Герцог Иоганн погрузился в тягостные раздумья. Неужели его любимец исповедует мысли, родственные учениям неистового Альштедтца?

Он желал, чтобы к нему обращались, как к простому крестьянину. Профессорскую мантию он спрятал в сундук — носил деревенскую одежду и мужичьи башмаки. Сам работал на винограднике и ходил за плугом. В опрощении Карлштадт видел путь к евангельской истине. Его коробило от одной мысли о насилии. Он жаждал мира и тишины. Но Лютер не оставлял его в покое. Он мешал печатанию его работ и добивался, чтобы идеи Карлштадта были осуждены. Его вторично вызывали в Виттенберг. Он не поехал. Теперь Лютер интриговал при дворе и надеялся совсем выкурить его из Орламюнде. Неприятности сыпались со всех сторон.

И вдруг Карлштадт получил письмо от Мюнцера. Когда он его прочел, кровь застыла в жилах от ужа-ca. Мюнцер писал, что настала пора действовать, с каждым днем повсюду растет число людей, которые поклялись низвергнуть тиранов. Карлштадт пользуется большой любовью не только земляков. Пусть он употребит свое влияние и поможет создать «Союзы избранных» в Орламюнде и других местах. Мюнцер имел в виду пятнадцать различных городков и селений. Особенно он подчеркивал важность вовлечения в союз рудокопов Шнеберга.

О господи! Томас замахивается на законных властителей! Карлштадт разорвал письмо на мелкие кусочки. Он был страшно взволнован. Надежен ли гонец, который доставил письмо? А вдруг он его кому-нибудь показал или, того хуже, снял копию? Немедленно сжечь? Сделать вид, что он вообще никакого письма не получал? А если выдаст гонец? Как оправдается он перед князьями, когда потянут к ответу за крамольную связь с бунтовщиком? Он растерянно смотрел на клочки бумаги, оставшиеся от послания. Сможет ли он доказать, что призыв Мюнцера пробудил в нем ужас и отвращение? Кто это подтвердит, если он не покажет письма ни одной душе?

Он велел запрячь лошадь и поехал в соседнюю деревню, к своему другу магистру Бонифацию. Вместе они сложили разорванное письмо. Вот до чего обнаглел Томас: он думает, что добропорядочные орламюндцы станут поддерживать его преступные замыслы! Бонифаций разделял возмущение Карлштадта. Решимость Мюнцера обратить меч против нечестивых далеко его заведет. Нет, нет, только в непротивлении злу истинный дух христианства.

Никогда еще Карлштадт, виттенбергский профессор в поношенном крестьянском кафтане и неуклюжих башмаках, щуплый «земледелец» с жиденькой бороденкой на испуганном лице, не был таким маленьким человечком, как в этот раз.

Они нагрянули в Альштедт без всякого предупреждения: герцог Иоганн собственной персоной, курпринц, канцлер Брюкк и многочисленная свита.

Цели своего приезда они не скрывали: их больше всего интересует Мюнцер, они хотят здесь, на месте, послушать, чему он учит народ.

Злое лицо курпринца и насупленная физиономия герцога не предвещали ничего хорошего. Канцлер Брюкк говорил подчеркнуто холодно. Магистр Мюнцер до сих пор не утвержден в должности. Как стало известно, он подстрекает людей к непокорности.

Брюкк повторил, что герцог и курпринц желают присутствовать на проповеди, которая бы происходила, разумеется, не при закрытых дверях, — они хотят слушать Мюнцера вместе с альштедтцами. Хитрецы! Они думают не остаться в накладе, даже если он, убоявшись кары, обуздает свою воинственность и заговорит в миролюбивом тоне — пусть, мол, альштедтцы увидят, что властитель их дум лицемер и жалкий трус.

Конечно, он может избрать для проповеди какую-нибудь безобидную тему и обойти все острые углы — он не заденет князей и не прогневит их. Но что скажут люди, которых он постоянно учит самоотверженности и мужеству?

Пробил час испытаний. Станет ли Мюнцер трусливо отрицать, что проповедует насильственный переворот, или наберется неслыханной дерзости и бросит прямо в лицо князьям требование низлагать и истреблять тиранов?

У него было время хорошенько подумать. Герцог Иоганн объявил, что дела заставляют его торопиться в Хальберштадт и проповедь Мюнцера он послушает на обратном пути, через несколько дней.

Томас понимал, что если он просто умолчит о главном, то и тогда люди заслуженно упрекнут его в малодушии. Отрицать суть своих воззрений он не может и не хочет! Основа его учения — мысль о насильственном перевороте, который будет осуществлен самими людьми. Здесь корень его расхождений с Лютером. Именно этому он и посвятит свою проповедь.

Да, он призывает к низложению тиранов. Но он не отступает от духа библии: правителей, которые противятся божьей воле, следует уничтожать. Князьям предоставлен выбор. Если они не хотят быть сброшенными с престола, они должны помочь народу избавиться от притеснителей.

Он использует для своей проповеди вторую главу книги пророка Даниила. Он не случайно выбирает этот отрывок. Веские тому есть причины: Лютер часто ссылается на Даниила, который пророчествовал, что последнее земное царство, по мысли Лютера, современное общество, царство Антихриста, будет повержено без содействия рук.

Разве Мюнцер из тех, кого легко напугать? Он любит ветхозаветных пророков: они не страшились ни разверстой пасти кита, ни львов рыкающих, ни царей разъяренных. Неужели же он, новый Даниил, оробеет перед герцогом Иоганном, который не очень-то похож на грозного владыку вавилонского?

Зал альштедтского замка был полон. Впереди, на почетных местах, сидели герцог Иоганн, курпринц, канцлер Брюкк, их советники и приближенные, шоссер, шультейс, за ними члены магистрата, а еще дальше всегдашние слушатели Мюнцера — рядовые горожане.

Он начал с того, что прочел из библии и перевел на немецкий язык отрывок из Даниила. Навуходоносору, царю вавилонскому, приснился сон. Никто из тайновидцев и гадателей не знал, что видел царь во сне. Разгневавшись, Навуходоносор повелел было перебить всех мудрецов, когда в его чертоги явился пророк Даниил. Он рассказал и объяснил царю его сон: Навуходоносор видел огромного истукана, который был сработан из различных металлов и глины. Но вот от горы без содействия рук оторвался камень и ударил по ногам истукана. «Тогда все вместе раздробилось: железо, глина, медь, серебро и золото сделались как прах на летних гумнах, и ветер унес их, и следа не осталось от них: а камень, разбивший истукан, сделался великою горою и наполнил всю землю». Отдельные части истукана, пророчествовал Даниил, означают царства, сменяющие друг друга. Одно лишь царство божие, которое начнется по разрушении всех остальных царств, будет вечным. Навуходоносор поклонился Даниилу и поставил его главным начальником над всеми мудрецами вавилонскими.

Голос Мюнцера наполнял весь зал, голос суровый и громкий. Мир находится в ужасающем состоянии. Церковь, бывшая при апостолах чистой девственницей, очень быстро стала распутнейшей прелюбодейкой. Книжники превратили Христа в идола, в чучело, в намалеванного человечка. Теперь он для всего света не больше, чем тряпье, о которое вытирают ноги. У турок, язычников и евреев есть все основания издеваться над нами и считать нас за глупцов, раз мы ничего и слышать не хотим о духе Христовом.

Вавилонские чародеи и гадатели, доказавшие свое бессилие, были подхалимами и льстецами. Они привыкли говорить только то, что нравится господам. Так и в наше время уступают книжники, которые при дворах правителей урывают самые жирные куски. А «Брат Любитель сладко пожить» еще находит этому оправдание! Томас не называл имени Лютера, но всем было ясно, в кого он метит.

Надвигается час великих перемен. Необходимо изменить весь уклад жизни! Близится конец пятого мирового царства, о котором говорил пророк. Томас по-своему толковал Даниила. Первым было вавилонское царство, вторым — царство мидян и персов, третьим — царство греков, четвертым — царство римлян. А пятое царство то, которое у нас перед глазами, — частично создано из железа, но оно на глиняных ногах — в нем процветает насилие и кишмя кишат притворщики. Повсюду лицемерие. А тех, кто не хочет обманывать и плутовать, считают круглыми дураками.