для стариков. А я говорю, что оно для таких молодых парней, как мы с тобой, — объяснил Фонси.

— Шон не парень, он бизнесмен.

— О боже, какое это имеет значение? Он не вонючий старикашка, в отличие от большинства здешних жителей. Что тебе подать, Шон? Зубатку или треску?

Патси отправилась на прогулку с Мосси Руни.

Пока дочь хозяина дома успокаивали и укладывали спать, он молча ждал на кухне. Как и Шон Уолш, Мосси мечтал о том, чтобы кухня была лучше отделена от жилых комнат. Тогда он мог бы расстегнуть воротник рубашки, расшнуровать ботинки, сидеть за столом, читать вечернюю газету и ждать, когда освободится Патси. Но Хоганы вечно крутились под ногами. Хозяин дома был в городе важным человеком; он мог бы навести порядок в этом доме. Но хозяйка — судя по виду, намного старше мужа — предпочитала суетиться вокруг своей дылды дочери.

Сегодня вечером суеты хватало. Пришел доктор, заставил Бенни принять две какие-то таблетки и сказал, что все в порядке. Именно так и должна реагировать нормальная девушка, на глазах которой произошел несчастный случай. Бенни расстроилась, испытала шок и нуждается только в том, чтобы ее оставили одну и дали отдохнуть.

Мосси Руни, который был молчуном, но замечал многое, увидел, что на лице Бенни Хоган отразилось облегчение, когда ее отправили в постель с грелкой и чашкой горячего молока. Кроме того, он увидел, каким взглядом провожали Хоганы дочь, когда она уходила с кухни. Именно так смотрели на свой выводок утки, когда впервые вели своих птенцов на речку.

Если бы Мосси ухаживал за любой другой служанкой в городе, они могли бы остаться в доме и поболтать у плиты, но с Хоганами это было невозможно. Придется вести Патси на дождь.

— По-моему, погода не слишком подходящая для прогулки, — добродушно сказала миссис Хоган.

— Нет, мэм, глоток свежего воздуха пойдет нам на пользу, — не слишком уверенно ответила Патси.

Аннабел и Эдди Хоганы долго сидели молча.

— Морис сказал, что нам не из-за чего волноваться, — наконец произнес Эдди.

Морис Джонсон сразу понял, кого в этом доме нужно лечить. Он давал советы не столько дочери, сколько родителям.

— Морису легко так говорить. Мы ведь не переживаем за его детей, — ответила Аннабел.

— Да, конечно. Но, честно говоря, за своих детей Морис и Грейна не переживают тоже.

Кит Хегарти лежала в своей узкой кровати и слышала вой противотуманной сирены, бой городских часов и шум машин, время от времени проезжавших мимо. Таблетки не помогали. Сна не было ни в одном глазу.

Все были добры к ней. Никто не жалел на нее ни времени, ни сил. Жившие в доме мальчики, побледневшие от потрясения, сказали, что они могут уехать в другое место. Их родители позвонили из деревни. А эта маленькая миссис Хейз из соседнего дома, которую Кит едва знала, оказалась надежной, как каменная стена. Прислала свою сестру готовить и следить за хозяйством. Священники в Дунлаогхейре тоже были замечательные. Трое или четверо весь вечер ходили то туда, то сюда, говорили добрые слова, беседовали с другими людьми, пили чай и изо всех сил пытались разрядить обстановку. Но Кит хотелось остаться одной. Хотя бы ненадолго.

Единственным, что осталось в ее памяти от этого бесконечного дня, состоявшего из ста часов, были слова монахини. Возможно, тети той девушки, которая была ранена во время несчастного случая. Она поняла, что мотоцикл был Фрэнку необходим. Никто другой этого не сказал. Странно, что это смогла понять именно монахиня. Приглашение было настойчивым. Кит решила съездить в монастырь и навестить ее. Позже, когда к ней вернется способность соображать.

Когда на следующее утро Бенни поднималась по ступенькам университета, то решила, что за прошедший день все студенты успели перезнакомиться. Вестибюль был заполнен людьми, которые стояли группами, смеялись и громко приветствовали друг друга.

У всех были друзья.

Раньше Бенни встревожилась бы, но сегодня ей не было до этого дела.

Она спустилась по лестнице в подвал, где была раздевалка. Там слегка пахло карболкой, как в школе. Потом снова поднялась на первый этаж и прошла в Дамскую Читальню. Тут школой и не пахло. Похоже, никто не считал, что это место предназначено для чтения. Одни девушки красились, стоя перед зеркалом над каминной полкой, другие просматривали висевшие на доске объявления о продаже тех или иных вещей, дополнительных уроках, предложения вместе снять комнату или вступить в то или иное землячество.

Одна группа вела себя особенно уверенно. Девушки смеялись и вспоминали о летних каникулах, проведенных за границей. Испания… Италия… Франция… Объединяло их только одно: язык за это время они не освоили, дети, за которыми они присматривали, были ужасными, а ужинали там очень поздно.

Они были рады, что вернулись.

Бенни впитывала их слова как губка. Во время ленча она еще раз навестит Еву и все ей перескажет. Утром Ева была бледной, усталой, но веселой. Мать Фрэнсис обещала все уладить. Ее ни в чем не обвиняют.

— Знаешь, Бенни, я тоже попробую поступить в университет, — покраснев от волнения, сказала она. — Я отстану от вас всего на несколько недель. Найду себе работу. Честное слово, найду. А ты тем временем будешь записывать все услышанное. Конспектировать, чтобы я могла вас догнать.

— Ты хочешь обратиться за помощью к Уэстуордам?

— Не исключено.

Большинство первокурсников-гуманитариев всегда выбирали в качестве основного предмета английский язык и литературу. Лекции читали в большой аудитории, почему-то называвшейся Физическим Театром. Бенни вошла туда вместе с остальными. Аудитория сильно отличалась от школьного класса. Напоминала амфитеатр с полукруглыми рядами, круто поднимавшимися вверх. Некоторые студентки-монахини уже сидели на местах. Они занимали передние ряды, боясь что-то пропустить. Бенни медленно поднялась наверх, надеясь, что там она останется незамеченной.

Со своего места она следила за серьезными юношами в суконных куртках, строгими молодыми женщинами в очках и вязаных кардиганах, семинаристами в черных костюмах, выглядевшими значительно чище и опрятнее других студентов. И за девушками, смеющимися, уверенными в себе девушками в юбках ярких цветов, потряхивающими волосами и знающими, какое впечатление они производят на других. Неужели это тоже первокурсницы, ее коллеги? Нет, наверное, после окончания школы они провели год за границей, с завистью думала Бенни. Или работали во время летних каникул. Во всяком случае, назвать их провинциалками было нельзя. Жизнь в Нокглене не наложила на них своего отпечатка.

Внезапно она увидела Нэн Махон. На Нэн был тот же красивый темно-синий жакет, что и вчера, но сегодня она надела его поверх светло-желтого шерстяного платья. К ремню ее наплечной сумки был привязан желто-синий шарф. Кудрявые волосы были зачесаны назад, в ушах красовались желтые серьги. По обе стороны от Нэн шли молодые люди, боровшиеся за ее внимание. Все взгляды были устремлены на нее. Нэн осматривала ряды, выбирая себе место, и вдруг заметила Бенни.