Томас не стесняется в выражениях. Нет, присутствие князей не вынудит его угодничать. Это он предоставит Мартину!

«Теперь прекрасно видно, — гремит его голос, — как угри и змеи сообща грешат в одной куче. Змеи — это попы и все злодеи клирики, а угри — это светские господа и правители!» Напрасно прислужники дьявола обмазали себя глиной, чтобы под христианской маской скрыть свое истинное лицо. Это им не поможет.

— Ах, любезные господа, как славно всевышний будет колотить эти старые горшки своей железной клюкой!

Томас смотрит на герцога. Иоганн то поднимал удивленно брови, то хмурился. Мину неудовольствия сменяло выражение беспомощности, досада уступала место сосредоточенному вниманию. Этот одержимый, словно ветхозаветный пророк, не страшась кары, бросает в лицо правителям, что старый мир доживает свои последние дни. А вдруг именно ему господь открыл истину? Иоганн в нерешительности. Все кругом так непрочно. Пришло время тревоги и неуверенности. Не стоит ли мир перед великими переменами, о которых твердят астрологи и вещуны? Со всех сторон идут слухи о небесных знамениях, реки нежданно-негаданно выходят из берегов, осенью вторично зацветают деревья, людей косит страшнейший мор. А сколько разных учений, сект! И каждый уверяет, что слово божье с ним. Все чаще раздаются голоса, будто господь хочет, чтобы власть была передана простому народу. Глупые побасенки? Но об этом говорят так упорно. Даже сам курфюрст в смятении. Он заявляет, что не будет противиться богу, скорее все бросит и, взяв посох, пойдет странствовать. Воистину, кто знает, что будет завтра?

Альштедтцев упрекали, продолжает Мюнцер, что они сожгли маллербахскую часовню. Шума было много, и зря. Томас очень далек от того, чтобы приносить извинения или сожалеть о случившемся. Он оправдывает подобные поступки. Нет сомнения, что и Христос разбивал бы иконы. Книжники утверждают, что апостолы не разрушали языческих храмов. О эти буквоеды, опять они носятся со своей пергаментной библией! Если там чего и нет, то разве это основание потворствовать злодеям? Исходить надо не из буквы, а из духа. Апостол Павел терпеть не мог идолов и наверняка не остановился бы перед разрушением капищ. Надо отказаться от одного из двух: от настоящей веры или от идолопоклонства.

Мюнцер возвращается к Даниилу. Книжники, ссылаясь на пророка, учат, что Антихрист будет уничтожен без содействия рук. За их наисладчайшими словесами кроется ложь! Людям остается только ждать и верить, крепко верить и терпеливо ждать. Низкий обман! Камень, о котором говорил Даниил, — это дух Христов. Им и преисполнены люди, чьими руками будут повержены все нечестивцы. Если земля обетованная и была завоевана не мечом, а силой господней, то ведь меч — средство, без которого не обойтись. Чтобы жить, необходимо пить и есть. Чтобы покончить с царством зла, необходимо применить насилие.

Настойчиво обращается Мюнцер к князьям:

— Не верьте подхалимам попам. Вы тоже можете помочь установлению истинно христианских порядков, а они хотят помешать. Да, камень, который уничтожит царство зла, оторвался от горы и неудержимо катится вниз. Бедные миряне и крестьяне видят это гораздо яснее, чем вы. Властители, ополчающиеся на защитников Евангелия, будут изгнаны собственным народом. Я это знаю наверняка!

— Народ разгневан. Если князья не хотят быть изгнаны, то должны действовать ему на пользу. Если вы желаете быть слугами бога, а не дьявола, то помните о своих обязанностях по отношению к народу и устраняйте его врагов.

— Но, любезные, не выкидывайте перед нами плоских трюков и не уверяйте, что сила господня совершит это и без вашего содействия мечом! — В голосе Мюнцера слышалась угроза: — Смотрите, так недолго и потерять власть! Книжники могут говорить вам что угодно, — Христос сказал достаточно ясно: «Дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь!» Поймите правильно это повеление. Если враги, которым будет предложено подчиниться, не пожелают этого сделать, то их следует беспощадно истреблять. Не оставляйте дольше злодеев, в живых! Ибо люди, творящие зло, не имеют права жить!

Он весь горел. Иоганн поежился: «Помилуй, господи!»

— Безбожных правителей, и особенно попов и монахов, которые называют борьбу за подлинное Евангелие ересью и все же выдают себя за примерных христиан, надо убить!

Князья, коль они не на словах, а на деле признают Христа, должны способствовать искоренению нечестивых. Это не просьба — это требование. Если они ему не последуют, то лишатся власти — меч будет у них отобран!

Герцог сидел, опустив голову. Его подавленное настроение передалось и Брюкку. Курпринц зло покусывал губы. Когда Иоганн встал и обернулся, все заметили его растерянность.

Никто из присутствовавших в зале альштедтского замка не высказал Томасу ни слова осуждения. Он обратился к канцлеру с просьбой разрешить напечатать проповедь. Недавно магистрат, уступая Мюнцеру, постановил, что город нуждается в типографии, и выделил ссуду в сто гульденов печатнику Рейхарду.

Издать проповедь? Князья выслушали ее до конца и не выразили своего несогласия. Брюкк не стал возражать. Пусть печатает, но только он должен пообещать — и обязательно в письменной форме, — что впредь будет представлять все свои сочинения на цензуру в Веймар.

А что касается его учения, канцлер развел руками, то герцог не считает себя достаточно сведущим в богословии, чтобы судить, сколь соответствует евангельской истине призывы изничтожать безбожных. Поэтому он желает, чтобы магистр Мюнцер изложил свои взгляды в Виттенберге, перед профессорами теологии.

А. Дюрер. Крестьяне на рынке.

Иост Амман. Красильщик.

Перед этими заядлыми книжниками и только перед ними? Мюнцер решительно отказался. Опять ему навязывают диспут в закутке. Он, конечно, готов защищать свое учение, но лишь всенародно. Надо созвать на диспут и католиков, и турок, и язычников. Он ставит это непременным условием. Если Иоганн действительно жаждет выяснить правду, то пусть всех их соберет.

Он никогда не угодничал перед правителями. Даже обещание присылать свои работы на цензуру звучало не особенно смиренно: «Меня порадует, если вы позволите выходить моим книгам в свет, если же воспрепятствуете, то я препоручу это воле божьей».

Герцог Иоганн не задержался в Альштедте. Препротивнейший городишко! Дерзкие мастеровые, с великой неохотой снимающие шапки, и Мюнцер, то ли безумец, помешавшийся на борьбе с нечестивыми, то ли новый Даниил, которому открыто грядущее.

Вереница всадников проехала по узеньким улицам — разодетые герольды, важные советники, надменные рыцари, ленивые ландскнехты. Шоссер провожал герцога далеко за городские ворота.

В типографии Ганс Рейхард торопливо набирал «Проповедь перед князьями».

Вокруг Альштедта уже целый год продолжались гонения на людей, посещавших проповеди Мюнцера. Они усилились, когда стало известно об альштедтских беспорядках и о создании какого-то союза. Теперь от запретов и угроз власти перешли к крайним мерам: сторонников Мюнцера начали бросать в темницы, мучить, подвергать штрафам. От них требовали, чтобы они клялись не ходить больше на сатанинские сборища. Кое-кто заколебался: кому охота терять имущество и гнить в вонючих подвалах. Власти особенно свирепствовали в Зангерхаузене.

Мюнцера очень встревожили эти события. Надо было внушить людям мужество: они ведь не одиноки, повсюду множатся ряды «избранных». Он писал им, что создано уже больше тридцати союзов. Во всех концах страны скоро начнется игра! Нам ли падать духом? Это удел тиранов — они будут вырваны с корнем.

Властям Зангерхаузена Мюнцер послал письмо, полное угроз. Да, он говорил, что не даст спуску врагам, и намерен их перебить. Он не остановится, пока они не будут повержены, даже если они и очень важные птицы. «Говорю вам со всей серьезностью, если вы не одумаетесь, то я больше не стану удерживать людей, которые хотят взять вас в работу».